Беляков Сергей Станиславович родился в 1976 году в Свердловске (Екатеринбурге). Окончил исторический факультет Уральского госуниверситета и защитил кандидатскую диссертацию по специальности «всеобщая история (новая и новейшая история»). 10 лет работает в журнале «Урал». Автор монографии «Усташи: между фашизмом и этническим национализмом» и книги «Гумилёв сын Гумилёва», вошедшей в финал премий «Большая книга», «Просветитель», «НОС». Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии им. Антона Дельвига (серебряная медаль). Живёт в Екатеринбурге.
– Сергей, ваша книга «Гумилёв сын Гумилёва» вызвала настоящий ажиотаж. Вы получили за неё несколько премий, в том числе и премию Дельвига, учреждённую «ЛГ», но и год спустя книга входит в различные лонг- и шорт-листы. В чём секрет такого успеха?
– Ещё год назад я был уверен, что читателя привлечёт само имя Гумилёва, тем более что наступало его столетие. Но юбилей прошёл почти незаметно, а интерес к моей книге сейчас даже выше, чем год назад. Значит, дело не в одном Льве Гумилёве. Возможно, люди просто соскучились по настоящей истории. Было слишком много идейной лжи, идейных разоблачений этой лжи, разоблачений разоблачителей, дешёвых сенсаций. Историков стали считать патентованными врунами, перестали им верить. Но человек не может нормально жить, ничего не зная о своём прошлом. Знание истории – прочный фундамент нашей идентичности. А моя книга возвращает историю, настоящую, без политкорректного вранья. Я ведь просто стараюсь рассказать, как было на самом деле. Так что успех книги – это не мой успех, а успех музы Клио.
– А почему о Льве Гумилёве никто толком не написал? У него ведь были ученики. А тут – такая выигрышная тема. Застолбить за собой место биографа столь известного человека – это же редкая удача. А для людей, долгое время остававшихся в тени учителя, ещё и стратегический ход, некоторая самореабилитация...
– Учеников было мало, а историк и филолог среди них вообще один: Гелиан Михайлович Прохоров. Но его научные интересы давно разошлись с интересами учителя, а другие просто не имели необходимых навыков. Ученики много сделали, чтобы увековечить память Гумилёва, но работа над его научной биографией требовала именно знаний профессионального историка.
– А сами вы как пришли к Гумилёву? И почему решились взяться за этот масштабный труд?
– Я ещё в юности увлёкся лекциями Гумилёва, которые показывали тогда по телевидению. Потом увлёкся его книгами, в особенности пассионарной теорией этногенеза. Потом понял, что не так много людей сумели разобраться в гумилёвской теории. Наконец, я решил просто поделиться своими знаниями. Рассказать о настоящем Льве Гумилёве и его научном наследии.
– Так называемые евразийцы делают Гумилёва чуть ли не своим символом, пророком многонационалии. Мол, он как раз и мечтал, чтобы все таджики и узбеки в гости были к нам. А я вот не думаю, что ему бы понравился наплыв мигрантов в Россию. Одно дело рассуждать о древности, что-то приукрашивая и домысливая, другое – видеть «кочевников» в собственном доме, жить с ними бок о бок...
– Надо различать Гумилёва-учёного и Гумилёва-человека. Сам Лев Николаевич как раз очень любил народы Центральной Азии. Если говорить на языке его теории этногенеза, то у Гумилёва была положительная комплиментарность к этим народам, иррациональная симпатия. Он с ними хорошо находил общий язык. Не зря же Гумилёв почти год провёл в Таджикистане, когда там ещё бродили отряды басмачей. Урус, если он только не был врачом (русских врачей тогда в Средней Азии уважали), рисковал жизнью. Но Гумилёв там быстро выучил таджикский, надел чалму, выучился ездить на верблюде. И, как он вспоминал позднее, никто его не обижал. А вот теория Гумилёва показывает, что народы часто не могут ужиться в мире потому, что их этнические традиции несовместимы. И если Лев Николаевич находил общий язык с тюркскими и монгольскими народами, то это не означает, будто и миллионы русских людей тоже легко его найдут. Как история, так и наше время показывают, что Гумилёв был, так сказать, счастливым исключением.
– Строго говоря, его трактуют не совсем верно? Или совсем неверно?
– Я бы сказал иначе: его теорию почти не знают.
– Но что самое интересное – и некоторые патриоты пытаются выдать Гумилёва за национального пророка, толком даже не понимая, как это сделать. Помнится, в середине нулевых зарождалась одна организация псевдонационалистов. Учредителем выступала некая женщина, которая всем сообщала, что «нужно читать Гумилёва, а те, кто не прочёл – не могут назваться русскими». Когда я спросил её о программе организации, о том, чего же они хотят на самом деле, женщина и мне посоветовала читать Гумилёва, затруднившись, правда, назвать хотя бы одну его книгу. Это выглядело столь же смешно, сколь и нелепо. Разумеется, ничего у них не получилось, но пример довольно характерен...
– Что делать, в нашей стране всё больше людей с дипломами, но всё меньше библиотек, всё больше шарлатанов с учёными степенями, но всё меньше хороших читателей. Так что удивляться нечему. В так называемом информационном обществе всё меньше людей, способных думать и умеющих читать что-то большее, чем подписи под фотографиями в Фэйсбуке.
– А какой бы он хотел видеть Россию? Гумилёв ведь и Запад не очень-то жаловал...
