17 марта 1991 года на всей территории СССР прошел референдум по вопросу о сохранении Союза как федерации равноправных республик. Более 77% граждан высказались за сохранение СССР. Но 26 декабря того же года Совет Республик Верховного Совета СССР принял декларацию о прекращении существования СССР в связи с образованием СНГ. Что же стало причиной гибели 70‑летней советской империи?
К концу 80‑х годов мало кто из граждан Советского Союза сомневался в том, что стране необходимы серьезные реформы. Людей раздражали пресловутый «дефицит», очереди, «блат», окостеневшие идеологические догмы. Казалось, что страна, экономика которой на тот момент была второй по объему в мире, стоит на пороге грандиозного рывка. Вот сбросит оковы коммунистических догм, введет демократию, протянет руку дружбы бывшим врагам — и расцветет.
Происходящее сегодня советским людям в конце 80‑х не снилось даже в кошмарах. Ну кто тогда мог всерьез поверить в возможность войны между РCФCР и Украиной? В то, что российские танки будут разрушать Грозный, а украинские — Донецк и Луганск? Все это, как и многое другое, — последствия развала Советского Союза. Можно ли было его предотвратить? Было ли разрушение единой страны необходимым условием перехода к демократии? Наш собеседник — человек очень информированный. Экономист Олег Ожерельев с конца 80‑х работал в «мозговом центре» СССР — отделе науки ЦК КПСС, был помощником президента Михаила Горбачева, видел происходившие тогда процессы «изнутри».
— Олег Иванович, как вы попали на работу в ЦК КПСС?
— Меня пригласил Вадим Андреевич Медведев (советский экономист и партийный деятель, входил в команду Горбачева. — М.П.). Возможно, сыграло роль то, что экономический факультет ЛГУ, деканом которого я был, активно выступал за внедрение товарно-денежных отношений. Тогда боролись две школы экономистов: «товарники» и «антитоварники». Медведев был явный «товарник».
— В чем состояла ваша работа в Центральном комитете партии?
— Я пришел на работу в ЦК в мае 1984 года и практически сразу в составе группы экспертов был отправлен на партийную дачу в Серебряный бор, где мы все лето готовили материалы к докладу Горбачева. Михаил Сергеевич лично это курировал, регулярно туда приезжал и передиктовывал текст. Вылилось все это в научно-практическую конференцию в декабре 1984 года. Из семи лет в ЦК года четыре я провел на дачах, где готовил материалы для докладов, пленумов, съездов, конференций.
— Как экономист, вы, конечно, понимали, что страна нуждается в реформах. Что-то реальное тогда делалось в этом направлении?
— В 1987 году были намечены прекрасные реформы. Если бы эти реформы реально осуществились, то экономика быстро пошла бы вверх — и мы сейчас жили бы в другой стране.
— Что это были за реформы и кто участвовал в их разработке?
— В январе 1987 года стало ясно, что экономика пробуксовывает. Появились перебои с топливом и электроэнергией. Горбачев распорядился срочно начать разработку программы экономических реформ. Для этого была создана специальная экспертная группа при Горбачеве во главе с Вадимом Медведевым. Она работала на госдаче «Волынское». В группу вошли Абалкин, Аганбегян, Можин, Ситарян, другие эксперты, в числе которых был и я. Всем промышленным и научно-исследовательским коллективам были розданы задания. Мы систематизировали и анализировали их предложения. Горбачевской группе удалось родить довольно радикальную программу, которая была утверждена в решениях июньского пленума ЦК КПСС. Была задумана самая радикальная после НЭПа реформа системы хозяйственного устройства Советского Союза.
— Какие конкретно изменения были запланированы?
— Во-первых, радикально менялась роль Госплана и Госснаба. Отменялось централизованно-директивное планирование экономики. Отменялось централизованное снабжение предприятий и организаций. Во-вторых, цены должны были стать договорными, свободно-конкурентными. В-третьих, кардинально менялась роль финансовой и банковской системы. Отныне деньги можно было брать только в кредит. Четвертое: предприятия переходили на самоокупаемость и самофинансирование. Пятое: трудовой коллектив сам выбирает руководителя и сам его контролирует.
