Рустам Арифджанов: Итак, гость обозрения Михаил Ефимович Швыдкой, глава Федерального агентства по культуре и кинематографии. Я повторю цитату Дмитрия Медведева, первого вице-премьера правительства РФ. Всеми нами любимый, интеллигентный, образованный, культурный человек…
Михаил Швыдкой: Не буду опровергать ни одного вашего слова…
Р.А.: Вот что он сказал: «Конкретная работа по нацпроекту „Культура“ начнется тогда, когда работа по остальным проектам достигнет апогея, а самые сложные задачи в области образования, здравоохранения, строительства жилья и сельского хозяйства будут выполнены». Михаил Ефимович, вам определили место… Ну, культуре и вам…
М.Ш.: Ну, понятно… Слава Богу, культура отдельно, я отдельно, в том смысле, что культура будет всегда, а я буду временно.
Р.А.: Ну, вы знаете, я надеюсь, на нашей памяти мы не будем разделять понятия «Михаил Ефимович Швыдкой» и «культура».
М.Ш.: Спасибо вам тоже на добром слове. Знаете, проблема в следующем, я так думаю: вот представим себе просто семейный бюджет, да?.. Нормальный семейный бюджет нормальной российской семьи. Люди думают о том, чтобы было нормальное жилье. Сегодня люди думают, чтобы у детей было нормальное образование. Люди думают, чтобы они были здоровы. Так или иначе. Что касается еды, то я могу сказать одно… проблема еды… сельское хозяйство — это еда. Для государства, для правительства сельское хозяйство — это отрасль. А вот для простого человека вроде нас с вами сельское хозяйство — это еда. Я никогда в жизни не забуду когда я начал ездить за рубеж, а это было советское время… ну там в Болгарию, в Венгрию. Как полагается. Сначала в соцстраны, а потом в капиталистические. И мой дедушка, которому было много лет и который был в
Р.А.: Да у меня мама тоже спрашивает: «Чем кормят?»
М.Ш.: Вот критерий еды для советского человека до
Р.А.: И у вас наверное и зарплата хорошая, Михаил Ефимович.
М.Ш.: Но вот билеты дорогие, я купить не смог.
Р.А.: А сколько стояли дорогие билеты?
М.Ш.: 30 тысяч рублей.
Р.А.: На мое счастье меня не было в это время в Москве, а то пришлось бы раскошелиться.
М.Ш.: Это было не в Москве. В Питере. В Питере вас не было. Ну и я купил подешевле билеты, чтобы мои ребята могли постоять даже. Но если серьезно говорить даже на концерт в филармонию сегодня, на концерт Башмета, Спивакова,
Р.А.: Это вас огорчает? А мне кажется должно радовать…
М.Ш.: Вы знаете, меня радует, что появился слой людей, который может ходить. С другой стороны я понимаю, какое количество людей не может ходить в консерваторию, но которое очень хочет. Потому что мне часто приходят письма. Пишут пенсионеры, в основном пенсионеры, конечно, пишут пенсионеры, которые отдали русской культуре, советской культуре, науке, образованию всю жизнь. И они привыкли ходить в филармонию, в консерваторию. В Москве и в Петербурге. Но дорого.
Р.А.: Михаил Ефимович мы же давайте признаемся честно, мы не очень бедные люди, да?
М.Ш.: Нет, не бедные.
Р.А.: И тем не менее, икру не каждый день едим. Т.е. просто не можем себе позволить каждый день ее есть. Уж пусть простит меня великая певица, но это все равно для рациона очень дорогой продукт. И Rolling Stones то же самое.
М.Ш.: Да, Rolling Stones — это эксклюзив. Конечно. Потому что как я помню еще в советские времена — ну в советские времена икры было много и она была дешевле…
Р.А.: Сейчас вообще запретили…
М.Ш.: Но когда ребенок болел, то ему обязательно покупали
Р.А.: Я жил беднее. Мне рыбий жир давали.
М.Ш.: Печень трески. Рыбий жир.
Р.А.: Ну, что делать? Бедное детство!
