Когда я был маленьким, я ждал, что мне вскоре сделают обрезание. Обещанный обряд — Сүндет — висел надо мной дамокловым мечом. Через это прошли все мальчики из моих родственников, мой брат, мой отец, мой дед — и вглубь истории вплоть до первых кочевников нашего рода, принявших ислам.
Всё детство я ждал с опасением, когда придёт пора.
Unsplash
Говорили, что сделают попозже — может, когда исполнится пять, может, в семь, ну, наверное, уже в девять… Или уже поздно?
Я думал, что женская голгофа — рожать детей, а мужская — пройти через Сүндет. Мне казалось, что это нечто сопоставимое — так же больно и так же обязательно.
Почему-то я избежал этой участи. В какой-то момент родители перестали об этом говорить, и я не напоминал, хотя сам помнил всегда. Лет в одиннадцать я понял, что Сүндет уже наверняка не состоится.
Обрезания не было. Что-то произошло. Кажется, я был одним из первых откосивших, хотя точных сведений не имею.
Талгат Иркагалиев
