Страсть подниматься на башни появилась у меня, когда поднялся на колокольню Ивана Великого, закрытую для народа во времена Хрущева. За ней последовали Спасская и Троицкая, самые высокие башни Кремля, шпили высотных зданий, включая тот, что достигает 240 метров над высотным зданием Московского университета. Там, на звезде между колосьями, есть площадка, где уместился с высотником. Не упустил случая, когда шли ремонтные работы, оказаться на вершине легендарных Шуховской и Меншиковой башен, чтобы увидеть и описать панораму города. