В Вене показывают ретроспективу знаменитого графика и дизайнера Коломана Мозера (1868–1918). В пространстве живописи и домашних шкафов, архитектурных эскизов и почтовых марок обрел уют Алексей Мокроусов.
1918 год австрийская культура запомнила надолго. Один за другим из жизни ушли четыре гения австрийского модерна: архитектор Отто Вагнер (1841–1918), художники Густав Климт (1862–1918) и Эгон Шиле (1890–1918) и их коллега Коломан Мозер.
В ряду классиков Мозер стоит особняком, это видно по подзаголовку его ретроспективы в венском Музее прикладного искусства, самой большой в истории,— «Универсальный художник между Густавом Климтом и Йозефом Хофманом»: вроде как вместе, но не сразу поймешь, кто он — явно не архитектор, едва ли живописец, да, занимался дизайном, дело прибыльное, но вряд ли столь же престижное, как чистое искусство. Но то, что Мозер сделал вместе с Хофманом, переменило мир не меньше, чем поиски импрессионистов или графико-эротические революции Климта и Шиле. Мозер тоже приложил к революциям руку — больше к графике, чем к эротике; работы для журнала Ver Sacrum, этой утонченной иерихонской трубы югендштиля, сформировали «венский стиль». А 2500 созданных в ту пору эскизов плакатов, переплетов и виньеток не теряются на фоне главного труда — фирменного шрифта Сецессиона, определившего зрение, а в конечном счете и смыслы эпохи.
Решающее слово принадлежало дизайну. В 1903 году Мозер и Хофман организовали «Венские мастерские», в деле участвовал и промышленник Фриц Верндорфер, который отнесся к идее не как меценат, а как бизнесмен: думал о прибыли и не ошибся.
Сперва в мастерских работали трое — серебряных дел мастер и два рабочих по металлу; вещи снабжались монограммой и художника—автора идеи, и ее исполнителя. Вскоре пришлось переехать, число сотрудников росло вместе с заказами. Кроме драгоценных металлов работали с тканями и эмалью, жемчугом и вышивкой, керамикой и кожей. Кто бы мог подумать, что вазы для цветов и тем более столовые приборы могут стать выразителем новых веяний, материальным воплощением главного лозунга модерна о единстве формы и функции. Для одной из выставок мастерские изготовили приборы и сервизы на 60 столов — и ни разу не повторились! Не было такого вида прикладного искусства, где не сверкали бы венские мастера — во многом благодаря идеям британских коллег, основателя движения «Искусство и ремесла» англичанина Чарльза Роберта Эшби и шотландца Чарльза Ренни Макинтоша. В эру машинного производства, лишавшего домашние вещи ауры, они сделали ставку на ручное производство, то, что сегодня носит гордое имя handmade.
В 1907-м Мозер покинул мастерские, чтобы преподавать и помочь Отто Вагнеру в создании величественной церкви Ам Штайнхоф (Мозер занимался там витражами и фресками). Появилось время для живописи, с которой он начинал в юности,—она тоже есть на выставке. Среди 500 экспонатов не только иллюстрации и образцы тканей, проекты для фасада Сецессиона и переплеты, при виде которых по-прежнему трясутся руки библиофилов, но и 20 картин, включая впервые показываемое «Мужское ню» (1913) из частной коллекции. Рисовал он немного, влияние Ходлера очевидно, но, увидев раз эти портреты и пейзажи, их не забудешь — как и графику, где порой безгранично увлечение японской культурой.
Многогранность Мозера поражает. Среди прочего на выставке есть выполненные им почтовые марки, для своего времени тоже прорыв — вместо коронованных особ и госсимволов он предложил как сюжеты почте Боснии и Герцеговины ландшафты и сцены повседневной жизни.
Трудоголик Мозер увлекался и театром. Его опыты редко достигали сцены, их охотнее использовали при оформлении печатных изданий пьес (о сценических проектах Мозера рассказывает и небольшая, но насыщенная выставка в Театральном музее Вены). В эскизах видна эволюция художника в целом — от историзма к Сецессиону.
В том числе для спектаклей он проектировал и мебель. Именно она стала хедлайнером выставки, в том числе благодаря уникам из частных коллекций — так, из Англии приехал шкаф «Зачарованные принцессы» (девы видны лишь при открытых дверцах). О влиянии Мозера-мебельщика рассказывают и в залах, и в двуязычном, англо-немецком, каталоге. Некоторые шкафы предвосхищают современный дизайн, в том числе авторов мебели из ИКЕА. Вроде как противоречие с уникальным стилем, но Мозер ценил массовость, его открытка к 60-летию правления Франца-Иосифа разошлась тиражом 4 млн экземпляров. Да, прислонился к власти, но он и сам был власть, определявший, с какой именно скоростью форма следует за функцией. Оказалось, с высокой.
Алексей Мокроусов
