Глава IV

Глава IV

Продолжение

На следующее утро мне было очень плохо. Не просто плохо, а катастрофически плохо. Голова болела, глаза слипались, и все, что мне хотелось, это проваляться в кровати, по крайней мере, до обеда. Не тут-то было: в половине восьмого утра к нам в комнату заскочил какой-то америкашка и глухим техасским акцентом пробубнил, что если мы не поторопимся, то пропустим завтрак. С трудом поднявшись с постелей, мы добрались до столовой и разочарованно посмотрели друг на друга.

— Что, тут всегда завтрак такой?

— Всегда… Обед вот еще ничего, а на завтрак я вообще часто не хожу.

— М-да… Интересные дела!

Выбор блюд в лагере явно не блистал разнообразием. Доминировала яичница, которая подразделялась на яичницу простую и на многочисленное семейство омлетовых. Далее следовали тосты с джемом, йогурты, похожие на желеобразный бензин, и многочисленные хлопья с молоком. Завершали эту пирамиду чай или кофе.

Гораздо интереснее выглядели посетители сей столовой: персонал лагеря, который в силу пресловутого национального самосознания делился на многообразные группы и подгруппы.

Ближе всего к выходу сидели австралийцы, которые выполняли в лагере роль циркачей. Прямо посреди лагеря в небо вздымалась невысокая трапеция, на которой эти австралийцы и висели гроздьями с утра до вечера в тщетных попытках привлечь к своей полезной профессии хоть горсть американских детишек.

За следующим столом восседали канадцы, которые в основном проводили весь день у озера, попивая пиво, замаскированное под пакетики сока, и лениво наблюдая за никак не желающими тонуть детьми. Далее следовали англичане, работающие либо вожатыми, либо чиновничьими звеньями между начальством и простыми рабочими муравейчиками, вроде нас с Сергеем. Ну и, наконец, у самой дальней стены, находилась «маленькая Россия», которая насчитывала с десяток мойщиков посуды, поваров и плотников.

Существовали также и промежуточные звенья: уборщики, чехи и болгары, которые трогательно и наивно стремились стать «своими» среди англоязычного персонала… Ах, да! Был в лагере и свой местный парадокс: высокий прыщавый голландец с крашеными ярко-красными волосами, который не делал ничего, кроме как ел, спал или курил марихуану, прячась в камышах у озера. Голландцу было ровным счетом наплевать, где сидеть, он садился то за один стол, то за другой, ни с кем не разговаривая и не реагируя на вопросы. Такая вот интересная компания…

Я взял себе один из омлетов и присел на краешек пустого стола. Сергей же, непонятно по какой причине, вел себя очень странно. Бегая взад-вперед, он крутил во все стороны головой и подавал мне непонятные знаки. В конце концов ему это надоело, и он подошел к столу.

— Что, так и не видел?
— Чего?

Сергей изобразил укоризненный взгляд.

— Я тебе на девочку одну все показываю, показываю…

Я сразу оживился.

— Где?
— Вон видишь этого… с головой, как советский флаг? Рядом с ней сидит.
— Ооо… Откуда она?
— Я вот и хотел подслушать, на каком она языке разговаривает. Может, тоже голландка… Ева ее зовут.
— Так иди спроси.
— Что спроси?
— Ну… Где здесь кетчуп в столовой. А потом, слово за слово…
— Да не, потом.
— Потом поздно будет. Смотри, как этот КГБ на нее пялится.

Сергей замялся.

— Все, потом… К нам идет кто-то.

Я оглянулся и заметил, что по направлению к нашему столику идет какой-то зализанный гелем, похожий на Пола Маккартни парень. Подойдя к нам вплотную, он замер и уставился на меня во все глаза.

— Are you Vladimir?
— I am.
— Очень хорошо. Я — Джесс.

Парень замолчал, ожидая какой-то реакции. Мы с Сергеем переглянулись.

— Ты чего-то хочешь, Джесс?

Парня передернуло.

— Я твой начальник.
— Ну и…

Джесс присел на стул.

— Во-первых, добро пожаловать в Club Getaway.
— Спасибо.
— В общем, твой рабочий день с восьми до четырех. Один день в неделю — выходной. Работать ты будешь с Крисом, после завтрака он расскажет тебе, чем ты будешь заниматься. А так, если что, подходи ко мне, спрашивай.
— ОК.

Джесс поднялся, кивнул нам и пошел за свой столик.

— М-да… Серега, а Крис — это кто?
— Болгарин один с губой такой странной. На Бат-Хеда похож.
— Отлично…
— Это клево на самом деле. Крис ничего не делает, на машине только ездит в город виски закупать и кока-колу в автоматах меняет.
— Да? Интересно.

Я с нетерпением дождался восьми часов и вышел на улицу. Крис уже ждал меня в машине: синем, грязном пикапе, с жесткими сиденьями и тонной различного мусора в кабине.

— Садись, Вова, поехали.
— Ты по-русски говоришь?
— Конечно. Да и языки у нас похожи.

Я заскочил в машину и пожал Крису руку. Как оказалось впоследствии, парень он в принципе был неплохой, если не считать только вечного сюсюканья с американцами. В Club Getaway Крис уже работал третье лето, а потому наблюдения за ним не было никакого. Теоретически он бы мог вообще не работать: заезжать куда-то в лес и книжки умные читать до самого вечера. Но на мою беду Крис был парнем работящим. Сказывалось его французское прошлое: Крис был женат на француженке и шесть месяцев в году работал в одном из портов Марселя.

