– Иван, вы часто говорите, что ощущаете себя питерским человеком. Чем вам близок Питер и как вы воспринимаете атмосферу, «тональность» Москвы?
– Буквально сегодня утром приехал из Санкт-Петербурга, был там два дня на кинофестивале и понял, что уже в сторону Москвы поглядываю. Признаюсь, соскучился даже за два дня по столицу. Один-два друга не смогли со мною встретиться в Питере, были заняты, и я сразу обнаружил, что потерян, не знаю, куда мне там идти и что делать. Все изменилось. Хотя, конечно, это родной город.
– Какие самые яркие воспоминания у вас связаны с детством?
– Я – деревенский человек. И детство, и юность провел в деревне. Мои родители – из Алтайского края. Мама из Колыванска, папа из села Шарчино. Сам я родился в селе Прутское Павловского района Алтайского края. Абсолютно сельский житель, и считаю, что это во мне крепко сидит. Люблю землю, кроликов выращивал. Хрустящий снег под ногами, все на запахах, на каких-то ассоциациях... Я пропитан этим. Мегаполис меня так не манит. А вот побыть в деревне! Я знаю и деревенскую тоску, и понятие «далеко», и понятие «до коров время делится». Это все близкие состояния.
– Интересовались происхождением вашей фамилии?
– До прабабушки только знаю. Мой прадед по отцовской линии (я в его честь назван Иваном) был своеобразным человеком. Он имел мельницу, слыл зажиточным человеком. Но раз в год собирал всех лошадей, весь помол и уходил к цыганам. Приходил через месяц с одной уздечкой в руке. Очень смурной по сути человек. И опять начинал медленно восстанавливать хозяйство: заводил лошадей, коров. Но вот однажды утром вставал, все собирал, клал на телегу и уходил к цыганам... Я чувствую его, хотя не был знаком с ним лично.
С тех пор в некоторые периоды жизни вдруг говорю: иду к цыганам. Люди, знающие меня, понимают, что это такое. Это в своем роде привет моему прадеду.
По линии мамы было очень много детей. Они умирали, рождались новые и опять умирали. Такая вот жизнь. Поэтому очень сложно что-то восстановить. У мамы – четыре сестры и брат, но он умер еще маленьким. Мама – двойняшка, их две старшие сестры. Все сестры – голосистые, очень красивые и очень умные. Вместе собираются, прекрасно поют.
– Иван, вы из театральной семьи… Как вы считаете, актерские «гены» передаются по наследству?
– Не знаю ничего о генетике. Я поступил в театральное училище просто потому, что не знал чем другим заниматься. Это было как развлечение: после девятого класса в театральное училище. Я ничего не видел другого, а это «место» знакомо с детства. Там мне было спокойно. Так я «по накатанной» туда и пошел. И даже в начале обучения в театральной академии была какая-то «оттяжка». Потом уже все завертелось всерьез. Я не планировал этим заниматься. Посмотрим на моих детях.
– Что для вас самое главное в профессии актера?
– Человеком остаться интересным. Все же видно по лицам, особенно после сорока лет. Про всех все понятно. Видно с одного взгляда (я редко ошибаюсь в людях, серьезно). Как мы жизнь проживаем, так это и отражается на лицах: какие мы люди, в кадре видно. В каких-то ролях можно быть одинаковыми, но, тем не менее, ты сам по себе должен быть интересен, и это видно в секунду. Человек открывает рот, и уже через три секунды ты многое про него понимаешь. Хорошо видно, когда человек только что положил мобильный и пошел играть на сцене или в кино, в кадре. Я встречаюсь с такими партнерами часто, которые параллельно решают 555 дел. Они правы тоже, но все-таки потом серьезно проигрывают в кадре. Есть момент концентрации в профессии, и желание, и чувство этой концентрации. Хотелось бы как-то не запутаться, не заработаться. Нужно быть все-таки более ответственным за все происходящее. Не потерять ощущение границ профессиональной ответственности.
– На ваш взгляд, что самое трудное в профессии?
– Летать во Владивосток по девять часов туда и обратно! Во всем остальном – грех жаловаться! У нас неплохая профессия, на самом деле еще и деньги платят, и на улицах узнают... Бывает смена и по 20, и по 22 часа. Но никогда не надо забывать, что люди за эти деньги, возможно, весь месяц встают в семь утра, едут полтора часа на электричке, потом 10 часов работают и еще два часа едут домой. А ты, зачастую в тепле, в комфортных условиях один день работаешь и получаешь те же деньги. Это не секрет. Поэтому не надо ни про какие трудности говорить. Надо реально смотреть на вещи и на самоотдачу. Вот я и говорю про эти границы: главное, не потеряться, еще пока на земле удержаться. Я понимаю, что кто-то там живет в облаке газа, кто-то в облаке театральном. Нужно еще постоять на земле.
– Знаю, что вас интересует сейчас профессия режиссера, удалось ли осуществить какие-то проекты?
