Мой близкий друг, уважаемый профессор, поделился наболевшим:
— Хоть бы кого-нибудь расстреляли! Легче бы стало.
Человек либеральных убеждений, он вовсе не жаждет публичных казней, но я понимаю, что он имеет в виду. Кого-нибудь накажут? За пожары, спалившие не только деревни, но и людей, за гарь — оружие массового поражения, за мучения людей этим летом и неспособность чиновников справиться со своими обязанностями. Измученные люди жаждут политической крови. Хотят, чтобы чьи-то головы полетели, — не в прямом, конечно, смысле. Своего рода неденежная компенсация...
Сегодня — очередная годовщина августовского путча 1991 года. Разное вспоминается в эти дни. А я вспоминаю о той безудержной радости, которая охватила Москву, когда путч провалился и рухнул ГКЧП, последняя попытка старых советских руководителей удержать власть.
Причем торжествовали и люди вовсе не демократических убеждений. Они были рады, что рассыпалась опостылевшая система, и особенно тому, что с высоких кресел полетели большие начальники. Огромная толпа собралась посмотреть, как из здания ЦК КПСС на Старой площади буквально выгоняют недавних хозяев жизни. Это была психологическая компенсация за многие годы лишений и неприятностей.
Августовский путч сейчас многим кажется смешным и нелепым, дворцовой интригой, кремлевской опереткой. Но те, кто наблюдал за событиями не со стороны, кто находился тогда в Москве, помнят, что было не до шуток. Это счастье, что ГКЧП составился из вовсе уж бездарных людей, а то страна могла бы умыться кровью.
Между прочим, в те дни проявился характер нашего нынешнего премьер-министра. Во время путча Владимир Путин срочно вернулся из отпуска и был рядом с питерским мэром Анатолием Собчаком. Не стал выжидать и смотреть, чья возьмет. Продемонстрировал готовность разделить его судьбу. А ведь в первый день путча сомнений не было: произошел государственный переворот, и эти люди берут верх в стране. Собчака в случае победы ГКЧП не ждало ничего хорошего.
Более того, 20 августа подполковник действующего резерва Путин демонстративно написал рапорт начальнику Ленинградского управления КГБ с просьбой уволить его из органов госбезопасности. При неблагоприятном развитии событий этот рапорт точно бы трактовался как обстоятельство, отягчающее вину. Под руководством Путина сняли красный флаг с Дома политпросвещения — это было символическое событие для Ленинграда.
Так я понял, что, если у Путина есть позиция, он от нее не откажется. Если он в чем-то убежден — пойдет до конца. Если что-то твердо решил — своего добьется. Сейчас строится много прогнозов относительно политического будущего Путина. Мне кажется, они не учитывают его характера и принципиальных представлений о жизни и о людях.
Полагаю, что нынешние руководители страны извлекли из августовских событий 1991 года немало уроков. Первый и главный: власть надо крепко держать в руках. Чуть зазевался — и потеряешь. Второй урок: доверять можно только тем, кого знаешь лично и давно. Этот урок точно реализован. Уход из команды считается худшим преступлением, предательством. Да никто и не уходит.
Власть — это единственное, что приносит удовольствие всегда, остальные виды удовольствия доставляют лишь кратковременную радость. К тому же в нашей стране все остальные удовольствия прилагаются к власти. Большой начальник ни в чем не знает отказа. Мы на каждом шагу сталкиваемся с людьми, которые говорят нам «нет». А начальнику в нашей стране все говорят «да». Любое желание будет исполнено. А вот потеряв власть — лишился всего. Кто же уйдет по собственной воле?
Но есть еще один урок. Если начальство не меняется естественным для других стран путем нормальных выборов и отставок (сам не справился или подчиненные подвели), если обитатели высоких кабинетов и пассажиры черных лимузинов слишком долго засиживаются на своих постах, у людей нарастает раздражение. Сейчас, наверное, не все помнят, но в последние брежневские годы смерть высших руководителей вызывала любые чувства, кроме скорби. Даже грешно произносить эти слова, но ведь ждали, когда они все уйдут.
Обычно летом, в сезон отпусков, в комфортной и расслабленной атмосфере, раздражение действиями начальства менее заметно. Но в нынешней духоте концентрация недовольства явно превысила нормы. Вот общество и ждет: кто-то как-то будет вознагражден по заслугам?
Смешно вспоминать, по каким ничтожным (с нашей точки зрения) поводам в других странах подают в отставку министры и губернаторы. Уходят сами, понимая, что иного выхода нет. У нас другая система. Чиновник высшего уровня наивно-прямолинейно спросил коллегу по аппарату:
— Чего вы так держитесь за свое кресло? Вам уже под 70. Месяцем раньше уйдете, месяцем позже — какая разница?
Наступила пауза. Потом, сжав ручки кресла, тот ответил:
— Да я буду сражаться не только за год или месяц в этом кресле, а за день или даже час!
Судьба чиновника целиком и полностью в воле высшей власти. И все последние годы, надо понимать, действует принцип: команду не меняю. Вы верны мне, я верен вам. Как выразился один из руководителей отечественной госбезопасности:
— Путин — человек Системы. Он отлично знает правила и всегда им следует. И своих не сдает, можете не сомневаться. За это Владимира Владимировича можно только уважать.
По своему характеру и воспитанию он с детства, кажется, более всего не терпит обвинений в слабости. Как руководитель не выносит даже предположений о том, что поддается чужому влиянию. Если в обществе упорно говорят, что кого-то не сегодня завтра отправят в отставку, Путин ни за что его не тронет. Решения принимает только сам — и часто совершенно неожиданные не только для политологов, но и для постоянных обитателей Кремля и Белого дома.
В результате уже лет десять мы наблюдаем нечто вроде кадрового застоя. Основные фигуры не меняются, лица все те же. Похоже, многие из этих лиц успели обществу надоесть. Недавние кумиры вызывают раздражение, претензии или даже насмешки. Да самый хороший начальник с годами перестает нравиться.
Мало кто сомневается в том, что калининградский губернатор Георгий Боос лишится в будущем своего кресла из-за выплеснувшегося на улице недовольства людей. Но все сделано так, чтобы уход губернатора не выглядел реакцией на митинги и демонстрации. А то вдруг и другие решат, что они могут навязывать свое мнение власти.
Социологи говорят о свойственном российскому обществу ощущении ущемленности, обделенности. Разочарование рождает цинизм, пассивность и равнодушие: от нас ничего не зависит, нашего мнения не спрашивают. С такими настроениями в модернизации страны не преуспеешь... А когда снимают больших начальников, возникает ощущение торжества справедливости: вот сидел ты сверху, командовал нами, а теперь ты — никто. Своего рода мрачное удовлетворение.
Известный ученый вспоминал, как в одной сельской пивной восприняли сообщение по радио об аресте вселявшего страх в каждого советского человека Лаврентия Павловича Берии, который только что был среди небожителей.
Взяв пивную кружу, один из рабочих заметил:
— Хрен ты теперь, Лаврентий Павлович, свежего пивка попьешь!
И все. Легче стало.
Конечно, во сто раз важнее было бы понять, отчего пожары практически вручную тушит сам глава правительства, почему не работает государственный механизм, извлечь уроки из тяжелого лета 2010 года. Но на это надежды нет никакой.
И я слышу от своего друга пугающую фразу: «Хоть бы кого-нибудь расстреляли...»
материал: Леонид Млечин
