Когда дом горит, надо спасать то, что еще можно спасти, не думая о том, когда, где и почему загорится снова. Но как только появляется передышка, подумать все-таки невредно.
И совсем не обязательно так, как это сделал Владимир Путин, отвечая на критику подмосковного дачника, негодовавшего на неподготовленность к пожарам и вспоминавшего, что «при коммунистах» противопожарные пруды в поселках никто не застраивал и противопожарная рында была на видном месте. Главное в ответе Путина: того, что происходит в этом году, не было 140 лет, а значит, не было и «при коммунистах».
Пожары под Москвой регулярно повторяются, не буду вспоминать 1972 год, земля горела под ногами дачников и позже, особенно жарко полыхнуло в 2002 году. Интенсивность огня растет, а интервалы между большими пожарами сокращаются. Что делать?
Борис Громов еще в 2002 году говорил о том, что на решение проблемы торфяных пожаров надо 5 млрд. рублей. Тогда их не нашлось, с тех пор в огне погибло гораздо больше, а метод борьбы все тот же: мобилизация МЧС и в особо тяжелых случаях воинских частей. Торфяники же как горели, так и будут гореть.
Для того чтобы с ними что-то сделать, нужны деньги и люди, которые сумеют этими деньгами распорядиться. Не распилить, а раз и навсегда потушить.
Пример того, как это сделать, подает Минэкономразвития. Предлагается создать фонд в 20 млрд. рублей, который будет привлекать на каждый госрубль три рубля частников. Будет ли структура управления фондом соответствовать структуре его средств, пока неясно. Фонд должен инвестировать в инфраструктуру.
Инфраструктура — понятие широкое, создание условий, прекращающих подмосковные пожары, тоже можно подвести под него. Но не в этом суть. Можно создать московский фонд по этому образу и подобию.
Но в этом фонде должна быть московская специфика. Пожары, засуха — это не просто стихийное бедствие, это беда. И ударит она прежде всего по тем, кто и так не мог похвастаться жизнью в шоколаде. Москва же не только манок гламурной жизни для всей России, но и объект зависти, легко переходящей в ненависть, — это средоточие миллиардеров и казнокрадов (в массовом общественном сознании это одно и то же). Чтобы пожары не стали социальными, важно, чтобы в противопожарный фонд помимо государства вложились и наши толстосумы в личном качестве. В первую очередь те, кто зарабатывает в России, являясь резидентами Лондона или швейцарского офшора, вслед за ними обитатели Рублевки, которые только в этом году могли познакомиться с задымлением.
Что очень важно, управлять фондом также должен предприниматель, вложивший в него свои кровные, тогда контроль над действиями фонда будет на порядок эффективнее казенного. Моя кандидатура на роль топ-менеджера — Елена Батурина.
Понимаю, кто-то скажет, что все это мне дымом навеяло, такого не будет, а если вдруг случится, то предприниматели все и растащат. Мое главное возражение состоит в том, что мы ничего не добьемся, если не будем извлекать уроки из переживаемого, а значит, не предлагать что-то такое, чего еще не было. Хотя как «не было»... Тот же проект «Сколково», на который пойдут сотни миллиардов рублей, возглавил ведь не чиновник, а предприниматель. И именно в этом один из залогов того, что из проекта что-то получится. Конечно, «Сколково» — это бизнес-проект, он окупится, с московским противопожарным фондом сложнее. Тем выше требования к организации работы фонда, да и, в конце концов, почему бы не заставить торф гореть в мирных целях.
У московского противопожарного фонда есть и еще одна полезная сторона. Если он станет социально значимым, то есть не просто крупным, но и эффективным, то заставит наконец власть нацелить законодателей на создание специального режима, в первую очередь налогового, для благотворительной деятельности, которая дорога не знаменитыми яйцами Фаберже, а вкладом в решение острейших социальных проблем.
Сколько можно мириться с тем, что в США важнейшие прорывные исследования, скажем, в медицине, осуществляются на средства многочисленных благотворительных фондов, которые поддерживают и крупнейшие университеты, а в России к благотворительности относятся с подозрением? Сейчас 38 американских миллиардеров присоединились к благотворительной акции, затеянной Уорреном Баффетом и Биллом Гейтсом и состоящей в том, что половина состояния участников передается на благотворительность. Значит, не за горами новые рывки американской науки, почему не дать российским миллиардерам те же возможности, пользы будет точно больше, чем от ЕГЭ.
И еще одно. Инновации, о которых сейчас модно говорить, это не только «Сколково» и не только цифровые технологии. Это зауженный технократический взгляд. Не меньше, чем в них, Россия нуждается в социальных инновациях. Новый режим для благотворительности — одна из них. Создание московского противопожарного фонда, большая часть которого пойдет из карманов российских миллиардеров и который будет ими же управляться, — еще одна социальная инновация.
Недавно Владимир Путин заявил, что с 2011 года зарплата топ-менеджеров российских компаний с госучастием будет напрямую зависеть от инноваций. Как это может быть применительно не к Роснано, а, скажем, к ВЭБу или Агентству по ипотечному жилищному кредитованию, премьер не пояснил. У меня есть предложение: так как офисы госкомпаний за редким исключением расположены в Москве, первой социальной инновацией, которую могут реализовать топ-менеджеры (их декларируемые доходы это вполне позволяют), должен стать вклад в московский противопожарный фонд. Средства самого премьера, как и президента, ему бы тоже не повредили. Кстати, Дмитрий Медведев уже перечислил на «погорельский» счет Общественной палаты кровные 350 тыс. рублей. Кремль уверен, что благородный жест президента поддержат все высокопоставленные чиновники. А что же олигархи?
материал: Николай Вардуль
