Если «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского до сих пор считается одним из лучших учебных пособий по судебной психиатрии, то роман-сказку «Незнайка на Луне» экономисты называют самым ярким учебником по политэкономии, разъясняющим с детской простотой понятие «рыночные отношения». О взрослой подоплёке знаменитой сказочной эпопеи великого детского писателя Николая Носова рассказывает доктор филологических наук Юрий ЗОБНИН.
Незнайка и Карибский кризис
Когда настоятель (декан) Дублинского собора суровый гражданин и великий сатирик Джонатан Свифт создавал свою эпопею о приключениях Лемюэля Гулливера, он меньше всего ожидал, что его мрачные гротески, высмеивающие всё и всех, сделаются «детским чтением». Ещё меньше рассчитывал на детскую аудиторию прожжённый политик-авантюрист Даниэль Дефо, интерпретируя нашумевшую историю Александра Селкирка в рассказе о жизни и необычайных приключениях Робинзона Крузо.
В Николае Носове больше всего поражает то, что он, помимо прочего, является ещё и талантливым детским писателем. Повести «Весёлая семейка» (1949), «Дневник Коли Синицына» (1950), «Витя Малеев в школе и дома» (1951) и рассказы
Между тем «детским» периодом творчества Николая Носова я бы назвал лишь ранний этап, это разбег перед созданием грандиозной трёхтомной эпопеи о Незнайке и его друзьях — «Приключения Незнайки» (1954), «Незнайка в Солнечном городе» (1958), «Незнайка на Луне» (1965). Эти произведения если и могут быть ассоциированы с детской литературой, то лишь постольку, поскольку могут быть с ней ассоциированы приключения Гулливера или Робинзона Крузо.
Имеет смысл представить себе исторический фон, на котором Николай Носов создавал свои весёлые рассказы о приключениях коротышек.
5 марта 1953 года умирает Сталин, и сразу же в Кремле начинается яростная борьба за власть, завершившаяся арестом в июне и расстрелом в декабре того же года «антипартийной группы Берии» и неожиданным для всех избранием Хрущёва первым секретарём ЦК КПСС. В 1954 году издаётся роман Эренбурга «Оттепель», давший название наступающей эпохе советского либерализма. Вот
1959 год — кульминация хрущёвской оттепели с её «неокоммунистической романтикой». 27 января открывается внеочередной XXI съезд КПСС, с трибуны которого Хрущёв заявляет о полной и окончательной победе социализма в СССР и вступлении страны в период развёрнутого строительства коммунизма. Соответственно, и носовский Незнайка попадает теперь в «Солнечный город» (правда, не к добру).
В 1962 году мир сотрясает Карибский кризис, сделавший очевидным «холодное» военное противостояние сверхдержав — СССР и США, противостояние социалистической и капиталистической систем, могущее в любой момент перейти из «холодного» в «горячее» состояние. Это противостояние проходит на фоне безудержного штурма космоса, кульминациями которого стали полёт Гагарина в
О пользе маленьких размеров
Как признавался сам Носов, на идею «мира коротышек» его навело чтение книжки русской детской писательницы Анны Хвольсон «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков», изданной в 1883 году. Эта книга была написана по мотивам популярных в последней четверти XIX века комиксов американского художника-карикатуриста Палмера Кокса, создавшего «маски» Незнайки, Знайки и Мурзилки отчасти в развлекательных, отчасти — в коммерческих целях (его человечки стали рекламным инструментарием фирмы «Кодак»). Собственно, сюжеты обоих источников (очень наивные) были проигнорированы Носовым, однако сама идея героев-коротышек была осмыслена им с глубокой психологической и философской основательностью.
Действительно, герои Носова — маленькие люди в самом прямом, физическом смысле (если верить «системе мер» у коротышек, о которой упоминается как в романе о Солнечном городе, так и в сцене допроса Незнайки в «лунной полиции», средний их рост около семи сантиметров), а известно, что масштаб имеет свойство влиять на восприятие. Острые проблемы «большого мира», будучи спроецированными в «микромир», теряют в глазах подавляющего большинства читателей свою остроту. Так, например, все они признают трагизм смерти вообще, однако же неуловимо дифференцируют степень этого трагизма, если речь идёт о смерти, допустим, «большого» и «малого» животного (собаки и мыши). Интерпретируется ли как трагедия смерть муравья? И может ли быть назван убийцей убийца мухи?
Представим на секунду, что рост Незнайки и его друзей (и недругов) стал соответствовать обычному человеческом росту… Ведь коротышки Носова, при всей их ребячливости, не дети. Какой же «ребёнок», например, Пончик с его «лунным бизнесом» — торговлей солью, на которой он сначала (вполне в духе «лихих
Будь Пончик нормального роста, его история неумолимо обратилась бы в некую обогнавшую время «сагу о новых русских». И было бы явно не до смеха, прежде всего самому Николаю Носову. Интересно, долго бы он протянул «на воле», описав в 1954 (!) году в СССР «приключения Незнайки и его друзей»… нормального роста?!