Все эти элементы, вместе взятые, позволили бы обеспечить безшоковый переход к рынку при возможности сохранения общенародных интересов.
— Как легко можно догадаться, эта реформа не претворилась в жизнь. Что помешало ее осуществлению?
— Все необходимые решения были приняты, и реформу надо было просто осуществить быстро и по-деловому, а не заболтать. Но Горбачев руководство процессом полностью переложил на правительство, во главе которого тогда стоял Николай Рыжков, бывший директор завода «Уралмаш». Он был приверженцем привычных методов управления экономикой. Рыжков повторял заклинания о невозможности управлять страной по новым правилам. Он честный, хороший человек, но он директор завода. Он знал, как руководить предприятием. Но он не понимал, как управлять страной. И выстроить хозяйственный механизм на новых принципах он не смог. В итоге та реформа была заброшена.
— То, что стране нужны реформы, было очевидно всем. Но большинство советских граждан не хотели распада страны. Разрушение политико-правовой системы и разрушение страны — это вещи разные. Можно ведь было проводить реформы в масштабах единого государства, не разваливая его на части?
— Совершенно верно. И нужно было.
— Был ли распад СССР вызван естественными причинами? Был ли он предопределен?
— Нет, конечно.
— Что же сыграло здесь решающую роль?
— Во-первых, очевидным детонатором этого стал продовольственный коллапс.
— Но до прихода Горбачева никакого продовольственного коллапса в СССР не было. Карточки на продовольствие были введены только при нем. Мог ли этот «коллапс» быть организован искусственно? Сегодня можно услышать даже утверждения, что продовольствие специально уничтожали.
— Это вряд ли. Но то, что в какой-то момент в 1991 году в Подмосковье стояли эшелоны с продовольствием и их не пустили в Москву — такое было. Мотивировка была такая: надо подождать, пока цены поднимутся, и продавать все это уже по другим ценам. Не исключено, что там что-то испортилось — и это уничтожили.
— Выходит, повышение цен было ожидаемым?
— То, что цены должны балансировать спрос и предложение, мне как экономисту очевидно. И то, что правительство Рыжкова не шло в этом направлении, было колоссальной ошибкой. Роль Госплана преобразовали, Госснаб преобразовали. Раньше Госснаб поставлял все ресурсы от предприятия к предприятию. Теперь все стало свободным. А в ценообразовании образовался ступор. Крупному предприятию, типа «Автоваза», нужны тысячи комплектующих. Производители не хотят их выпускать по старым ценам. А у предприятия нет денег, чтобы покупать по новым. Наступает коллапс. Нельзя сидеть на двух стульях. Или диктатура — и тогда предприятию просто говорят: нужно то-то и то-то в таком-то количестве. Или рыночный механизм. Такой механизм предусматривался реформами 1987 года. Но правительство Рыжкова провалило эти реформы. Что сразу же сделал Ельцин, когда пришел к власти? Издал указ об отмене централизованного ценообразования. И цены сразу понеслись вверх.
— Вы считаете, что это было хорошее решение?
— Это было ужасное решение в том виде, как это было сделано Гайдаром. Но можно ли было отпускать цены постепенно? Можно и нужно. Так и планировалось. Без этого экономику нельзя было восстановить. В Китае никакой шоковой терапии не было. А цены там постепенно стали свободными. Развал Союза — это процесс, который проходил в несколько этапов. Первый — это развал экономики, которая стала неуправляемой. Затем появилась идея самоокупаемости республик.
— А как возникла идея самоокупаемости республик?
— Помню, как Горбачев встречался с руководителями Латвии и Эстонии. Они ему говорят: «Михаил Сергеевич, в стране хаос, полная неуправляемость. И в рамках Союза мы не видим решения. Потому что союзное правительство нам не предоставляет возможности решать вопросы самостоятельно. Мы хотим, чтобы нам никто не мешал».
— И что решил Горбачев?
