Глава IV

Глава IV

Продолжение

— Кто здесь? — раздался звонкий девичий голос.

Сергей как подкошенный рухнул на пол, вздохнул и, вытерев пот со лба, прошептал:

— Это Оля.
— Оля? Кто такая?

Свет в кухне наконец-таки зажегся, и на пороге кладовки возникла довольно миленькая девочка, которая подозрительно на нас посмотрела и рассмеялась.

— А что вы тут делаете?
— Гуляем.
— Гуляем…

Оля подошла ближе и изучающе меня рассмотрела.

— Ты сегодня приехал?
— Да.
— Наркоман?
— Почему сразу наркоман?
— А что у тебя глаза красные такие?
— Не знаю… Ммм, разница во времени, может…
— А синяки откуда?
— Какие синяки? А! Это гарлемское хлебосолье…
— Чего?
— Да так, пустяки.
— Ну, ладно, мальчики, у нас вечеринка в столовой. Хотите, присоединяйтесь.
— Хотим. Только через пять минут, хорошо?

Оля покачала головой и вышла. Мы озадаченно посмотрели друг на друга и вздохнули.

— Хорошая Оля!
— Теперь еще и раму вставлять!
— А ты говорил, тут девочек нету…
— И дверь вставлять!
— Да подожди ты с дверью. Вечеринка идет, рано пока вставлять.
— Ты представляешь себе, если нас поймают?
— Ммм… Конец?

Сергей замотал головой.

— Не, все, надо за Юрой идти!
— А это кто?
— Да из Минска тоже парень. Слесарь он тут или столяр. Maintenance, как и ты.
— Так он может дверь сделать?
— За пару бутылок пива — может.
— Пошли.
— Пошли.

Мы выбрались на улицу и зашагали к Юриному cabin, который находился недалеко от нашего.

— Так что он за парень-то, расскажи.
— Да нормальный парень, со своими причудами. По-английски только не говорит.
— Вообще не говорит? А как его сюда взяли?
— Да не, ну так, пару слов знает…
— Обо мне говорите? — из темноты внезапно выплыл какой-то парнишка, с резкими чертами лица и улыбкой до ушей.

Сергей оживился.

— Привет, Юр. Это Вова, это Юра.
— Привет.
— Привет.

Юра испытующе посмотрел на меня и заулыбался.

— А что вы тут гуляете, у нас вечеринка с девчонками. Я вот за „Ляписом“ ходил. Сейчас поставим. Пошли?
— Да не, Юр, у нас к тебе дело… Ты дверь можешь на место поставить? Мы ее сняли случайно…
— Какую дверь?
— Ну… От кладовки, в кухне…

Юра прищурился.

— Я вижу, у вас пиво?
— Ну, конечно! На вечеринку с собой и возьмем.
— Куда возьмем? — Юра сразу заволновался. — Вы с ума посходили все? Овец этих еще задарма пивом поить? Нет, значит так, пиво сами выпьем, а потом — на вечеринку.
— Там Оля есть.

Юра посмотрел на меня как на умалишенного.

— Вова, ты человек новый, многого не знаешь. Пиво сами пьем!
— А Оля?
— Да что ты со своей Олей? Оля — тоже овца.

Тут надо кое-что пояснить. Юра был человек загадочный. Не знаю, по какой причине, то ли из-за гипертрофированного логического мышления, то ли из-за поврежденной сетчатки глаза, но мир в Юриных глазах выглядел предельно просто. Все девочки для него делились на две категории: существовало меньшинство, которое, по его определению, «давало», и существовало большинство, которое давать Юре в упор не хотело. Так вот, это самое «недающее» большинство и попадало под определение «овцы». Были и нюансы. «Дающее» меньшинство тоже, в свою очередь, делилось на две категории: девочки с претензиями и девочки без претензий. Девочки с претензиями тоже получали на лоб клеймо и ссылались навеки в овечье гетто. В этом-то и заключался Юрин талант. Ему не надо было пробовать, ошибаться и мечтать. Овцу Юра распознавал сразу и безошибочно. И что бы потом бедная девушка не делала, на какие бы подвиги она ни шла, ничто уже было не в силах смыть с нее этот пресловутый овечий позор.

В общем, переубеждать фанатика — дело, как вы знаете, безнадежное. Мы наспех выпили пиво, вставили дверь на место и дружно ввалились в столовую, в которой, развалившись на стульях, сидели три различной привлекательности девочки. Помимо Оли там были Наташа (крупная, вальяжная деваха из Москвы) и Вера (маленький забитый зверек, бредящий ВГИКом и театральными капустниками). Юра, долго не раздумывая, поставил «Ляписа», и мы, усевшись за столом, начали вести непринужденные разговоры, из которых стало ясно, что Оля — лагерный старожил, приехала в Америку еще в апреле, прожив перед этим полгода в Ирландии. Олечка была девушкой активной. Днем она работала в лагере (пекла пирожные), а вечером убегала в город, стоять на кассе в маленькой сигаретной лавке… Наташа, студентка юридического, приехала в Америку с простой, дешевой целью: найти себе мужа. Ну, а Верочка, над своими поступками не задумывалась. Ветер перемен благополучно перенес ее через океан, чему она была рада, а что дальше… Дальше — это будет потом, а значит, зачем об этом думать?

Опутав впоследствии Веру туманом моего кинопрошлого, я очень расположил ее к себе, что позволило мне в дальнейшем есть в неограниченных количествах мороженое (Вера была ответственной за холодильники).

