Говорим — трудовые мигранты, подразумеваем — кого? Строителей, дворников и других представителей пролетариата. Но мигранты — это далеко не только они. Есть еще и «средний класс» - врачи, инженеры и другие специалисты. Они глубже других интегрированы в московское общество. Мы выясняли, как им живется в российской столице.
«Разочаровалась в интеллигентных старушках»
- Я в Москве больше семи лет. Переехала из Самарканда в 2013 году: меня перетащила сестра. Она в Москву приехала раньше меня, работает парикмахером, мастер высшего класса, к ней записываться надо за два месяца.
И вот она мне сказала: хватит тут в нищете жить, тут половина врачей уже наши. Это действительно так или почти так: очень много моих однокурсников уехали в Россию еще в начале 2010-х. А мне не хотелось, на родине ведь жить лучше, да и семья была против. А в 2013 году как-то все звезды сразу сошлись... и осенью я прилетела в Москву. Кто был в Самарканде, тот поймет, что это за встряска - в октябре менять его на Москву. Сначала плакала каждую ночь. Потом привыкла.
Работу нашла быстро - ехала уже на готовое место в поликлинике. Хорошо, что я вуз закончила еще в СССР, диплом признается автоматически. Ну и помогли однокурсники, которые уже несколько лет работали в Москве.
Главврачей, окончивших наш мед, тогда, кажется, не было, но я и не искала обязательно своих: медики - это интернационал, тем более те, кто учился по-русски. Они и вовсе друг другу родные братья. Устроилась в поликлинику обычную, районную в центре города. Тихий, спокойный район, участки немноголюдные. Главврач была татарка, причем не из Казани, а из Уфы, недавно получила должность. И сразу взяла в команду двух замов, одна как раз моя однокурсница. А второй мужчина из Дагестана. И они начали подбирать всю команду по-новому.
Работать оказалось очень трудно - при том, что пациентов мало, с компьютером я знакома хорошо. Дело не в этом. Оказалось, я и еще несколько врачей из новой команды пришли на место уволенных сотрудников. Я не знаю точно, за что их уволили, может быть, они хуже нас работали, может, нет. Не буду фантазировать. А может быть, нашей главврачу хотелось полностью свой коллектив, чтобы слушались беспрекословно.
Но произошло вот что: в поликлинике на приеме люди просто косо смотрели (и еще - у нас оставались две женщины из старого коллектива, с русскими фамилиями, так к ним правдами и неправдами все стремились попасть, и только к ним). А на вызовах некоторые просто шипели в лицо. Знаете, я с тех пор не верю в интеллигентных московских бабушек: это очень больно, когда такая старушка в шляпке, дома картины и антиквариат, а она с улыбкой говорит что-то вроде: "И зачем же, милочка, вы все сюда едете?"
Вообще, как только пациенты видят в расписании приемов фамилию, они решают: из Узбекистана - значит, какой ты врач, о чем с тобой можно говорить? Это обидно: у моего деда, например, была великолепная библиотека, Самарканд - не только древний, но и высококультурный город, интеллигентных и образованных людей у нас не меньший процент, чем в Москве.
Из той поликлиники в центре я уволилась - психологическая атмосфера все-таки была нездоровая. Перешла на работу в периферийный район на Северо-Западе. Здесь моя внешность и фамилия никого не волнуют. Интересует, как я работаю.
Зарплата у меня получается 70 — 80 тысяч в месяц. Половина уходит за квартиру рядом с поликлиникой, четверть откладываю, еще четверть уходит на жизнь. Возвращаться в Узбекистан точно не планирую — не к кому, к сожалению. Но знаю, что многие коллеги откладывают значительные средства и отправляют на родину.
«Многодетный отец, живу в общаге»
Алмаз, 42 года, водитель автобуса.
- В Москве много водителей киргизов, есть разные квалификации и классность. Большинство в такси работают, это легче — не нужна категория D. Но это, я прошу прощения, любой пацан из колхоза сможет — вчера у себя там водил «Жигули», сегодня в Москве таксистом.
Я водитель автобуса, учился этому не полгода, а пять лет — как в авиации! Сначала получал легковые и грузовые права, потом отдельно учился на автобусные. В Москву приехал после семи лет работы в Бишкеке. Работаю здесь уже пять лет, сначала водил «ЛиАЗ», теперь «Мерседес». Это почетный вариант, дают только тем, у кого безаварийная езда и большой стаж вождения. А пацаны из такси так водят иногда, что хочется выйти и сказать: брат, ты иди и учись водить, не надо тебе на дорогу, только опозоришься и людей можешь убить.
Работа трудная — и пять лет назад, и сейчас. Движение сумасшедшее. Нет, не в том смысле, что много машин, а просто люди ездят, как с ума сошли. Спокойно водят только взрослые мужчины на больших дорогих автомобилях. Женщины — чем дороже машина, тем наглее. Автобус никогда не пропустят.
А от нас требуют график. Говорят: есть выделенка, значит, не должен опаздывать из-за пробок! А в выделенке есть разрыв, там как раз пробка и стоит, на поворот. Я ее не объеду. Штраф.