— Ничего. Сказал, что надо республики перевести на полный хозрасчет. А что это означает? Это означает, что они сами заботятся о своем прокормлении, сами планируют, сами все решают. Но тогда им Советский Союз просто не нужен.
— Было ли иное решение?
— Я в 1988 году ездил в Вильнюс. Со мной поехали Гавриил Попов, который был тогда главным редактором журнала «Вопросы экономики», и Борис Федоров, будущий министр финансов. Мы там пару дней проводили дискуссии и встречались с руководством «Саюдиса». Причем встречались вечером в бане. В такой дружелюбной обстановке. Люди они были приятные. Они нам говорят: «Вы поймите, что сейчас такой порядок, что если нужно, например, в высотном доме окна помыть, то мы должны этот вопрос согласовывать с Москвой». И задают мне прямой вопрос: «Вот вы, Олег Иванович, можете изменить ситуацию?» Но ведь такая ситуация происходила не из-за того, что ограничивали республики. А из-за того, что весь хозяйственный механизм страны был разрушен. Если бы, как и планировалось в 1987 году, предприятия перешли на самофинансирование, на договорные отношения, то этих проблем просто бы не существовало. А Горбачев говорит: «Ну да, в рамках Союза мы эти проблемы решить не можем. Пусть решают сами у себя. Давайте мы республикам дадим полную самостоятельность. Пусть что хотят, то и делают». За дословную точность не ручаюсь, но это примерно то, что сказал Горбачев на совещании, которое проходило после его встречи с лидерами прибалтийских республик. А дальше — больше. В узком кругу было принято решение вообще изменить устройство Советского Союза. Родилась сумасбродная идея: «Давайте мы Союз распустим, а потом пусть республики внесут свои предложения о том, как они видят новое устройство СССР».
— Кто же входил в этот узкий круг?
— Фактически все главные решения принимали тогда три человека: Горбачев, Яковлев, Медведев. Группу по переустройству Советского Союза возглавил лично Горбачев. Причем делалось это в закрытом режиме. Ни Политбюро, ни Верховный Совет не были в курсе. Они знали, что готовится новый договор, но что он собой представляет, не знал никто. Кроме руководителей республик и Горбачева, которые обсуждали его между собой в абсолютной тайне. Это и был так называемый «новоогаревский процесс».
— О союзном договоре в то время никто практически и не помнил. Была единая страна, и это воспринималось как данность. Откуда вдруг появилась идея переписать союзный договор? Кто был ее автором?
— Для меня это остается загадкой. У меня есть собственное представление об этом, но, боюсь, нет никаких доказательств.
— Давайте без доказательств. Скажите, что вы сами думаете — с оговоркой, что это всего лишь предположение.
— Я думаю, что Александр Николаевич Яковлев был автором этой идеи.
— Вам, конечно, не раз приходилось общаться с этим человеком. Что вы о нем думаете?
— Человеком он был очень непростым. И даже при тесном личном общении его сложно было понять. Кое-что в его поведении казалось мне странным. После возвращения из Вильнюса, где я беседовал в бане с «Саюдисом», я встретился с Александром Николаевичем. «Прибалты могут отделиться, — сказал я ему. — Вероятность этого очень велика». На что он ответил: «Ну что ты! Куда им отделяться? Разве они не понимают? Все их связи экономические завязаны на Россию! Им это очень выгодно. Почему они должны отделяться? Пошумят — и все на этом!» Очень странная беспечность. И, конечно, никаких мер, которые могли бы снизить напряжение в отношениях с Прибалтикой, принято не было.
В то же время вспоминается такой эпизод. Мы с Яковлевым вдвоем у телевизора на даче «Волынское». Идет программа Александра Невзорова «600 секунд». Невзоров вдруг делает жесткий выпад в адрес ЦК КПСС. Яковлев реагирует мгновенно: «Это уж слишком! Ну должно же быть что-то святое!»
— Вину за развал СССР любят «валить» на ГКЧП. Он все же сыграл свою роль?