М.Ш.: Я могу сказать только одно: конечно, есть эксклюзивные вещи, за которые надо платить много. Когда в Россию приезжают, приезжали. Когда они были в хорошей форме, три знаменитых тенора, то за них платили деньги. Когда приезжал Маккартни, это эксклюзивная вещь. Но в принципе есть одна очень серьезная штука — общение с живым искусством важно. Это все равно, что общение человека с человеком. Это все равно, что живой акт любви. Потому что в принципе можно там по Интернету, там еще
Р.А.: А как это будет выглядеть вот на примере одного концерта, да? Ну, допустим поворчим, поругаемся мы с вами… ну вот вы купили билет в Питере для детей на «роллингов», ну наверное я еще смогу… а вот как другие? Как? Бесплатные билеты? Льготные билеты? Как это может технически выглядеть?
М.Ш.: Вы знаете, я считаю, что там скажем давать деньги чтобы люди покупали специальные билеты или книги — это глупо. Но если говорить о нашей сфере, то есть мировая практика и мы ее используем. Мы, правда используем ее реже чем в мире, но все-таки… раз в неделю — открытый доступ в музей. У нас это раз месяц. Пенсионерам пропуск — так всегда было, в Советском Союзе так было — пропуск на генеральные репетиции. Как в Большом театре. Вот сейчас даже когда идет реконструкция Большого театра, на новой сцене… Ну вот на новой-старой сцене, да… Я залезал там на четвертый ярус, там билеты будут стоить копейки, вот это должно сохраняться.
Р.А.: Как в царской России: галерка для студентов.
М.Ш.: Да, понятно, что ты не чувствуешь себя так комфортно, как в первом ряду партера, но ты можешь просто посмотреть. В Конституции вообще это зафиксировано: гражданам России должен быть обеспечен свободный доступ к культуре, т. е. людям должно быть по карману. И в принципе и в федеральных и в региональных учреждениях это есть. Я думаю, что сегодня это есть даже в муниципальных образованиях. Потому я вот был недавно в Томской области, в доме культуры есть вещи, которые стоят достаточно дорого: обучение танцам бальным, кружок за деньги. Дискотека, там, за деньги. Но музей и библиотека — бесплатные. Но при этом, я вам скажу честно, даже в деревнях, ты приходишь в кружок бальных танцев. Ну захожу я всегда… но хоть дети хорошо одеты. Одеты так, как не одевались раньше. На них, в общем, приличная обувь, трусики, майки лучше, чем те, которые были на нас с вами, когда мы занимались уроками физкультуры.
Р.А.: Да, шаровары на мне были, я помню.
М.Ш.: Понимаете, поэтому я считаю, что сложность сегодняшней жизни состоит в очень тяжелой проблеме. Объективно если говорить об абсолютных числах и о качестве всего, люди стали жить лучше. Субъективно — они чувствует себя хуже. Ну многие из них, скажем.
Р.А.: Даже пенсия стала больше!
М.Ш.: Приходишь в магазин, видишь бабушку, понимаешь, что она там работница
Когда мне начинают рассказывать про пенсионеров, что сейчас все много хуже, я говорю: ребят, прочтите такую повесть Васильева «Вы чье, старичье?» Знаменитая повесть. Она тогда очень тяжело выходила. В «Юности» была напечатана. Про жизнь советского пенсионера, про то, какой она была тяжелой на самом деле, как все было непросто. И сегодня жизнь пенсионера — чудовищна. Вот я считаю, одна из проблем сегодняшнего общества — это жизнь пенсионера. Потому что когда моя жена пришла оформлять пенсию и ей начислили 3100 рублей и дама в собесе, которая это делала сказала: «
На самом деле, да, я знаю… вот мой папа, когда умер, он был военным пенсионером, инвалидом первой группы и т.д., но его денег не хватило бы на его лечение! Вот эта проблема существует. Все остальное, когда говорят, что молодежь трудно — это неправда. Для любого заработка открыты все возможности. Вот это очень важно, но при этом люди живут объективно лучше, а субъективно, вот эта значительная проблема, чувствуют себя хуже. И
Вот вчера Сурков выступал перед «Гражданской силой» и говорил о том, что общество дрейфует влево и что нужен
Р.А.: Ну
М.Ш.: Нет, не вы.
Р.А.: Нет. Мы как медиа. Вот расскажите! Раз уж вы сказали это слово, так объясните.
