Оказалось, что фрагменты моей иерусалимской истории легко монтируются с фрагментами моей учебы в мастерской Рошаля. Моя кинолента состоит из этих двух взаимодополняющих автобиографических событий. В этом месте повторю очень важную мысль, которой Григорий Львович питал наше представление о профессии режиссера. «Расскажите мне кадрами свою историю». Мы имели право кадры нарисовать, описать словами, показать жестами. Мои раскадровки Рошаль принимал к рассмотрению в виде литературных описаний.
Иерусалимская история произошла через тридцать лет после института. Во время творческой командировки в Израиль мне предстояло снять хроникальные кадры Схождения Благодатного Огня в Великую Субботу. Благодаря профессии, мне довелось чудесным образом проникнуть в Гроб Господний! Бог устроил мне грешному эту награду! В мастерской Рошаля не было ничего лишнего, и не было ничего случайного. На мой взгляд, для обучения не хватало многого, но потом выяснилось, что всего было достаточно! Думаю, что каждому из своих учеников Рошаль дал столько, сколько вмещалось. И даже намного больше!
О былом приятно вспоминать, потому что по обыкновению вспоминается лишь приятное. Оказывается, что воспоминание неприятном тоже приносит пользу! Неприятности и погрешности у нас в мастерской иногда случались. Праведником не станешь без покаяния о своих грехах и пережитых неприятностях. Всякий праведник – это прежний грешник. Может быть и наоборот. Я не помню, чтобы Григорий Львович когото осудил или наказал. Он учил нас, что даже с самым отъявленным преступником можно поговорить приятно и с обоюдной пользою.
Не только в своей работе, но и во всей своей жизни чувствую, что Учитель всегда находится рядом. Учителей нам Бог посылает. Благодать божья через наставников и учителей обретается. Поэтому, поймите правильно, если бы не Рошаль в моей жизни, бы ни на какие съемки. Общался бы с Богом дома. Тогда для чего мне дарована была профессия?
Об Иерусалиме пишу в жанре свидетельства. Пишу, как научился писать литературные раскадровки в мастерской Рошаля. Навожу фокус на смысловые детали, на эмоциональные крупные и средние планы. Использую чувственные панорамы и всякие разные «штучки». Пытаюсь передать в повествовании еще и свои ощущения.
...Нас набралось около ста человек. Группу комплектовали руководители Фонда Андрея Первозванного и Центра Национальной Славы России. Здесь были священники и деятели культуры, общественные лидеры и православные меценаты, журналисты и даже министры. Благословение получили у патриарха Московского и Всея Руси.аэропорту Внуково, как в храме, состоялся молебен. Красиво звучала молитва епископа. Кто мог – подпевал. Я не мог, но церковнопение меня тронуло за душу и положительно настроило на предстоящий полет. Даже мысль возникла сентиментальная:что, если бы во всех наших аэропортах перед полетом совершали молебен?!
Не все знают о настоящей силе молитвы. Завтра в самолете я сам впервые так реально буду обескуражен неземной силой молитвы, что буду, буквально, потрясен на всю оставшуюся жизнь!
После молебна мы пошли на посадку. Через три часа самолет доставит нас в Тель-Авив. А еще через час мы на автобусе доберемся до Священной Земли!
Была московская пятница. Завтра будет иерусалимская суббота. Для иудеев – выходной день. А для всех православных христиан – Великая Суббота! Заканчивался Великий пост. По всему православному миру шли приготовления к празднику Светлого Христова Воскресения. Пасха в этот раз приходилась на первое мая…
Над Черным морем я раньше не летал. Оказалось, что оно похоже на чернильное пятно в моей тетрадке за четвертый класс.
В городе Сталинске, в начальной школе у нас были стеклянные и карболитовые чернильницы. Мы макали в них деревянной ручкой с металлическим пером с номером одиннадцать. Тетрадки были в клеточку и в линейку. Поля на странице мы чертили красным карандашом сами. Розовой или белой промокашкой подсушивали свеженаписанное. Фиолетовые чернила, на радость плохим пацанам, нестираемо пачкали все и всех вокруг. Дома влетало за кляксы на одежде. Это было счастливое время открытий! пятого класса началась эра синих шариковых авторучек. Почему-то в начале именно этой эры пришло взросление нашего поколения. Чернильное детство закончилось. Город Сталинск переименовали Новокузнецк.
...Мы летели над сине фиолетовым пространством Черного моря, разделяющим страны и обычаи. А может, объединяющим. Не знаю.этот момент было радостно, как в детстве: Черное море, Артек! Потом появилась желтокоричневозеленая суша и снова море, уже другое. Голубоватосинее Средиземное море для взрослых!
Когда полетели ниже, на море появились белые строчки: так с высоты выглядят корабли. По острию строчки угадывается их курс.кораблях разные люди передвигаются в пространстве по своим разным делам. С высоты не то чтобы людей, корабли не разглядеть. Я хотел увидеть все! И запомнить! Нос расплющил о стекло иллюминатора. Это – не белые строчки, и не корабли, везущие людей. Это люди, плывущие на кораблях. Люди расчерчивают своими кораблями морские пространства. У каждого свой путь и след.
Вокруг небольшого Средиземного моря живет очень много народов. Они круглый год загорают на морском пляже. Не как у нас в Сибири. Мы так не можем. Они к солнцу и теплу привычные, а наши люди солнцу лучше радуются! Да и живем мы просторнее.
Интересно, видели в тот момент люди внизу на морских кораблях хоть какую-нибудь строчку вверху, которую православные люди прочерчивали своим самолетом на небе между Москвой и ТельАвивом? хочу, чтобы образ Рошаля был представлен многомерно. Историки и биографы, к примеру, имеют право последовательно перечислить факты из жизни своего героя, назвать точные даты, сослаться на документальные первоисточники, подойти к образу разных сторон и по разному трактовать биографию. У них есть свои строгие жанры для такого случая. В кино последовательность повествования может утомить зрителя и погубить художественный строй фильма.
Не существует в литературе жанра раскадровки. Я выбрал для своих воспоминаний этот несуществующий жанр потому, что этим словом мы называли свои творческие отчеты для Рошаля. На столе между учителем и учеником лежала раскадровка. В камерной обстановке, или прилюдно обсуждались кадры, запечатлевшие события, мысли, параллельные ассоциации, мизансцены и прочие выразительные элементы.
В «Киноленте жизни» Рошаль рассказывает о различиях литературы и кинематографического повествования.
«По улице слона водили, как видно, напоказ…».
«В режиссерском сценарии эта строка займет, пожалуй, целую страницу. Ведь в этой фразе не в том дело, что по улице слона ведут. Здесь важно «как видно, напоказ». Интересно, как и кто водил, кто смотрел, что в это время происходило на улице. Но если бы Крылов все это написал – нарушилась бы литературная лаконичность и точность его басни».
