Когда пришло бабье лето, все ринулись в парки. Философы ничем не хуже, тоже гуляют, любуются луной. Вот и я залюбовался, задумался, первична ли идея ее мистического света по Платону, если это отраженный свет солнца; но тротуар внезапно закончился, и острая боль прервала мои размышления… Так мир платит за невнимательность к нему.
Говорят, что философия началась в античности. Некоторые даже уверены, что с некоего Фалеса Милетского. С ним была почти такая же история, как с моей ногой, которая сейчас прочно замотана бинтами и болит. Он упал в колодец, пока смотрел на звезды, а какая-то служанка смеялась над ним, мол, все на небо смотрит, а того, что под ногами, — не замечает. Большая философская ирония выходит: прошло больше двух с половиной тысяч лет, а прогресса никакого. Полное игнорирование реальности и бесконечный полет фантазии.
Апробация мысли
С другой стороны, кажется, что мы знаем о мире сейчас гораздо больше, чем знали какие-нибудь Анаксимандр или Анаксимен. Если кто-то скажет, что все в мире состоит из воды или из воздуха, то ему в ответ просто кинут ссылку на статью «Википедии» про клеточные структуры, атомы, кристаллические решетки, а потом ехидно заметят, что кто-то перечитал фэнтези. У наших древних, с другой стороны, были проблемы гораздо серьезнее, чем нам кажется. Они вообще не знали, с чего начать. У нас есть хотя бы «Википедия», где написано черным по белому, что Гераклит считал началом всего огонь, а Демокрит — атом. Древние же знали только передававшиеся из уст в уста сказания. Это было почти единственное нематериальное наследие, в этом зиждилась их культура — почти единственный их опыт поколений. И мало кто задумывается, какое великое мыслительное усилие нужно совершить, чтобы из мифа породить логос, чтобы полурелигиозная легендарная история, которая описывает мир, превратилась хотя бы в связное доказательство, объясняющее устройство мира. Давайте заглянем немного глубже в эту историю.
Допустим, у нас есть четыре стихии. Мы даже согласимся, что в некотором смысле из их соединения в разных формах состоит все вокруг. Но как решить, какая из них была первая? Что вообще заставило их соединяться и почему они возникли? Такими вопросами задавались первые философы античности. Они хотели найти природное начало, из которого все рождалось, источник мира. Но ценность их размышлений, самых сложных, наверное, размышлений в истории человечества, сводится к тому, чтобы дать росток новым, в том числе моим.
Увидев в спорах о воде и огне только переливание из пустого в порожнее, следующее поколение философов решило (уже из горького опыта), что эти споры — залог быть осмеянным последней служанкой. Здесь в первый раз и сработал механизм, благодаря которому философия безудержно удаляется от того, что у нас под ногами, благодаря которому мифический космос сменился всеохватывающим, умозрительным бытием. Этим механизмом человек пользуется всегда, даже когда выбирает кофе в автомате, но философия вырвала его с корнем из земли и обратила к звездам: философы больше не пытались найти корень, они хотели обозреть целое. Сейчас это называют наращиванием рефлексии.
Чтобы выпить кофе, надо решить, по какому критерию мы будем его выбирать. Кто-то ориентируется на цену, кому-то важно, чтобы в составе были сливки, кто-то хочет покрепче… По сути, точно так же вели себя Анаксимандр, Гераклит и остальные. У них не было объективных причин, но были лишь критерии, по которым они выбирали начало. Эту обоснованную вкусами и воображением ругань прервали новые титаны мысли, от которых не осталось ничего, кроме жалких фрагментов. Например, поэма Парменида уже выходит на другой уровень абстракции. Она отрывается от природы, от стихий, в ее центре совсем не та вещь, которую мы встречаем среди других вещей, можем потрогать и затем подумать о ее свойствах. Бытие Парменида можно только помыслить.
Место мысли
Философия всегда делается командно. Даже одинокий аскет Диоген имел последователей, и до сих пор имеет. Поэтому споры — очень важная ее часть. Античная свобода дискуссий во многом помогла перешагнуть разом множество ступеней рефлексии. Риторика и майевтика тоже стали частью нашей культуры, поэтому можно сказать, что внешний аппарат философии всегда был в гармонии с ее внутренним усложнением, как бывает с самыми передовыми сферами знания. Если продукт компании отстает от рынка — компания теряет рейтинг и деньги. Философия прошла тернистый путь до наших дней, побывав и служанкой церкви, и служанкой истории, и служанкой государства. Но отстояла самостоятельность, продолжая создавать культуру по-своему.
Философы хотели решить спор о стихиях и ушли от природы. Точно так же мы поднимаемся на крышу дома, чтобы сменить ракурс и по-новому посмотреть на все известные и родные виды. Парменид избавился от эмпирического, заменил его умозрительным. Мы больше не трогаем листья, чтобы понять их суть, мы используем биологию, которая в книжках, в головах, в интернете. Кто-то считает, что, продолжая наращивать рефлексию, человек отдаляется от мира, а не познает его. Это породило первый философский раскол, невероятно значимый и до сих пор сохраняющийся.
Одни стремятся охватить как можно больше, другие стремятся найти мельчайшее, лежащее в основе. Если у ребенка спросить, что значит слово «быть», он может ответить, что «быть» - это такое большое, что все видят. Даже детям доступны простейшие философские выводы, на которые до нашей эры уходили тысячи лет.
Pro et Contra
Но есть и скептики. Конечно, куда без них. Я не про античных скептиков, типа Пиррона или Тимона. Я про тех, кто может прочитать несколько страниц «Физики» Аристотеля и с гневом отбросить книгу. «Философы — это балаболы и сумасшедшие» — как-то раз отрезал мой отец. Многие люди не то, что не видят смысла определять, когда началась философия, они вообще не считают философию значимой. Часто их аргументы можно свести к тому, что человечество и без нее прекрасно справляется.
Дело в том, что философия — это не наука, а философ — это не академическая должность профессора. Философ — это мыслитель. Еще в самом раннем моменте развития философии стало видно, что воображение идет рука об руку с рефлексией. Хотя сами философы смеются над парменидовским «бытие есть, небытия нет», придумывают шутки, но эта простая мысль повернула человечество от мистики чисел и риторики к математике и логике — нашим основным точным наукам. Абстракции позволяют строить мосты, историчность помогает структурировать опыт и знания поколений людей.
Легкое движение мысли, которое позволяет человеку отличить силуэт человека от силуэта дерева, стало таким же ручным зверем, как когда-то собака или корова. Достаточно нескольких интеллектуальных усилий, чтобы заглянуть внутрь себя и решить — интуицией ли, разумом ли, что есть, а чего нет. Для нас эта операция стала обыденной и простой, но есть в этой простоте заслуга и Фалеса, и Парменида, и Платона, и Плотина, и Декарта, и Канта, и Гегеля… Нет такого вопроса, на который философ не нашел бы своего вопроса. Ведь познание начинается с вопрошания, с интереса и удивления.
Можно отречься и забыть, что когда-то какой-то человек упал в колодец, потому что был слишком любопытен и неаккуратен. Но в каждом человеке теплится этот тончайший огонек, которому нужна всего парочка полешек, чтобы удивиться миру и спросить себя или кого-то другого: да что же это все значит? Многие говорят, философия начинается в античности, но она начинается всегда заново — в нас.
Роман Ливаров