М.Ш.: Я могу сказать сейчас только одну вещь…
Р.А.: И православие…
М.Ш.: Нет, без православия. Там была телеграмма замечательная написанная в день рождении Когановича поскольку он был трижды нарком, три срока, а потом был министром железнодорожным… там вот они писали, что они очистят от классовой нечисти и все прочее, прочее… вот эта телеграмма — это символ советской журналистики определенного периода. Все прекрасно! Все хорошо! Нечисть мешает. Мы с ней расправимся и все будет вообще замечательно. А потом начались девяностые годя когда мы стали говорить: все ужасно, отвратительно чудовищно… и жизнь действительно была тяжелой, да?… тяжелой, хотя мы не поняли одной простой ее вещи: отрылись совершенно другие возможности нежели были в советское время. Но и пот сей день журналистика в целом говорит что все плохо. Я прекрасно помню как таскал журнал «театр» в цензуру, ну таскал его мой коллега, первый зам главного редактора.
Р.А.: Это до Боровике, да?
М.Ш.: И при Боровике, и
Р.А.: Он был просто главным редактором.
М.Ш.: Да, секретарем. Много, много лет. Больше десяти лет я был ответственным секретарем журнала «Театр». И тогда все рубилось, что бросало тень на… А уже не горю о газетах, там «Известия». Такой газеты как «Совершенно секретно», где вы работали вообще быть не могло.
Р.А.: Я и в «Известиях» работал замом редактора.
М.Ш.: Значит сегодня как бы цензуры нету. Но тренд остался. Потому что когда помнится я пришел на телевидение в 97 году создавать канал культура, а потом я стал руководителем ВГТРК, то ребята из телевидения мне объяснили что вообще хороших новостей не существует.
Р.А.: Это неправда. Надо слушать русскую службу новостей и они увидят, что есть хорошие новости.
М.Ш.: Нет, ну это было десять лет назад. Я просто к тому, что мы разучились исследовать жизнь и тренды показывают, как изменяется реальность. Что в ней лучше, что в ней хуже. И в этом смысле одна из серьезнейших проблем — это проблема журналистики, потому что если говорить об аналитике серьезной, то я так считаю, что класс журналистов не то, что был выше. Он был другим просто. Люди пытались извлечь некую динамику развития.
Р.А.: Может быть это у нас возрастное Михаил Ефимович? Может быть, мы думаем, что мы… вы же тоже возглавляли ВГТРК, может нам кажется, что мы были лучше, а на самом деле, мы были просто другими.
Р.А.: Быстро бегут эти минуты. Из
М.Ш.: Добрый вечер! Вы мне льстите, благодарю вас, я постараюсь не испортить это впечатление.
Р.А.: Ну, ладно, Михаил Ефимович! вы же знаете, что я к вам отношусь с симпатией.
М.Ш.: Вот смотрите, сейчас вы передаете новости о пробках на московских дорогах…
Р.А.: И ничего радостного в этих новостях нет. Увы.
М.Ш.: Вот обратите внимания: никто никогда не передает о том, какие дороги свободны, все рассказывают, какие дороги загружены транспортом.
Понимаете, вот это та психология, которая в целом распространяется на медийную среду. То, о чем я говорил раньше: мы сторонники дурных новостей.
Р.А.: Так, Михаил Ефимович! Все, спасибо вам за критику, теперь дайте мне….
М.Ш.: Нет, я как автор передачи «Жизнь прекрасна»…
Р.А.: А я задам вам вопрос как одному из руководителей канала «Культура», руководителю нашего агентства по культуре и кинематографии. Хорошо, а давайте почитаем книжек последних, спектаклей посмотрим, кинематограф… Что братья Пресняковы пишут душезажигательные пьесы? Что Кирилл Серебрянников ставит чрезвычайно позитивные спектакли? Или в нашем кинематографе происходит
М.Ш.: Ну, то, что я за это ответственный… вы мне льстите. Художники за это ответственны.
