Я частенько разговариваю с родителями и ещё чаще переписываюсь, но иногда какие-то вещи для меня становятся полной неожиданностью.
Пару дней назад я говорил с мамой по телефону, и она рассказывала, как ей на пятидесятилетний юбилей преподносили огромный букет и как эта традиция давно не повторялась...
И тут вдруг я спросил:
— Мам, а тебе сколько лет?
— Добрый вечер, сынуля, мне 61, — и смеётся.
Влажная пелена накрыла мои глаза, и я начал что-то бубнить, мол, этого быть не может, зачем ты это сказала, лучше бы соврала…
Ведь я помню, что ей было 38-39.
Потом я подрос, и ей было 45, и, кажется, этот возраст с ней остался навсегда.
Я не видел, чтобы она менялась, я не ощущал, что она стареет…
— Но я ведь чувствую себя на все 50, а иногда даже и на 45, сынок.
— Осталось это биологии объяснить… — с горечью произнёс я.
Я же помню её такой, какой она ходила со мной в музей восковых фигур, когда я фотографировался вместе с Бэтменом.
Такой, какой она меня забирала из садика.
Такой, когда она плакала, впервые увидев меня в школьной форме, а я ей говорил:
Ой, мам, ну хватит…
Я помню её такой, какой увидел впервые на фотографиях и думал, что у меня самая красивая мама на свете, а у папы губа не дура и мне следовало бы быть таким же разборчивым...
И вот — ей за шестьдесят, а мне кажется, что она всегда была и остаётся одинаковой. То, что она до сих пор играет в волейбол, — прямое тому доказательство.
Хочется оставить всё как есть, а не «поклоняться данности», но, увы, биологии так не скажешь, а время не остановишь.
Сергей Брыляков