Ведь о чём идёт речь в этой книге? В правильно организованное общество честных трудовых коротышек, как веяние «оттепели», врывается «несознательный элемент», обладающий ярко выраженной творческой и человеческой индивидуальностью, — Незнайка. Характерно, что имя главного героя, в отличие от имён окружающих его обитателей Цветочного города, никак не связано с какой-либо чертой, определяющей роль его носителя в коротышкинском «общежитии» (Винтик и Шпунтик, доктор Пилюлькин, Ворчун, Авоська и Небоська и т.д.). «Он знает только то, что ничего не знает», — можно, конечно, перефразируя Омара Хайяма, сказать про Незнайку, но уж больно глубоким получается такое определение.
Как богато одарённая творческая личность, Незнайка ищет самовыражения в художественной деятельности, опрокидывая все представления обитателей Цветочного города о назначении искусства:
«Знайка шёл гулять на речку,
Перепрыгнул чрез овечку.
— Что? — закричал Знайка. — Когда это я прыгал через овечку?
— Ну, это только в стихах так говорится, для рифмы, — объяснил Незнайка.
— Так ты
— Конечно, — ответил Незнайка. — Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть«.
Но коротышки привыкли к другой, «реалистической» поэзии!
«Муравьишка тоже грустен,
Тоже любит погулять…
Хватит с ними мне возиться —
Надо книжку почитать.
— Очень хорошие стихи, — одобрил Гусля. — В них говорится не только о комаре, но и о том, что надо книжку читать. Это полезные стихи.
— А вот ещё послушайте, — сказала поэтесса и прочитала стихи, в которых говорилось уже не о комаре, а о стрекозе и которые кончались уже не словами о том, что надо книжку почитать, а о том, что «надо платье зашивать». Потом последовали стихи о мушке, которые кончались словами о том, что «надо руки умывать». Наконец были прочитаны стихи о том, что «надо полик подметать».
Уму непостижимо, как «убойно» действовало «обаяние малости» на советских цензоров. Неужели же было непонятно, что, создавая жуткие, «экзистенциально-герметические» экзерсисы Незнайки («Торопыжка был голодный / Проглотил утюг холодный!»), Носов публично издевается над Союзом советских писателей с его доктриной социалистического реализма?! Так ведь не только над ним одним…
«Когда все уснули, Незнайка взял краски и принялся всех рисовать… К утру он развесил эти портреты на стенах и сделал под ними надписи… Самым последним проснулся художник Тюбик, который по обыкновению спал дольше всех. Когда он увидел на стене свой портрет, то страшно рассердился и сказал, что это не портрет, а бездарная, антихудожественная мазня. Потом он сорвал со стены портрет и отнял у Незнайки краски и кисточку».
Ой как часто «отнимали краски и кисточки» у художников СССР соответствующие советские органы! И именно с такой формулировкой.
«Незнайка пошёл на улицу и стал играть возле соседнего дома, но соседи попросили его не шуметь под окнами. Тогда он пошёл к другому дому — его и оттуда прогнали. Он пошёл к третьему дому — его стали и оттуда гнать, а он решил им назло играть и играть. Соседи рассердились, выбежали из дома и погнались за ним. Насилу он убежал от них со своей трубой.
С тех пор Незнайка не играет больше на трубе.
— Моей музыки не понимают, — говорил он. — Ещё не доросли до моей музыки. Вот когда дорастут — сами попросят, да поздно будет…«
Так долго бы протянул на свободе Николай Носов, вытянись его Незнайка хотя бы до метра семидесяти?
Пророчества Николая Носова
Как показывают две последующие книги Носова, соприкосновения с Незнайкой не выдерживают ни коммунизм, ни капитализм.
«Солнечный город» (не Кампанеллы, а Носова) до появления в нём Незнайки с волшебной палочкой жил правильной коммунистической жизнью. Он развил — в полном согласии с теорией классиков марксизма — свои «производительные силы до такого состояния, когда можно было реализовать принцип: «от каждого по способности, каждому по потребности». Чего стоит одна увиденная Незнайкой, Кнопочкой и Пачкулей Пёстреньким картина работы автоматизированных тракторов с дистанционным управлением, точно сошедших с агитационных советских плакатов о светлом будущем. Но оказывается, что сотни таких «правильных» и «хороших» жителей Солнечного города только и ждут взмаха волшебной палочки, чтобы… стать неразумно ликующими животными, «ослами, превращёнными в людей», — «ветрогонами».
Возникший вдруг в исключительно «духовной» коммунистической идиллии соблазн «животных удовольствий» за несколько дней не оставляет от Солнечного города камня на камне. И вот уже на площадях его играют оркестры («один из коротышек играл на консервной банке, другой пел, третий пищал, четвёртый визжал, пятый хрюкал»), а что творится за стенами этих площадей — может представить себе любой «взрослый», переживший 1991 год. И вот уже Незнайка сокрушённо беседует с являющейся к нему по ночам Совестью: «В городе так плохо стало… А ведь как хорошо было, пока ты не появился тут со своей волшебной палочкой!».
Просто поразительно, что Носов заставил своего Незнайку сначала разочароваться в коммунизме Солнечного города, а только потом — в капитализме Луны. Ведь тогда, когда создавалась трилогия о Незнайке, в
Вот только какую же революцию устраивают на Луне его коротышки?
Юрий ЗОБНИН