Водители из Кыргызстана у начальства ценятся: раньше, говорят, очень много пили шофера, а мы не пьем. Да, бывает, что начальник колонны кричит, замдиректора оштрафует — вот за пробку, например. Или пассажиры — бывают ведь разные люди — нажалуются, что от остановки отъехал, его не подождал. Но я спокойно говорю: уважаемый, зачем кричать, зачем штраф, давай по-человечески разберемся. Что я такого сделал? Многие шоферы тоже так делают.
Вообще, с каждым годом становится меньше ругани. А машины чище, ремонтом уже мы не занимаемся почти. Работа стала почти как в офисе. Деньги — бывает по-разному, в зависимости от выходов. Скажу одно: средняя по Москве, если не считать больших начальников. (Зарплаты водителей автобуса в Москве варьируются от 50 до более 100 тысяч рублей в зависимости от класса и количества выходов - «МК»).
Никакого национального вопроса не чувствую. В парке у нас много сотрудников из Кыргызстана, из других республик. Говорим на работе в основном по-русски. Пассажиры — за стеклом.
Кстати, хорошо, что в прошлом году запретили продавать билеты: едешь теперь, как в аквариуме, тихо. Единственно — бывают проблемы у тех, кто верующий: бороду отращивает, ездит с покрытой головой. У нас есть двое мужчин таких — взрослые, солидные уже. На них часто звонят на горячую линию — террористическая угроза. Но в парке уже к такому привыкли — водители это хорошие, поэтому отвечают, что разберемся, а потом ничего не сделают. У нас ведь свобода религии, правильно?
«По моим рассказам можно снимать сериал»
Айшат, парикмахерша, 37 лет.
- Я из Ташкента. С прошлого года работаю на себя и очень довольна. А до этого была в известном сетевом салоне. Приехала уже давно — восемь лет назад, начинала, как многие, в эконом-парикмахерской. Вот это был действительно ад — тем более, что у меня тогда даже РВП (разрешения на временное пребывание - «МК») сначала не было. Теперь уже есть ПМЖ, думаю подавать на гражданство.
Как приехала? Просто: взяла чемоданчик и прилетела. Деньги на билет мне старший брат дал, он дальнобойщик. Совсем денег не было тогда, думала ехать с ним в рейс на Москву, но он сказал: нет, тебе на трассе не место, ты должна приехать в Россию как королева. Мы с братом теперь каждый раз, как он приезжает, идем кушать в ресторан — а как иначе, он же брат королевы!
Когда ты без гражданства и тебя должен оформлять работодатель, ты никто — я это очень хорошо почувствовала в первые два года, когда работала в эконом-салоне. Ничего толком не знала про миграционные вопросы, поэтому про патенты, регистрацию и прочее мне все объясняли на месте.
Начальство, конечно, этим пользовалось: хозяйка салона в первый год ставила меня на самые неудобные смены, могла дернуть на вторую смену подряд — не смог кто-то, позвонил, мол, болею. А я-то знаю, что ничего эта девушка не болеет, просто к ней жених из дома приехал. Но я хозяйке про это, конечно, не расскажу — не все, о чем знаешь, нужно говорить. А то я и от клиентов столько всего знаю — по моим рассказам можно снимать сериал.
Вот например: ко мне ходили две женщины, постоянные клиентки. У них был общий муж — я не знаю, кто была жена, кто любовница. Но точно один и тот же мужчина их обеих провожал и шел гулять по магазинам. С одной этот мужчина был по выходным, с другой по будням. И женщины были даже похожи между собой, волосы одного цвета. Но стрижки я им все-таки разные делала.
Денег в эконом-парикмахерской выходило где-то 40 тысяч в месяц, летом меньше. В салоне — сразу вдвое больше стала зарабатывать. Плюс чаевые. Сколько получишь — зависит, как угадаешь: с кем молчать, с кем трындеть побольше. А лучше всего — слушать: женщинам надо выговориться прежде всего. О своем. Я люблю простых женщин, которых волнуют простые вещи: любовь, дом, хозяйство. Такие, кстати, любят поговорить и вообще — добрые, как правило. А вот если, например, женщина ученая — она просто молчит: мол, о чем с парикмахершей, да еще с мигранткой, говорить.
В пандемию мы ушли на вольные хлеба — я сразу начала ездить по адресам, телефоны-то мы клиентам оставляем для записи. Пропуска — ну, страшновато немного было, что поймают, но ничего, ни разу не ловили. На себя работать — один кайф: инструмент свой, клиенты — только те, которым ты нравишься. Другие не позовут, пойдут в салон.
Телефон мой дают подругам, родственницам — так что новые клиенты тоже есть. Запись сейчас почти полная, вся выручка мне Получается в месяц от 60 до 80 тысяч, иногда чуть больше.
На жизнь вполне хватает — это в первый год я жила в общаге, теперь снимаю однушку. Семьи нет — в 20 лет я это попробовала там, дома, мне не понравилось. В Москве семья совершенно не обязательна, я вообще считаю, что в XXI веке это лишнее. Но маме денег, конечно, высылаю — это святое.