— Что мы-то делать сейчас будем?
— Воду менять.
— Где?
— Да везде тут, увидишь…

В любом лагере или доме отдыха, сами знаете, есть места с какой-то повышенной флюидностью или радиоактивностью, не знаю, но людей в большинстве своем хлебом не корми, дай только затусоваться в эти самые места и сидеть там, балдеть до самого захода солнца. Были такие места и в моем лагере. В каждом из них существовал небольшой помост, на котором возвышались желтые бочки с питьевой водой. Эти самые бочки мы с Крисом и собирали, складывая их в кузов машины и привязывая к бортам, чтобы они туда-сюда не болтались. Объехав, таким образом, весь лагерь, мы вернулись на кухню и стали наполнять бочки водой из шланга.

— Вова, там вон в пекарне ящик есть большой со льдом. Принеси пару ведер, ОК?

— ОК.

Я схватил ведра и рванул на кухню. Как догадались, наверное, самые сметливые из вас, лед меня совершенно не интересовал. Интересовало меня другое: нечто божественное, улыбающееся, в короткой юбке и с парой сверкающих глаз. Оленька!

Я заскочил в пекарню, на ходу обдумывая всевозможные варианты разговора, и неожиданно комната наполнилась ярким торжественным светом: на меня снизошло озарение. Что я себе голову ломаю? В данной ситуации есть только один выход: старый куковякинский прием, работающий безотказно в девяносто девяти случаях из ста. Я достал из морозильника кубик льда, подошел к Оле и, помолчав с минуту, загадочно заговорил:

— Оленька, доброе утро. Посмотри на этот кусочек льда. Представь, что он живое существо, со своей самоценной по себе душой и со своими эмоциями, страхом… И вот у него есть выбор: либо переместиться на Аляску, заморозить насмерть какого-нибудь эскимоса-алкоголика и приобрести вечную ледовую жизнь, либо попасть в бочку с водой, умереть, охладив ее, и, в конечном итоге, утолить жажду простых, таких же живых, как и он, людей… И этот выбор должен быть сделан сию секунду. Предпочтет он жить или отдаст себя в жертву людям, как ты думаешь?

Э-эх, люблю я такие штуки. Такие ни к чему не обязывающие уловки. Сколько в жизни я наговорил подобных историй. Про добро и зло, про белые одуванчики, которые выглядят настолько гармонично, но, несмотря на это, цель их — саморазрушение, поскольку без этого у них нет никакой будущей жизни. Или, например: «Милая, раньше у меня была какая-то цель, какое-то солнце в моей вселенной, вокруг которого и вращались планеты Поступков, Действий, Мечтаний. А потом появилась ты. Все планеты сошли с орбит, и во вселенной моей теперь такой хаос. Ты — единственное, что имеет значение, но… это почему-то так больно. Я чувствую себя таким потерянным…»

Клево, да? На первый взгляд — бред умалишенного, но ведь работает! Работает система! Подобные «маразматические изыски» (как называют их мои завидующие друзья) не раз выручали меня в минуты отчаяния и выводили мои отношения с девочками на качественно новый уровень. Даже в тех случаях, когда девушка не проникалась высшим духом и не начинала ломать себе голову над загадками природы, все равно с тех пор она меня считала за чувствительного интеллектуала, что впоследствии было мне очень и очень на руку…

Оленька была моим первым фиаско. Жалостно посмотрев на меня, она покачала головой и с сочувствием проговорила:

— Я так и знала, что ты наркоман.

Я задумался.

— Оля, у тебя, наверное, много друзей-наркоманов, верно?
— Н-ну, есть, да.
— Видишь!.. Поэтому тебе в каждом непонятном человеке мерещится наркоман. Я же это дело не люблю совсем. Может я везучий, но мне наркотики не нужны. У меня по жизни идет такой… natural high.

Оленька нахмурилась.

— Меня твой natural high не берет.
— Серьезно? Ну, извини.

Я потоптался немного на месте и приложил лед к уху. «Что, что? Пожертвовать себя людям?..» Я повернулся к Оле. «Ну вот, хоть у кого-то есть сердце… Прощай, мой друг!» — поцеловав растаявший от эмоций лед, я вздохнул и швырнул его в ведро к остальным ледяным самаритянинам. Оленька не выдержала и заулыбалась.

— А ты что здесь делаешь?
— Да так вот, за льдом пришел. Я тебя спросить на самом деле хотел, что здесь, вообще, по вечерам можно делать?
— То есть?
— Ну… Достопримечательности какие… Не сидят же все по вечерам в домиках своих, правильно?
— Ах, в этом плане? Chance есть.
— Это еще что?
— Дискотека, бар. Правда, она детская, но дети тут только с понедельника по пятницу, а на выходных adults приезжают.
— А еще что?
— Community chest. Большая такая комната… отдыха. Телевизор, кресла…

Я поморщился.

— Слушай, а ты плавать умеешь?
— Да.
— Пойдем на озеро вечером поплаваем?
— Ммм… Не знаю. Я в магазине работаю вечером. Только если после девяти часов… Но я Наташу возьму с собой.
— Наташу? Ну, бери, хорошо.
— Ну, тогда ладно. Хочешь, кстати, пирожное?
— Пирожное? Тащи!

Оля принесла мне несколько только что испеченных кренделей, подмигнула, собираясь что-то сказать, но неожиданно нахмурилась и отвернулась к стене. Я обернулся. Передо мной, уперев руки в бока, стоял Кевин, мотая туда-сюда головой и пуская изо рта пузыри.

You again! What have I told you?! You wanna play jokes with me? I will play jokes with you, white boy. I will!

Я схватил ведро с самаритянами и выскочил на улицу.

Продолжение следует…