– Я закончил высшие режиссерские курсы, снял курсовую работу. Буду защищать диплом, как режиссер. Только что отснял диплом в Ярославле, еще даже не приступил к монтажу. Это 30-минутная новелла. Я сам писал сценарий. Названия, правда, еще нет. Надеюсь, что все сложится, и на «Кинотавре» буду представлять ее этим летом в конкурсе короткометражных работ. А курсовую, считаю, надо выложить в Интернет.
– Какую роль вы бы не сыграли ни при каких условиях?
– Твой персонаж либо интересно написан, либо нет. Для меня критерии здесь такие. Пусть даже Гитлер какой и иже с ним...
– А если не хочется переступить какую-то грань…
– Слава Богу, с таким выбором не сталкивался. Я много от чего отказываюсь. В сентябре буквально каждый день какие-то предложения приходили. В итоге ничего себе не взял, как-то не легло ничего, и нормально. Работаю в театре, снял диплом, сейчас им занимаюсь, никуда не спешу.
– Что вас вдохновляет в процессе работы над ролью?
– Я не работаю над ролью, к сожалению. Нет такого материала. Летаю сейчас во Владивосток на съемки, и там во время полета хорошие фильмы раздают посмотреть: летел туда, посмотрел «Ностальгию» Тарковского, летел обратно – «Андрея Рублева». Это материал, я понимаю, например, «Ностальгия». Было бы интересно поработать над монологом Янковского, что ближе к концу фильма, когда он стоит в болоте и рассуждает о жизни. Не встречаю такого материала в кино, чтобы можно было бы посидеть на кухне и поработать над ним. В театре – да, в кино такого у меня не было.
– Часто к вам приходит вдохновение?
– Не знаю, что такое вдохновение. Занимаюсь своей историей (имею в виду дипломный проект) и за нее отвечаю «от и до», потому что я сам сценарист, и сам деньги искал, и снимал, и за людей отвечал. Это не тот процесс, когда вдруг тебе так хорошо. Все время что-нибудь додумываешь. Музыка сильнее киноискусства. В музыке уже заложено и сюжет, и кино, и все развитие, и кульминации. И ты это переживаешь. Музыка, если ее уметь слушать, содержит в себе и жанры, и оттенки, и она даже работу камеры тебе заранее предлагает. Я даже сочиняю в процессе слушания музыки: картинки возникают. Столько кинофильмов лежит в музыке!
– Творческое волнение вам помогает или мешает на сцене?
– Его не люблю. С ним ничего не поделаешь, надо уже смириться. Думаешь, когда-нибудь оно пройдет? Так нет. Всегда перед спектаклем есть пятиминутка волнения.
– Как вы готовитесь к выходу на сцену?
– Никак. Просто стоишь и нервничаешь. Вот и вся подготовка.
– Как вы думаете, чем могут заинтересовать молодежь новые постановки классических пьес? Например, идущий в «Современнике» спектакль «Горе от ума».
– Энергетикой. Просто этот спектакль, кому-то он может нравиться или нет, имеет энергию. И в зале ее чувствуют. Молодежь можно только искренностью зацепить, энергией. Было время, начало – середина 1990-х годов, когда режиссеры взялись «реформировать» театры. Возник салонный клубный театр. Но это была не режиссура, а дизайн: спектакли ставили дизайнерские режиссеры. И это время прошло. Сейчас уже экранами на сцене не удивить, голыми телами, странно говорящими людьми не удивить, странными танцами не удивить… В наше время искренность приковывает взгляд. Искренние глаза приковывают внимание. Так что этот спектакль, сделанный давно, до сих пор играется. Мы все – артисты – очень волнуемся перед этим спектаклем. Это определенная планка, которую надо выйти и взять.
– Ваши герои, Чацкий, Роберт, находятся в поиске любви. А вы в жизни романтик?
– Наверное.
– Каким вы были студентом?
– Плохим, к сожалению. Сейчас хочу учиться. Это так здорово – слушать умных людей, да еще бесплатно. Тогда это было бесплатно, теперь я уже плачу деньги за это. На курсах с жадностью ходил на лекции. У каждого своя дорога. Если 35 раз скажешь человеку, ходи, учись – это очень интересно, никуда он не пойдет.
– Что вы цените в людях?
– Искренность. Пусть человек будет дураком, но искренним. Искренних людей люблю. Надежность. Простые вещи, что и все ценят.
– А что не приемлете?
– Лицемерие, оно вокруг, ежеминутно. Слишком много примеров. Это уже закон природы.
– Что для вас самое главное в отношениях между любящими людьми?
– Честность и сон. Приятный, молчаливый сон. Умение молчать. Такие тонкие вещи.
– На ваш взгляд, как можно сохранить любовь?
– Это трудоемкий процесс, за который ответственны два человека. Кто-то один расслабляется, и все, сразу начинаются какие-то проблемы.
– Есть ли у вас фирменный рецепт хорошего настроения?
– Выспаться, проснуться дома. Налить себе чаю. Никуда не спешить. И обязательно, чтобы работала стиральная машинка. Этот звук у меня с детства связан с уютом дома. Для меня это самое лучшее начало дня.
Беседу вела Татьяна ТОКУН
