Выражение «культура изнасилования» может показаться странным, даже покоробить, ведь в насилии никакой культуры нет и быть не может. И в то же время есть — как противоречивые нормы, навязываемые обществом женщинам, заставляющие ходить по «тонкому льду», когда тебя в любой момент могут обвинить в случившемся. Об этом говорит Али Оуэнс, редактор, защитница прав женщин, пережившая опыт домашнего насилия.
Мне говорят, что нет такого явления, как культура изнасилования. Мне говорят, что я параноичка. В моем родном городе есть бар, куда я часто захожу. Я знаю многих, кто там работает, и вообще в этом баре довольно безопасно. Но тамошняя уборная немного пугает — она комната без окон, где есть только унитаз и умывальник, и каждый раз, когда я туда захожу, меня встречает черная бездна. Поэтому я сначала просовываю руку и включаю свет и только тогда захожу, повинуясь инстинкту, который говорит мне, что в этой темноте кто-то может таиться. Источник: womo.ua
Мне говорят, что нужно быть осторожнее. Например, женщина идет к своей машине вечером после посиделок у друзей в чужой части города. На нее нападает незнакомец, волочит в кусты и насилует. Она заявляет о преступлении, а люди интересуются только тем, что же она делала ночью в этой части города?
Мне говорят, что я несправедлива к мужчинам. Как и многие мои знакомые женщины, я предпочитаю не вызывать Uber вечером, потому что я не чувствую себя в безопасности в закрытом пространстве наедине с мужчиной. Из-за этого многие парни на меня очень обижаются и говорят, что не все мужчины такие, как будто я этого не знаю. Меня даже обвиняют в сексизме.
Мне говорят, что я конфликтная. На вечеринке, и мужчина, которого я не знаю, вертится вокруг меня, слишком близко и некомфортно. Я вежливо говорю, что мне неинтересно близкое знакомство, но он не понимает. Я пытаюсь игнорировать его, и это тоже не работает. И когда я в который раз чувствую его руку на моей спине, то резко поворачиваюсь и громко кричу, чтобы он пошел к черту наконец-то. Моя резкость его явно шокирует, даже ранит. А люди вокруг закатывают глаза и шепчут друг другу о неадекватности моей реакции.
Мне говорят, что нужно нужно бороться сильнее. Например, женщина заходит к новому бойфренду, чтобы выпить кофе после ужина. Они начинают целоваться, и он пытается перейти «на следующий уровень». Ей некомфортно, она просит его остановиться, но он злится, угрожает, хватает ее и принуждает к сексу. Она не вырывается — ей страшно, что он сделает что-то еще худшее. Когда она заявляет об этом, полиция не находит следов борьбы. Двое встречаются, следов на ее теле нет, поэтому кажется, что секс был по согласию, и насильник уходит от ответственности.
Мне говорят, что надо быть дружелюбнее. Например, женщина идет по улице, направляясь на обед с родными. Она проходит мимо мужчины у стены, который говорит: «Привет, детка, почему ты мне не улыбаешься?» Она игнорирует его и идет быстрее. Разозленный, он орет вслед о том, какая она уродливая тварь. А во время обеда, когда она рассказывает семье об этом эпизоде, родственники удивляются, почему она просто не уступила мужчине и не улыбнулась, чтобы избежать конфликта.
Мне говорят, что не надо быть слишком дружелюбной. Женщину изнасиловал друг, которого она знает сто лет. Когда она рассказывает об этом общим друзьям, те указывают ей, что ее поведение в последнее время выглядело как флирт, и неудивительно, что он ее не так понял.
Мне говорят, что объектификация женщин сейчас не распространена. Разговаривая с друзьями, я заметила, насколько тревожным является что, что с женщинами обращаются, как с вещами, а не как с людьми. И один из приятелей-мужчин мне долго объяснял, насколько улучшилась жизнь женщин в наше время, так что зря я жалуюсь.
На женщин возлагают ответственность в разных ситуациях. Когда женщину насилуют на вечеринке, после того, как она выпила лишнего — сама виновата, пьяна же. Когда женщину насилуют, а она одета в короткое платье или майку — сама виновата, в такой-то одежде. Когда женщину насилует агрессивный партнер — сама виновата, она же живет с ним.
Быть женщиной — это быть виноватой и в том, что мы делаем, и в том, чего не делаем. Мы растем и воспитываемся в кругу этих противоречий. Будь милой, но не слишком, иначе тебя поймут неправильно. Если тебя насилуют, защищайся, но заранее этого делать нельзя, иначе тебя обзовут тварью. Не будь параноиком, расслабься, насильники не ходят на каждом углу, но всегда будь настороже, потому что насилие случается, когда ты этого не ждешь.
Большинство из нас еще в детстве осознают, что мы, как канатоходцы, балансируем между ответственностью и порицанием. Что бы мы ни делали или говорили, мы сталкиваемся с реальной угрозой насилия — и лишь в единичных случаях женщину признают стопроцентно жертвой, а не частично, или вообще обвиняют ее в провокации. И не говорите мне, что культуры изнасилования не существует, не говорите, что насилие — это моя вина. Ирония судьбы заключается в том, что большинство жертв культуры изнасилования — женщины, а большинство тех, кто ее отрицает — мужчины. Они почему-то считают, что можно отмахнуться от постоянной угрозы сексуального насилия, с которой мы, женщины, живем каждый божий день, которая укореняется в нашем сознании с детства. Отмахиваться от этого, притворяться, что культуры изнасилования нет, легко — тем, кто никогда с ней не сталкивался.
Источник: womo.ua