Р.А.: Нет! Государство! Я человек такой, жесткий. Я считаю, что художник может делать все, что хочет. Но государство должно поправлять. Но поправлять не указами … Как помните Шолохов: «Я пишу по указке партии, потому что по указке сердца…» ну неправильно может быть цитирую, да… Но государство должно говорить: «Нам нужны детские фильмы, добрые и хорошие, мы даем на это деньги, а хотите снимать фильм ужасов, то уж на свои деньги!»
М.Ш.: Вы знаете, я процитирую Владимира Ильича Ленина. Я помню его дословно: «Писатель может писать все, что он считает нужным, но партийный редактор…» и т.д. Отношения власти и художников, они вообще довольно непростые. И у многих есть такое простое ощущение, что государство должно финансировать только то, что с точки зрения государства замечательно. Я всегда задаю себе вопрос: а кто такое государство? Вот с чьей точки зрения?
Р.А.: Вы, Михаил Ефимович.
М.Ш.: Нет, вы понимаете…
Р.А.: Вы. Ваш министр.
М.Ш.: Нет, ну это неправильно, потому что при советской власти работали целые институты для этого. При советской власти была идеология коммунистическая. Хорошая, плохая, но она была целой и системной достаточно… И мы понимали какого типа заказ может поступить от КПСС, потому что государства не было. Потому что партия и была государством. Сегодня я могу сказать одно. Я посмотрел последние картины, две картины. Одна из них, Веры Сторожевой, была на Московском Кинофестивале «Долгое путешествие с домашними животными». Другая картина «Полное дыхание». Только что снятая. На самом деле они добрые. Одна из них о том, как женщина после смерти мужа пытается найти себя и берет ребенка из приюта, отдавая своих корову, козу за то, чтобы получить ребенка из детдома. И уезжает с ним к себе домой. Добрая картина. Потрясающая. Другая картина — ну такой вроде бы треугольник. Драма. Но там жизнь простых людей играют прекрасные артисты. Вообще режиссура сегодня вот она тоже устала от затычек в горле. Она тоже устала от простого такого «криминального чтива», если использовать название Тарантино. И она пытается ощутить современную жизнь. Мы сегодня буквально час назад с Олегом Табаковым встречались по поводу развития художественного театра, и он мне рассказал о том, что хочет сделать «Конька-Гобунка» — спектакль для семейного просмотра. И ставить будет Евгений Писарев. Молодой совершенно режиссер. Который с одной стороны использует все спецэффекты, которые сегодня существуют, но с другой стороны это будет нормальный спектакль для семейного просмотра. Вы знаете, следующий год объявлен годом семьи и вот когда мы начали составлять списки: 14 фильмов о детях и для детей. Мы стали снимать анимацию замечательную. К сожалению, трагедия невероятная, что умер Саша Татарский, просто трагедия, потому он снимал «Гору Самоцветов».
Р.А.: Он почти закончил,
М.Ш.: Ну он развивается еще… Но он был таком удивительным талантливым и креативным человеком… феноменальным.
Р.А.: Вы дружили.
М.Ш.: Да… Ну а вот сейчас снимает большой фильм по Андерсену, «Гадкого утенка» снимает Гарри Бардин. И еще ряд других людей работает сегодня в мультипликации и в анимации и это доброе кино. Понятно, что кинотеатры хотят определенного типа фильмы. И вот как пристраивать не формат
Р.А.: Что ж «107 минут»
М.Ш.: Вы, вы, вы!
Р.А.: Нет, я думаю, что Михаил Ефимович все-таки. Мы рассуждаем о сегодняшнем дне нашей культуры. Вы можете присоединяться: 7429042 × 9561741. Можете задавать нам вопросы, ну я думаю, что скорее Михаилу Ефимовичу Швыдкому. У нас есть телефонный звонок. Сергей, извините, что заставили вас долго ждать.
Радиослушатель: спасибо,
Р.А.: Спасибо, Сергей.
