Это вторая часть истории.
Первая: «Цикличность насилия».
За полтора года наших отношений я сильно вырос.
Тому способствовали новый жизненный опыт и увлечения: я нашел свою первую работу, уже год как ходил на бокс, прошел через многие трудности самостоятельной, взрослой жизни. В целом, я стал уделять больше времени себе и тому, что мне интересно. Я вновь начал общаться со многими людьми, которых выбросил из своей жизни в угоду ей. Тогда я уже четко понимал, в каких нездоровых отношениях нахожусь, изучал тему абьюза в интернете, и думал, что мне делать.
Я правда сильно любил её и желал ей только лучшего, поэтому старался помогать ей со всеми трудностями, чтобы она могла чувствовать себя лучше и не срывала свою злость на мне. Но это не помогало.
В какой-то момент моя помощь с некоторыми делами превратилась в обязанностью по решению большинства её проблем. Если начиналось всё с того, что я вместо неё звонил в различные магазины и организации, поскольку она очень не любила этого делать, то закончилось всё тем, что на втором курсе университета я за неё закрывал 2 предмета в течение всего семестра.
Большой благодарности я за это не получал, поскольку она считала, что примерно так и должно быть: мужчина решает за женщину любые её проблемы, а она взамен любит.
Сама же она не очень умела помогать делом или поддерживать морально. Да, она могла что-то приготовить поесть, когда я был у нее в гостях. Ещё она могла пропылесосить у меня в квартире. Но в целом, почти во всех ситуациях, когда мне от неё нужна была лишь пара слов поддержки, я оставался один. А порою в такие моменты она делала мне еще хуже.
Помню, когда мне нужно было идти в суд после того, как меня на пешеходном переходе сбила машина, я написал ей с утра, что выхожу из дома, а в ответ получил вопрос, во что я одет. Ответив, что на мне привычные джинсы, худи и куртка, я получил тонну оскорблений.
Она сказала, что я полный придурок, поскольку в суд нужно было надевать рубашку. А я «как всегда» выгляжу как бомж.
Эта ситуация вывела меня из себя, и к волнению от предстоящего процесса добавилась еще и подавленность от её скандала по поводу неправильной одежды.
Пара моих близких друзей, с которыми я делился проблемами в отношениях, всё чаще говорили мне, что это ненормально. Само собой, они не могли закончить эти отношения за меня. А я хоть и слушал их, и понимал, что они правы, тоже не находил в себе сил в очередной раз не поддаться на ее манипуляции.
В какой-то момент я обзавелся большим кругом общения. Большую его часть составляла компания из моих одногруппников, с которыми мы удивительно хорошо сдружились и всё чаще гуляли. Она же в этот момент испытывала большие проблемы с социализацией: растеряла почти всех своих старых подруг, а новых заводить не хотела, а если и хотела, то не знала как. Я пытался вовлечь её в свою компанию. Но уже спустя пару вечеринок она перестала приходить, когда я был с ними.
В один день мы лежали и мирно разговаривали. Я захотел что-то рассказать о своём одногруппнике. В тот момент её тон сильно сменился, и она начала монолог, полный ненависти. Как оказалось, по её мнению, все мои друзья — ненастоящие. Она убеждала меня в том, что они все в один день меня предадут, и, вообще, просто используют меня из каких-то личных побуждений.
Я выслушивал её речь в полном оцепенении.
В тот момент я понял, что она жутко ревнует меня к любому человеку, который занимает какую-то часть моего свободного времени, ведь вместо этого я мог бы быть рядом с ней. И хотя со своими друзьями я отдыхал буквально один вечер в неделю, а то и две, она выставила это так, будто я трачу всё своё свободное время бессмысленно, а они пагубно на меня влияют. И в итоге, если я не перестану с ними общаться, то лишусь всего: и учебы, и работы, и, главное, её.
С этого разговора всё шло по-старому. Мы жили по графику 2/2, где 2 дня проводили чудесно, а еще 2 дня ругались или ругалась только она. Так как я уже целиком осознавал, в каких отношениях состою, то научился временами справляться с её приступами агрессии и травли, а иногда мы даже решали споры разговором.
В какой-то момент она решила пойти к психологу. Помимо проблем в отношениях, которые она уже признала, у нее была целая куча проблем, связанных с друзьями, родителями и самореализацией. Я активно поддерживал её в поисках подходящего специалиста, отвёл её на первый сеанс, а затем интересовался её прогрессом. Она отходила к психологу примерно полгода. Я помню это время как самое спокойное в наших отношениях. Уже после пары сеансов она начала прислушиваться ко мне и нам было куда проще решать споры, а её приступы агрессии почти сошли на нет.
Однако с тем, как у неё закончились финансовые возможности посещать сеансы, в течение пары месяцев наши отношения вновь начали лететь в пропасть. Я уже отвык от её сильного морального давления, а поэтому почувствовал себя настолько подавленным, как никогда прежде.
К тому же, в наших отношениях появилось рукоприкладство.
Слабое, женское, неспособное причинить мне реального физического вреда, но вполне осязаемое и бьющее, скорее, по моему достоинству и моральному самочувствию.
В ссорах она иногда запускала в мою сторону предметы гардероба или просто какие-то мелочи под рукой, а если я подходил, чтобы успокоить и обнять её, она могла сильно меня оттолкнуть или открытой ладонью ударить по руке. В какой-то момент я свыкся и с этим, однако всё же была ситуация, которая вновь почти привела нас к расставанию.