– Да, он очень не любил немцев, а любил монголов, татар и казахов, но какой-либо политической программы не предлагал. Гумилёв был учёным, а не политиком и даже не политическим мыслителем. В юности он, случалось, говорил о восстановлении монархии и дворянства. Но осенью 1935-го его арестовали и две недели допрашивали. Ахматова написала Сталину письмо, и Гумилёва освободили. С тех пор Лев Николаевич на долгие годы и думать забыл о политике! Да политика ему вообще была не интересна.
– Вы когда-то защитили диссертацию по хорватскому этническому национализму. Вас не раздражает, что те, кто сегодня проявляет агрессию по отношению к русским, нас же самих в фашизме и обвиняют? И очень часто прикрываются известными именами, да вот тем же Гумилёвым...
– В своей диссертации я как раз доказываю, что усташи не фашисты, а именно хорватские националисты. Элементы фашизма и нацизма они заимствовали, чтобы получить помощь Муссолини и Гитлера в борьбе против югославского государства. Люди, которые, не зная, что такое нацизм и фашизм, используют эти грозные слова как ругательства, как политические ярлыки, меня крайне раздражают. В общем, у нас теперь трудно найти политика, которого не назвали бы «фашистом». Так могут назвать и всех правых, и всех националистов, но и либералов (и уже распространён термин «либеральный фашизм»). Вообще моду обзывать «фашистами» всех политических противников ввели западные левые. Полагаю, такими словами нельзя разбрасываться. Иначе нас ждёт судьба мальчика, без повода кричавшего «Волк! Волк!», а когда волк и в самом деле пришёл, то мальчику уже никто не поверил.
– Вас самого относят к националистам. Вроде как «биограф Гумилёва» – это уже пропуск в многонациональную семью дорогих постсоветских русскоязычных россиян, а вы об интересах русских частенько пишете...
– Я не националист, а исследователь национализма, если уж на то пошло. Но современные левые интеллектуалы считают националистами вообще всех, кто признаёт нацию и этнос реальностью, а не плодом воображения. Но что делать, если русский народ существует в реальности, и отрицать это бессмысленно. И Гумилёву в голову бы не пришло отрицать существование русских. Он просто считал, что есть некий евразийский суперэтнос, объединяющий далеко не все, а только некоторые народы СССР и современной России. Всего же на территории СССР он насчитал семь суперэтносов. Семь! Впрочем, реальность этого евразийского суперэтноса он так и не доказал.
– Гумилёва нередко обвиняли (и обвиняют) в русофобии. Это от незнания фактического материала или просто срабатывала схема «свой–чужой»? Нашим староформатным патриотам ведь только повод дай – тут же раскроют жидомасонско-империалистический заговор и докажут, что ты одновременно являешься агентом Моссада и ЦРУ.
– Гумилёв не был русофобом, но его критиков тоже можно понять. Лев Николаевич так любил народы Великой степи и так страстно желал дать им новое, более значительное место во всемирной истории, что попытался оправдать жестокие завоевательные войны Чингисхана, Батыя, Хулагу. В русско-татарских войнах, конфликтах, столкновениях Гумилёв почти всегда обвинял русских. Достаточно почитать, как он описывал осаду Тохтамышем Москвы в 1382 году, чтобы понять самых злобных критиков Гумилёва.
– Так кем же он был, чем стал для России?
– Гумилёв был прежде всего учёным, историком. У него были заблуждения, ошибки, вызванные не только слишком большой и слишком иррациональной симпатией к народам Центральной Азии, но и незнанием восточных языков. Это в наши дни есть арабисты, не знающие арабского. А Гумилёв учился и работал рядом с настоящими учёными. Так вот, академик Крачковский знал 26 языков, Кюнер – 16, Дьяконов – 14. А Лев Гумилёв хорошо знал только персидский, из европейских – французский. Немного читал по-английски, по-немецки, по-татарски, но этого было мало. Отсюда его ошибки, заблуждения. Наконец, долгое время у него не было возможности нормально учиться. Из положенных пяти лет он проучился в университете два с половиной года. Между поступлением в университет и дипломом – следствие, лагерь и война. И всё-таки выдающиеся природные способности (потрясающая память, дар аналитика) и любовь к истории позволили ему стать не только профессиональным, но и выдающимся учёным и разработать единственную в нашей послереволюционной историографии оригинальную теорию, объясняющую многие важные закономерности исторического процесса: откуда берутся новые этносы, какими законами определяется их жизнь, как и почему они исчезают, погибают или превращаются в реликты.
– К каким его заветам стоило бы прислушаться?
– Особенно ценны и актуальны для нас его работы, посвящённые изучению межэтнических контактов. В монографии «Хунны в Китае» он описывает, как миграция племён Центральной Азии на земли Китая привела к страшной трагедии. Два века кровопролитных войн и в конце концов истребление мигрантов и их потомков. Лю Юань, предводитель хуннов, захвативший власть в Китае и ставший китайским императором, был уверен, что китайцы и хунны могут жить в мире, стоит только установить разумный и справедливый порядок. И дело кончилось крахом. Химерное хунно-китайское государство было уничтожено восставшими китайцами 42 года спустя после смерти Лю Юаня. Так вот, если мы будем думать, будто этнические различия – миф или рудимент прошлого, от которого легко избавиться, то и нас ждут столь же жестокие испытания.
Беседу вёл Игорь ПАНИН