М.Ш.: Я сразу скажу. С моей точки зрения, конечно, отдать Норштейну. Но проблема состоит в том, что на сегодня день достаточно отделен от средств, которые расходуются на культуру. Для того, чтобы потратить сумму большую, чем 60 тысяч рублей, мы должны провести целый ряд экспертных комиссий и провести тендеры. В целом, если тендерные комиссии, которые проводятся под аудио-запись, под видеозапись, под протокольную запись случаются, то даже чиновник моего уровня не может отменить результаты конкурса. Это судебный процесс. И в этом смысле, с одной стороны, вот такого рода система, которая началась не вчера, это не изобретение Грефа, просто она при нем несколько ужесточилась, а это еще со времен Бориса Ефимовича Немцова, когда он был вице-премьером, в середине девяностых годов такого рода тендеры появились. Они своего рода демократизируют процесс, они как бы делают его более объективным, с другой стороны, скажем я, простите, я произнесу это слово, как некий эксперт-профессионал, не имею права голоса. И в этом смысле, с одной стороны, это правильно, потому что это создает некую стену между чиновником и распределением средств, с другой стороны, это неправильно, потому что по моему опыту, я знаю, что и Минкульте и в Агентстве по культуре сидят профессионалы. А они права голоса лишены. Вот в этом смысле это проблема. Проблема состоит ив том, что по Федеральному закону № 94, который объявляет эти тендеры, даже после всех поправок. Которые будут сейчас приняты, все равно 45 процентов — это качество, а 55 процентов — это цена. И вот если
Р.А.: Ну знаете, Михаил Ефимович, вот скажем, лет пять назад никаких бы денег Звягинцеву не дали бы денег. А теперь Звягинцев модный и понятно, что комиссия возьмет и даст кинорежиссеру Звягинцеву деньги на фильм. А какой-нибудь
М.Ш.: Вы знаете, я могу сказать одну вещь. Мы приняли такое решение внутренне, что сорок процентов средств, которые мы расходуем на кинематограф, мы отдам на первые и вторые фильмы.
Самое трудное — это на самом деле второй фильм. Ну, первый ты такой молодой, ты такой модный, неожиданный, а второе кино снять труднее значительно, но я вас приведу пример. Вот, скажем, есть такой гениальный человек Петров в Ярославле. Анимационный…
Р.А.: Анимационный, руками по стеклу.
М.Ш.: Он в свое время получил Оскара за свой мультипликационный фильм. Мы давали и на первый фильм, и на второй, и на третий, он сейчас снимает потрясающую просто анимацию по Шмелеву, по рассказу Александра Ивановича Шмелева, феноменальную совершенно. Сейчас он работает над фильмом к тысячелетию Ярославля. Мы стараемся, я еще раз говорю, мы стараемся, вот я скажу страшную сейчас вещь, немодную. Я ретроград, старый коммунист и вообще…
Р.А.: Да ладно уж не наговаривайте. То же мне, Михаил Швыдкой — старый коммунист, рассмешили радиослушателей.
М.Ш.: Если бы сегодня чиновником был я, начальником, то я бы в искусстве, культуре это все отменил, потому что здесь экспертная оценка важнее любого тендера и такое классовое чутье. В этом смысле сегодня вот принят фильм об Александре Невском. Я знаю, что он хороший, что сегодня его надо снимать. И сценарий написал Рустам Ибрагимбеков, и продюсер и снимают молодые талантливые ребята. Но я не уверен, что он у меня пройдет тендер, он дорогой, а он нужен сегодня. Нужен, потому что Россия такая страна, очень сложно связанная с Европой, непросто связанная с Азией и в этом смысле Александр Невский персонаж исторически очень важный для России, не по фильму Эйзенштейна надо его мерить, а просто по жизни все его отношения с ордой, все его отношения с Европой, они были очень сложными. Вот такая картина нужна. А профинансировать — большой вопрос. Знаете. Это серьезные вещи.
Р.А.: Подождите, подождите, Михаил Ефимович. Это что не вы определяете государственную политику в области кинематографа? А кто?
М.Ш.: Как ни странно, с точки зрения законодательства определяют эксперты, которых мы назначаем, их много и определить, что они выберут, трудно. Сегодня, к сожалению, вкусы критики и вкусы публики они расходятся. Есть вкусы критики, есть вкусы зрителей, есть начальства.
Р.А.: Есть четвертое еще: вкусы людей, которые за это платят и хотят их вернуть. Вот смотрите: Станислав Говорухин, я просто член межведомственной комиссии, как ни странно, по развитию парусного флота России, поэтому я знаю, снимает «Пассажирку». В конце августа наш «Крузенштерн» пойдет из Калининграда аж до Канарских островов. Он на чьи деньги снимает это?