После нашего недельного отпуска мы возвращались на поезде в Москву. Всё шло замечательно. Этой поездке предшествовали семь дней совместного веселья и радости. Уже утром, когда до прибытия оставалось 40 минут, я заказал у проводницы кофе. Я спросил у своей девушки, хочет ли она что-нибудь, но она отказалась. Когда поезд уже подъезжал, а я допил кофе, она внезапно помрачнела. Я спросил в чем дело, но всё началось с простого «всё нормально», которое она говорила с презрительным тоном. Затем началась скоротечная истерика.
Она злобно заявила мне, что я мог бы оставить ей глоточек. Я сказал, что обязательно куплю ей кофе, когда мы выйдем с вокзала. Но она уже переключила тумблер на «рвать и метать» и перестала со мной разговаривать. Так как я давно устал от таких молчаливых ссор, поддержал её тем же. Мы молчали минут 5, и когда настала пора выходить, я взял чемоданы и позвал её двигаться к выходу. Она встала и ударила меня под дых. Это был незначительный удар, но этим она очевидно хотела навредить мне.
Я абсолютно не понял ситуации, впал в жуткое смятение и панику. Я думал лишь о том, как мне теперь сказать ей, что я устал это терпеть и что она поедет домой одна. Но, как и полагается, смалодушничал, испугался, сам начал жалеть её у себя в голове, и поэтому поехал вместе с ней к себе домой. Она сказала, что я сам виноват, что довёл её, и что удар был не таким сильным, чтобы я «дулся на неё, как девочка».
Наверное, после этой ситуации наши отношения не были прежними. Я уже не мог любить её как раньше, а может и вовсе не любил, но у меня всё ещё не было никаких сил переживать очередной скандал, если я скажу, что мы расстаемся. Я плыл по течению, хотя это течение мне совсем не нравилось. Ссоры становились всё чаще. После них мы подолгу игнорировали друг друга, а затем сходились, и я брал на себя всю вину.
Мне было страшно рядом с ней, но так же страшно мне было думать, что она уйдёт.
Спустя 3 месяца после этого случая в поезде наступил последний день наших отношений. Ему предшествовали прекрасно проведённые вместе выходные. Но как уже известно из прошлого опыта, чем дольше у нас была гармония, тем сильнее затем был наш конфликт.
Когда я решил проводить её до метро, она сильно разозлилась из-за моего выбора одежды. Разозлило её то, что я решил выйти в новых штанах, чтобы просто пройти 15 минут по улице. Я ответил, что имею право сам решать, в чём хочу выйти. Она сказала, что мне необязательно всегда выглядеть красиво:
Кто там, кроме меня, будет на тебя смотреть!
Затем я получил тонну оскорблений, ключевым словом которых было непечатное ругательство. До метро мы дошли почти молча. Я лишь спросил, считает ли она, что за «неправильный» выбор штанов я заслужил быть оскорбленным. Она сказала, что да. Тогда я понял, что это конец.
Я был морально истощён, на тот раз у меня абсолютно точно не осталось к ней ни любви, ни жалости.
Я проводил её до метро, и нашему следующему разговору предшествовала неделя молчания с обеих сторон. Она поняла, что я настроен серьёзно, только когда из моего Инстаграма пропали совместные фотографии. Написала мне с претензией, а когда я холодно ответил, начала добиваться встречи. Я согласился лишь на звонок. Звонок длительностью примерно в 3 часа состоял всё из того же набора инструментов: она давила на жалость, пыталась убедить меня логическим путем, угрожала самоубийством.
В тот раз я не поддался. У меня не было и мысли о том, чтобы жалеть её, встретиться с ней, обняться. Я боялся её и не хотел, чтобы она подходила ко мне близко.
Когда она всё же смирилась со случившимся, мы договорились встретиться, чтобы обменяться вещами, оставленным друг у друга. Это произошло через три недели после моего ухода. Во время встречи я вновь выслушал монолог о том, что во всём виноват я. Я её не любил, она не была мне нужна, а еще это я был инициатором всех скандалов. В конце она всё же показала реальную себя, ту, в которую я когда-то влюбился, и искренне пожелала мне счастья в будущем.
После моего ухода, ещё до того, как мы обменялись вещами, я примерно две недели испытывал дикую эйфорию. Впервые за долгое время я начал высыпаться и просыпался с желанием что-то делать.
Моя жизнь началась с чистого листа. Я больше не был зависим от мнения, по сути, чужого мне человека.
Я перестал испытывать ежедневное моральное давление. Я понял, что теперь моё время и мои дела зависят только от меня.
Но у расставания была и обратная сторона. Буквально через пару дней после него я почувствовал себя ужасно одиноким. Я с трудом мог оставаться дома один, и поэтому почти каждый день приглашал гостей или выходил гулять. У меня больше не было человека, которому я отчитывался о каждом своём шаге и действии, мне больше некому было каждый час отвечать, как у меня дела.
Мыслей о том, чтобы вернуться, не было. В тот момент я искренне её ненавидел и не хотел даже знать. Пустоту после расставания глушил приходящими и уходящими как по расписанию друзьями, алкоголем и игрой в приставку. Но чего и стоило ожидать, спустя две недели жуткой радости от обретенной свободы, я внезапно более глубоко прочувствовал опустошение и на следующие пару недель впал в депрессивное состояние.
Всё чаще, особенно перед сном, откуда-то из подсознания вылезали хорошие моменты наших отношений, и я думал о том, что меня больше никто и никогда не полюбит так, как она. Потом понимал, что это не мои мысли, что я всё так же не люблю её, и мысленно посылал куда подальше.
Продолжение — в третьей и заключительной части: «Долгоиграющие раны».
Дмитрий Лукович