В общем, ночь была плодотворной и веселой. Все мы были вдали от дома, а потому относились друг к другу особенно бережно и внимательно, за исключением, мрачного как тучи, Юры, который, беспрестанно раскачиваясь на стуле, бормотал про себя, как мантру, грозное слово «овцы».

Слово за слово, так вот, я думаю, мы бы и просидели до самого утра, если бы не орущий о звезде Альдебаран «Ляпис», который разбудил и привлек в столовую двух весьма оригинальных людей.

Первым появился старик Берни, который заслуживает особого упоминания. Старый хиппи, побывавший на всех фестивалях и акциях протеста, был очень необычным американцем. Мышление его было гораздо шире непрогибаемых американских рамок. Взять хотя бы странную, непонятно с какого перепуга возникшую любовь к России. Интересовало его практически все: история, политика, культура; особенно, неизвестно по какой причине, старик балдел от «Ляписа Трубецкого». «Меня всю жизнь учили бояться России, — бормотал он, — бояться атомной бомбы, медведей и бородатых людей в ушанках. Какая чушь! Нет, если и стоит бояться кого-то, мальчики мои, так это fucking китайцев. Они везде, они выживают в любых условиях, и их ничем не остановить. Рано или поздно война с Китаем непременно случится, мои дорогие…»

Все мы считали Берни серфингистом: человеком, поймавшим свою волну и мчащимся на этой волне по жизни, впрочем, всему было свое объяснение. Жизненный путь старика был весьма трагичен. Прочитавший кучу книг и объездивший пол мира, Берни пытался и детей своих воспитать в таком же ключе. Дождавшись пока его девочки достигнут восьми и десяти лет, Берни взял кредит в банке и повез их в кругосветное путешествие, с целью привить им любовь к окружающему миру, которая и позволила бы детям вырасти в полноценные, свободные от идеологических и культурных догм, личности. Может, так бы оно и вышло, да только во время путешествия по Бразилии, машину Берни занесло на грязной от ливня дороге, закрутило и бросило в овраг. Девочки погибли, а старик полгода провел в реанимации… Далее последовал развод с, убитой горем, женой, потеря работы и т.д и т.п. Долгие-долгие годы Берни топил в дешевом виски чувство вины, пока наконец на горизонте не замаячила тюрьма за невыплаченный банку кредит. Последние десять лет старик работал по восемнадцать часов в день, крутясь как белка и отсыпаясь (три, если повезет, четыре часа в день) в собственной машине…

Итак, разбуженный «Ляписом», Берни вошел, шатаясь, в столовую и с грохотом опустился в кресло.

— Don't bother, fellows! I just have a seat here and listen Lyapis Trubetski, if you don't mind.

Конечно же, мы не возражали. Все русскоязычное население лагеря относилось к старику с большим уважением. Даже «нигилист» Юра — и тот шепотом пожалел, что для Берни не осталось пива. Вертясь вокруг него, Юра на ломаном английском пытался узнать, какую песню Берни хочет послушать, и страшно злился, что тот его не понимает. В конце концов, старик закачал головой и с трудом пробормотал:

— There is a song… Lyu… Lyubov pri… Lyubov pri la-la-la-la-la… This one, ye!
— Любовь приходит летом в платьице зеленом…
— Ye, ye, v pla-la-la zelyonom! That's it! That's it! Oh!

Берни откинулся на спинку кресла и закатил от восторга глаза. Мы же решили ему не мешать и, отойдя в сторонку, расселись опять по своим местам. Это не помогло. Старику так и не довелось послушать песню до конца, потому что дверь в кухню резко распахнулась и пропустила вперед маленького, подвижного, похожего на Мартина Лоуренса негра:

— What the fuck are you doing in here?
— Вот черт, Кевин…

Юра подскочил со стула и выключил магнитофон.

— That's my stereo, you got it?! That's my kitchen, you got it?! And you are not supposed to be here, got that? Get the hell outta here!

Мы поднялись и, не говоря ни слова, пошли к выходу.

— Hey, you! — негр тронул меня за плечо, — when the hell did you come?

— Tonight.

— Tonight! — негр почему-то жутко разозлился, — there's one simple rule here: you don't come to the kitchen without my permission, got that? — проорал он, плюя мне в лицо.

Я развернулся и пошел к двери.

— GOT THAT?

Негр в ярости затопал ногами:

— Fucking asshole! FUCCCKING ASSHOLE!

Выскочив на улицу, я встал как вкопанный и от растерянности не мог произнести ни слова. Девочки хором сразу принялись меня утешать:

— Вова, не переживай. Это Кевин, он тут начальник на всей кухне. Такая зараза!

Сергей внезапно издал какой-то утробный звук и пробормотал:

— А что если бы он нас застукал?

Мы захохотали.

— Ну, что делать-то теперь будем? — напряглась внезапно Наташа. — Спать пойти, что ли?

— Пошли спать, — Оля взяла Наташу с Верой под руки, — мальчики, хороших снов.

— Вам того же.

Девочки развернулись и в одно мгновение скрылись в темноте. Юра долго всматривался в их сторону, а потом, сплюнув на землю, процедил:

— Овцы!.. Я тоже спать пошел.

Мы с Сергеем, хохоча, добрались до своей пустой cabin (компанейский скунс скрылся куда-то, не выдержав одиночества) и завалились по кроватям.

Продолжение следует…