М.Ш.: Ну я вам так скажу, деньги дало федеральное правительство….
Р.А.: Это гораздо важнее, чем Александр Невский?
М.Ш.: Агентство по культуре и кинематографии, деньги дало московское правительство. Мы договорились, я благодарен Алекперову. Он заправил судно …
Р.А.: Да, я знаю, топливо…
М.Ш.: Топливом и я считаю, что Говорухин и Гончаров заслуживают того, чтобы им дали денег.
Р.А.: Знаете, о чем я говорю? Помните, я говорил: «Звягинцев и
М.Ш.: Да.
Р.А.: Так вот. Говорухину за имя дадут деньги. Никите Михалкову, ему даже денег не надо, он сама может их взять, но все равно дадут. А
М.Ш.: Вы знаете, я вот еще раз повторю. В
Р.А.: Почему? У нас, что декорации дороже? Актеры больше зарабатывают?
М.Ш.: Как ни странно, у нас подороже. У нас таких актеров, которые бы шли просто из любви нет.
Р.А.: А у них есть?
М.Ш.: Вы знаете, я вам скажу, Мерилл Стрип, которая, как вы понимаете, достаточно богатая женщина и очень дорогая. Она готова играть за тысячу долларов в неделю «Чайку» Чехова, если это будет материал. У нас такого рода состоятельных актеров просто нет. Потому что из съемочные дни не сопоставимы со съемочными днями на западе.
Но сегодня я думаю, что вот молодняку мы все-таки стараемся дать деньги. Ровно как мы стараемся дать деньги на экспериментальный театр, на экспериментальную живопись. Обижаются, как ни странно, старшие. Вы понимаете, это тоже проблема. Потому что когда приходя старшие и говорят: «Как вы этим даете? А нам не даете?» Это очень деликатный вопрос.
Р.А.: Михаил Ефимович, извин6ите, что прерываю, у нас накопились телефонные звонки.
Давайте минуту пять уделим им. К нас позвонил Валерий Федорович, он долго ждет. Валерий Федорович…
Р.: Вопрос у меня к Михаилу Ефимовичу. Недавно была экспозиция Кулика. Был ли он на этой экспозиции, насколько я знаю, она с его разрешения и как он ее оценивает? Я беседовал с молодежью, мне уже за 80, все уходили оттуда с плохим настроением.
Р.А.: Василий Федорович, спасибо вам за вопрос, мне знаете тоже уже за сорок, и я понимаю, что мои вкусы расходятся с вашими точно так же, как мои вкусы расходятся ос вкусами моей дочери. Впрочем, пусть Михаил Ефимович отвечает.
М.Ш.:
Р.А.: Николай еще позвонил.
Р.: Михаил Ефимович, вот скажите, сейчас на всю страну показывали многосерийный фильм про батьку Махно, вот как можно смотреть такие фильмы, где переврали все факты, события и сам батька Махно, многое приписано ему, да и разговаривали они почти на советском языке. Как вы считаете? Могут существовать такие фильмы? Ведь люди воспринимают их как источник информации? Почему они не могут показать с современной техникой какую-нибудь историческую фигуру более детально?
Р.А.: Николай, а вы историю про Нестора Махно откуда знаете? Говорите переврали… А вы учебник
Р.: Не только учебник, но и вообще…
Р.А.: И считаете, что переврали?
Р.: О движении на Украине.
Р.А.: Михаил Ефимович, извините, что опередил…
М.Ш.: Вопрос сложный, я в отличие от Рустама не полемизирую с теми, кто задает вопросы, может быть, это плохо….
Р.А.: Я просто историк по образованию.
М.Ш.: Правильно, вы историк, а я чиновник и не историк. Значит, это очень сложный вопрос, если мы вспомним такой фильм, который назывался «Александр Пархоменко», от которого, правда, всегда показывают только один эпизод, где Фаина Георгиева Раневская играет на пианино и поет в таком нэпмановско-махновском ресторане. Там одна версия махновского движения. На самом деле анархия и Нестор Махно — это фигура очень сложная. Неправильно трактуемая при советской власти и сегодня, может быть, до конца не осознанная. Это относится ко многим вещам, например тамбовское движение крестьянское Антонова — великое совершенно движение. С точки зрения красных — преступное и страшное, а сточки зрения истории — объективное и трагичное. Сейчас я об этом говорю. Потому что Андрей Смирнов — автор Белорусского вокзала и других фильмов, сценарист и актер прекрасный — он написал сценарий по существу об антоновском движении.
