Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Хомо фантастикус

Борис Стругацкий: "Ни фантастика, ни даже сама футурология ничего существенного предсказать не способны. Разве что случайно..."

У Бориса Стругацкого много ипостасей. Знаменитый писатель, создатель журнала «Полдень. XXI век», негласный лидер содружества современных фантастов. Произведения Бориса Стругацкого и его брата Аркадия, такие как «Понедельник начинается в субботу», «Трудно быть богом», «Улитка на склоне», стали библией для поколения младших научных сотрудников — возможно, самой интеллектуальной прослойки в СССР. Без всякого преувеличения, живой классик. Группы поклонников — такие как «Людены» — досконально изучают творчество знаменитого тандема. Многие современные писатели, в том числе и популярный Сергей Лукьяненко, испытали влияние братьев Стругацких. 15 апреля Борису Натановичу исполняется 75 лет. По этому случаю юбиляр рассказал «Итогам» о современной фантастике и о фантастической современности.

— Борис Натанович, ваши поклонники уже не называют вас агентом внеземной цивилизации, как в советское время?

— Подозрения еще окончательно не развеялись, но теперь я сталкиваюсь с ними значительно реже (улыбается).

— Несколько лет назад в дополнение к собранию сочинений Стругацких вышли «Комментарии к пройденному». Почему вы не стали писать обычную книгу мемуарного плана?

Во-первых, «что-то с памятью моей стало» — боюсь, получились бы у меня не мемуары, а, извините, «склерозары». Во-вторых, жизнь писателя — это прежде всего его книги. Все остальное малопримечательно и малоинтересно — если, разумеется, ты параллельно не занимался еще и политикой, не воевал в горячих точках и не служил в разведке.

— Ваши с АНС книги сформировали язык и философию целого поколения. Но сегодня в памяти, пожалуй, только одна цитата: «Умные нам не надобны, надобны верные». Не обидно?

— Литература — товар скоропортящийся. Одно-два поколения, и все уже забыто. Это касается практически любой литературы, а уж «сказок для младших научных сотрудников» в первую очередь. А что делается с кино? Я боюсь снова смотреть старые фильмы, которыми наслаждался каких-нибудь тридцать лет назад. Кино устаревает еще быстрее, чем литература. Только матерщина бессмертна, да и та, если прислушаться…

— И все же — почему техническая интеллигенция в 90е так стремительно вылетела в трубу?

— Это у нас был «период первоначального накопления». Подождите пару поколений — «белые воротнички» возьмут свое. Ничто в этом мире на самом деле не ценится так дорого, как образование. Но сначала надо миновать «время братков» и преодолеть «эру олигархов». Мы прошли, видимо, уже значительную часть пути. Осталось придумать, куда девать Ее Величество Бюрократию, — и мы действительно в XXI веке.

— Ваши бы слова, Борис Натанович, да Богу в уши. А вот последнюю книгу «Бессильные мира сего» оптимистичной не назовешь, как, впрочем, и большинство поздних вещей Стругацких. Многие посчитали, что вы разочаровались в идеалах шестидесятничества…

— Вот это напрасно. Никогда мы в них не разочаровывались, если под таковыми понимать категорическое неприятие любого авторитаризма, безоговорочное признание самоценности творчества и дружбы, приоритета совести и… прочую «прекрасную чушь». Пессимизм есть, но он проистекает не из разочарования. Скорее из вполне осознанного понимания реальности — из понимания того, что «божьи мельницы мелют медленно», слишком медленно, черт возьми, и жизнь наша безнадежно короче наших надежд.

— Но вообще пересматривать позиции, изложенные в ранних романах, случалось?

— Не припоминаю. Главное заблуждение свое — что коммунизм может быть построен в нашем отечестве хотя бы через 200 лет — мы преодолели давно и обошлись без сколько-нибудь вредных литературных последствий. Больше уже так не заблуждались никогда.

— Однако ходят упорные слухи о «тайных рукописях» братьев Стругацких вроде романа «Белый ферзь».

— Никаких «тайных рукописей» не существует. Роман «Белый ферзь» пишет и скоро, видимо, закончит один мой знакомый писатель из поколения 80х. Почитаем, почитаем! Кажется, он будет называться «Белая субмарина». Или что-то в этом роде.

— Вы охотно даете онлайн-интервью и живете в блогах. Позволяет ли интернет-пространство создать то самое содружество интеллектуалов, которое не воплотилось в обществе?

— Это не содружество интеллектуалов. Это содружество фанатов. Гигантский «клуб по интересам». А содружество интеллектуалов, по-моему, вообще невозможно. Они могут объединяться разве что для решения какой-нибудь сложной задачи, а потом их снова разносит по «башням из слоновой кости». Интеллекты ведь, вообще говоря, не притягиваются — скорее отталкиваются.

— Вы входите в жюри многих премий, а «Бронзовую улитку» присуждаете сами. Каковы впечатления от молодых фантастов?

— Они раскованны, у них полно идей, они трудолюбивы — хотя сплошь и рядом излишне многословны. Полным-полно спама, составляющего пресловутые «девяносто процентов Старджона» (по так называемому закону Старджона девяносто процентов чего бы то ни было является барахлом. — «Итоги»). Великое множество халтурщиков, полагающих, что «фантастика должна быть фантастична», — эти безнадежны. Но много и просто зеленых, неоперившихся — из них может выйти толк, если у них окажутся умные друзья, если хорошие книжки попадутся им под руку… А в общем, никогда отечественная фантастика не была такой обильной, многотемной. Особенно радует, что в фантастику идут и матерые реалисты, «аборигены мейнстрима». Отнюдь не считающие себя фантастами, но пишущие именно фантастику, настоящую, без скидок. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

— Почему фантастов привлекает тема империи, каких-то вселенских разборок? Я имею в виду книги Перумова, Лукьяненко, Зорича, Лазарчука, Рыбакова…

— Поразительное явление! Я наблюдаю за ним уже лет десять, пытался даже организовать что-то вроде дискуссии в нашем журнале «Полдень. XXI век», но так ничего и не понял. Видимо, это некая адская смесь: здесь и ностальгия по утраченной Великой Державе, и раздражение по поводу тяжелых либеральных реформ, и разочарование в отечественной демократии, самой суверенной из всех существующих… Попробуйте поговорить с ними: они ответят с удовольствием, весьма содержательно, дьявольски компетентно и даже вроде бы убедительно. Только эта убедительность меня не убеждает, словно я заскорузлый птолемеевец, разговаривающий с коперниканцем.