«Кого угодно научу производительности труда»
Изат, 45 лет, бригадир отделочников.
- Я в Москве работаю с перерывами уже 15 лет. Приехал из Худжанда (Таджикистан - «МК»). Работа всегда есть, чаще всего приходится клиентам говорить — извините, уважаемый, только через полгода. В последний год особенно много работы — многие ребята уехали. Я тоже думал уехать, но не успел — сначала расстраивался, а теперь вижу, хорошо получилось. Зарабатываем неплохо, получается немного и домой посылать, и самим жить.
Я не ремонтник, я бригадир. Все могу своими руками — и электрику, и плитку, и штукатурку. Но на все это я могу найти людей (только электрику делаю всегда сам, это большая ответственность). Моя работа — найти таких рабочих, чтобы все делали нормально и в срок, чтобы проблем не было у клиента. И взять столько заказов, чтобы люди были на полной загрузке и с деньгами.
Я кого угодно могу научить производительности труда: несколько раз мы делали одновременно ремонт в двух квартирах в одном и том же доме. Это обычно происходит как: мы начинаем на одном объекте, а тут подходит кто-то из соседей: ой, мне бы надо в ванной плитку переложить, сможете? Многие не умеют так делать, срывают сроки — у нас обычно все выдерживается. Но, кстати, сейчас я не возьмусь так делать: людей мало, не возьмешь помощников. А местным такая работа не интересна. Обычно местные мужики — узкие специалисты: вода, электрика. На плитку или черновые работы не идут.
Клиенты относятся хорошо — им работа важна, чтобы было все сделано как надо. Трудно с соседями: у нас мусор бывает на лестнице, в лифте, пыль, мы убираем, но не каждый час, а в конце дня. И вот начинают кричать: ах вы понаехали… Ругаться на них нельзя — милицию вызовут. Да еще обычно это старый человек, я не могу на стариков ругаться.
Цены на ремонт сейчас очень растут — материалы дорогие, все импорт. Поэтому все клиенты хотят торговаться. А я им говорю — нам жить вообще на что-то надо? Надо! Вот гречка была 40, стала 60 — вы будете с магазином торговаться? У меня на руки остается совсем немного — уходит на зарплату ребятам, что-то отсылаю домой родителям. Торговаться некуда.
Обычно понимают. Но клиентов пока много. И я думаю, в Москве всегда будут: у людей деньги есть, вы посмотрите на улицу, какие автомобили ездят.
«Касса сломалась — виновата я»
Наталья, 56 лет, хозяйка магазина овощей и фруктов.
В Москву я приехала 7 лет назад из Винницкой области. С сыном, он сейчас работает в нашем же магазине, мне помогает, а тогда был старшим школьником. Мы всегда себя считали украинцами, но родной язык русский. Уехали, потому что стало неприятно жить. Да и в Москве все-таки гораздо больше возможностей.
Мы не с пустыми руками приехали — хватило купить готовый бизнес, палатку с овощами-фруктами. Нам повезло: сразу нашли такое место, где палатки не снесли и пока не собираются. Тут собственники — очень крутые люди, их никто не трогает, даже мэрия. У меня есть два преимущества: первое — сын со мной работает, не нахвалюсь им. Второе — у меня есть прямые контакты поставщиков. Поэтому у меня, например, клубника не только азербайджанская и греческая, но и молдавская.
Клубнику раньше покупали больше — сейчас меньше приходится заказывать. Потому что стало дорого. Я думаю, что черешни в этом году будет еще меньше, чем в прошлом: ее хорошо брали, когда в сезон килограмм стоил меньше 200 рублей. А сейчас хорошо если за 300 будет — цены растут. А зарплаты с пенсиями-то нет — поэтому никто ничего не покупает. Даже картошки, кстати, стали брать меньше — и стараются, как фрукты, перебирать: не порченая ли.
У нас рядом православный храм, так что в Великий пост брали всего больше. Сейчас зато начинается сезон для фруктов — поэтому мы не пропадем. Сколько в месяц выходит — не так уж много, себе плачу 50 тысяч, продавцам, в том числе и сыну, по 40, остальную прибыль всю откладываем: рано или поздно магазин снесут, надо будет переезжать в другое помещение, а это деньги.
Что-то покупают обязательно круглый год. Апельсины, яблоки, картошку-морковку-лук. Постоянных покупательниц я уже запоминаю — кто что берет, какого сорта.
Про «понаехали» никто мне не говорит — мы же русские. Но зато, как всех продавцов, сразу в чем-то подозревают: обмануть, обвесить хочу. Например, если касса сломалась — а у нас этот онлайн постоянно висит, по два раза пытается что-то пробить, потом отменяет покупку… Виновата сразу я. Недавно женщина так на меня кричала — я ее попросила еще раз приложить карту, потому что у меня чек не прошел. Выручили две постоянных клиентки — заступились: сказали, мол, ну Наталья не обманывает. Действительно, у той женщины прошла отмена покупки, она ушла. Но, кстати, не извинилась. В Москве вообще как-то извиняться не принято, похоже: считается за слабость. И это единственное, что у нас в Винницкой области было лучше.
Антон Размахнин