— Да ГКЧП был просто счастливой находкой для всех фигурантов развала! Именно потому, что на него можно было все свалить. Путч произошел 19 августа 1991 года, а на 20‑е было запланировано подписание нового союзного договора. В Москву должны были съехаться главы всех республик. А согласованного проекта договора не было.
— Подписание нового союзного договора — это и была ключевая ошибка, которая привела к развалу Союза?
— Это была грубая ошибка. Сыграла ли она решающую роль? На том этапе она сыграла решающую роль. Надо быть полным идиотом, чтобы, собрав глав республик, сказать им: «Вы теперь сами себе хозяева, и давайте договоримся, на каких условиях мы будем вместе работать». Естественно, в такой ситуации любой скажет: «А зачем мне эта Москва? Я же становлюсь хозяином огромной территории!» Однако этим ошибки Горбачева не исчерпываются.
— Какие же ошибки он еще допустил?
— Избрание Ельцина председателем Верховного Совета РСФСР. Как можно было это допустить Горбачеву, когда он унизил Ельцина и знал его характер? Ельцин, конечно, сыграл решающую роль в развале СССР.
— Каким образом?
— Как только он стал председателем Верховного Совета, сразу же была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР. В ней провозглашалось, что законы РСФСР выше законов СССР. Что все налоги должны идти в бюджет РСФСР, а потом ее руководство принимает решение, сколько выделить в союзный бюджет. Это были убийственные для Советского Союза решения.
— А какие меры мог принять Горбачев в данной ситуации?
— Эти решения — антиконституционный акт. Надо было немедленно собрать Верховный Совет СССР и отстранить Ельцина от власти. Либо заставить его самому отменить эти решения. Я думаю, что если бы его поставили перед выбором: либо ты сам все отменяешь, либо мы тебя снимаем через ВС СССР, Ельцин бы сдался. Что делает Горбачев? Ничего.
— Как вы думаете, почему он ничего не предпринимал? По злому умыслу?
— Трагедия Горбачева состояла в нерешительности, непозволительной для руководителя такой огромной страны в условиях несформировавшихся механизмов сдержек и институциональных противовесов.
— Вы-то сами понимали тогда, что происходит?
— Что собой представляет новый союзный договор, я не знал. Потому что текста его я не видел. Решения о том, что вообще нужно отменить старую Конституцию и вместо Советского Союза создать какой-то новый Союз, я не видел. В экономической реформе 1987 года я принимал самое прямое участие и, конечно, видел, что она буксует. Но за ее реализацию отвечало правительство, и влиять на это было невозможно. Поэтому в конце 1990 года я для себя принял решение о том, что ухожу. Но меня пригласил Валерий Болдин (руководитель аппарата Президента СССР. — М.П.) и сказал: «Олег Иванович, вам в ближайшее время Михаилом Сергеевичем будет сделано новое предложение, поэтому он бы просил, чтобы вы не предпринимали никаких шагов». Поскольку я начинал с Горбачевым, я решил остаться. Потом меня пригласил уже сам Горбачев и сказал: «Я прошу тебя стать моим помощником по экономическим вопросам». Я ответил: «Михаил Сергеевич, я вообще-то собрался уходить. Но в последнее время часть работников бегут, как крысы с тонущего корабля, а это не в моих правилах. Поэтому я готов работать. Но я намерен привлекать наиболее критически настроенных людей и вносить их предложения». Он сказал: «Хорошо». Это был конец февраля 1991 года.
— Сейчас часто можно услышать: «Советский Союз развалило ЦРУ». Возможно ли, что какой-то «суперкрот» разрушил советское государство изнутри, подбросив Горбачеву в нужный момент идею нового союзного договора?
— ЦРУ, конечно, работало, но, на мой взгляд, его вклад не был решающим. Главной предпосылкой для распада была авторитарная система власти, при которой Горбачев мог готовить новый союзный договор в узком кругу назначенных им лиц. Если во главе такой системы стоит талантливый руководитель, то она работает. Если вдруг там оказывается человек слабовольный или ограниченный, то эта система смертельна для страны.
Автор: Марина Перевозкина