— Без философии и вечных вопросов любая фантастика превращается в стрелялку. Но как иначе привлечь издателя, быть замеченным? Можно ли говорить об «экономической цензуре издателя»?

— «Экономическая цезура», разумеется, имеет место. Конечно, любой издатель стремится в первую очередь к получению прибыли, но, слава богу, у разных издателей несколько различаются представления о прибыльности. И вообще, они же люди, они умеют читать, у них есть вкус, у каждого свой… Так возникает дисперсия возможностей. Это естественная ситуация, все у нас — как у людей. Наконец-то.

— Покойный Лем утверждал, что фантасты как футурологи полностью провалились. Пророчили взрыв технологий, а человечество пошло по пути создания виртуальной реальности. А вы что думаете?

— То же самое. Ни фантастика, ни даже сама футурология ничего существенного предсказать не способны. Разве что случайно. Писатель может почувствовать «дух Грядущего», его ауру, как это делали Уэллс или, скажем, Замятин, но детали, структуры, конкретности остаются — всегда! — за пределами человеческих возможностей. Конкретности непредсказуемы.

— Фантасты как властители дум — реликт эпохи НТР?

— Литераторы — не только фантасты — утратили роль властителей дум. Мы слишком много и с удовольствием смотрим ТВ, и властители дум наших — телезвезды. Между собой мы говорим главным образом о них, ну и немного о политике. Только НТР здесь ни при чем. Так было всегда, просто телевидение было бедное да еще полузадушенное цензурой. Впрочем, свои двести тысяч читателей писатели у нас имеют, как и раньше. Но соревноваться с ТВ, с рок-концертами им стало труднее.

— «Сталкер» Тарковского и «Дни затмения» Сокурова, «Отель «У погибшего альпиниста»… Насколько ревниво вы относитесь к экранизациям? Никогда не возникало желания убрать свое имя из титров?

— Мировой опыт показывает, что хорошие экранизации бывают только по сравнительно слабым произведениям. Поэтому любой мало-мальски серьезный текст в кино должен быть обязательно переосмыслен и «переведен на новый язык». Все сильные режиссеры так и поступают. Исходя из этих нехитрых соображений, я и строю свои отношения с кинематографом. Никогда не вмешиваюсь в работу режиссера. Старое преферансное правило: «Не лезь, советчик, к игрокам, не то получишь по рукам». Вообще держусь от съемочной площадки подальше. Каждый должен заниматься своим делом.

— А что скажете про экранизацию «Трудно быть богом», над которой работает Алексей Герман? Похоже, фильм рождается в муках. Недавно было объявлено, что началось озвучание, Леонид Ярмольник, по фильму Румата, выпустил аудиоверсию…

— Я знаю только одно: если и есть в мире режиссер, способный сделать адекватный фильм по «Трудно быть богом», то это Алексей Герман. Дай бог ему здоровья, а все остальное у него есть.

— Выбор для экранизации, похоже, неслучаен. Мир может пережить нечто подобное?

— Нас по крайней мере ждут заморозки, которые продлятся до очередного экономического тупика, неизбежного при таком курсе. Тут разразится очередная оттепель, подуют ветры перемен… Все это мы уже проходили, но таков, похоже, единственно доступный России путь в демократию. Будем только надеяться, что обойдется без внешнего вмешательства — угрозы с Юга никто не отменял и террористическую угрозу тоже. А мы все с НАТО воюем.

— Есть мнение, что авторитарная модель в России автоматически воспроизводится через поколение. Генетический код дурной государственности, нежелание следовать правильным моделям… Не упрощение ли это? А у вас как у философа есть ответы на эти вопросы?

— Мы — страна задержавшегося феодализма. Страна начальников и подчиненных. Мы ненавидим наше начальство и совершенно не мыслим себя без него. Мы готовы простить ему все, кроме мягкости. Мы не понимаем, как это начальство может быть выбрано? Начальство обязательно должно назначаться другим начальством, более высоким. Нам надо два поколения — без войны, без гиперинфляции, без цензуры и без начальства, — чтобы вытравить в себе холопа и научиться быть свободными. Два поколения без начальства.

— Говорят, в эпоху цифровых технологий и медиаимперий авторитарность мутирует. Вот как это показано в «Матрице» братьями Вачовски. Прямое принуждение меняется на манипулирование. В этих условиях философия свободы — достаточное ли противоядие?

— Можно быть уверенным, что новый авторитаризм применит весь арсенал современных технологий (включая самые фантастические вроде психотропного излучения) для придания себе облика самой демократичной из демократий. Для того чтобы подчинить человека власти, совсем необязательно сгибать его в три погибели. Существуют «щадящие» методики, с годами они будут совершенствоваться. Это будет «авторитаризм с человеческим лицом». Не самый плохой вариант, между прочим, — только эффективность экономики будет падать, и улучшить эту ситуацию никакие медиаимперии и психотропные усилители пропаганды не сумеют.

Евгений Белжеларский

861


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95