Р.А.: И будет снимать фильм?
М.Ш.: Сейчас он снимает фильм с нашим участием.
Р.А.: С участием Федерального агентства?
М.Ш.: Да. Я могу сказать, что сегодня история многие фигуры трактует
Р.А.: Еще как тормозят, за это лето два раза ездил.
М.Ш.: Поэтому жизнь наша историческая очень изменилась, наше восприятие истории изменилось, понимаете тут нужно быть не то чтобы мудрее, это очень трудно, потому что сердцу не прикажешь.
Р.А.: Обещал про главные события лета поговорить с Вами, Михаил Ефимович. Но я просто не то, что беру свое обещание перед слушателями обратно, поговорим, но просто событие, которое может быть некоторые даже не заметят, а мы, журналисты, должны замечать, да и вы замечаете. Завтра «Культура» отчитывается на правительстве. С чего
М.Ш.: Вы знаете, это плановое. Завтра плановый отчет, отчитываются все министры за то, как они отработали 2006 год.
Р.А.: Просто цифры расскажете, о достижениях или есть
М.Ш.: Естественно расскажут о цифрах, о достижения, но я думаю, что есть проблемы. Проблема, например, состоит в том, что у культуры российской до сих пор нет основного законодательства базового. То есть, нет закона о культуре. Были
Р.А.: Российских.
М.Ш.: Да, российских фильмов на ряде международных конкурсов, в том числе на Московском международном кинофестивале, я считаю очень важной.
Р.А.: А сам фестиваль Вы тоже считаете победой? Он
М.Ш.: Вы знаете, он стал лучше.
Р.А.: Да?
М.Ш.: Он стал лучше по сравнению с тем, что было 10 лет назад. Я объясню: фестивали московские вообще зависят от того, какие продажи в кинотеатрах. Любой фестиваль любой страны. Как только продажи в кинотеатрах зашкаливают за полмиллиарда долларов, все продюсеры стараются попасть в эту страну на кинофестиваль. Это естественно. Россия сегодня растущая страна. Скажем, и отрицательный, и положительный одновременно знак: в России открывают свои офисы американские кинопроизводящие компании. Почему? А потому, что в России сегодня интересно производить фильмы на русском языке. Они приносят доход. Хорошо или плохо это для русского кино — это другой вопрос, но знак того, что это растущая кинематография — факт. Конкурс Чайковского замечательный,
И с горечью могу об этом сказать, о смертях, которые были: и Антониони, и Бергман, и Кононов. Разные персонажи, разные герои, но… В общем, больно, потому что для меня, например, закрывается некая страница истории культуры. Я хочу сказать наперед. Мы сегодня говорили с Табаковым, 23 ноября во МХАТе, в новом МХАТе после ремонта, будет вечер памяти Ефремова. Ему в этом году будет 80 лет. 17 октября мы будем отмечать
Р.А.:
М.Ш.: После ремонта строители передадут его библиотеке. 1 октября — мы договорились об этом сроке — и это очень важно. 1 сентября в Царицыне передают Государственный исторический музей, Русский музей, Царское село 2000 картин дают на экспозицию в новый музей в Царицыно. Важно, все это совсем неплохо. В Каннах открывается фестиваль русской культуры в августе. Я заканчиваю, все. Могу еще продолжать, там будет много интересного.
Р.А.: Спасибо большое, Михаил Ефимович. У нас в гостях был Михаил Ефимович Швыдкой, руководитель федерального агентства по культуре и кинематографии. Очень хорошо, что Михаил Ефимович перечисляет и перечисляет важные события культурной жизни, а мне приходится его прерывать, список все не заканчивается и не заканчивается, значит, есть и будут еще достижения нашей культуры. Спасибо, что Вы к нам пришли.
М.Ш.: Спасибо, я надеюсь, еще раз позовете. Всего доброго.
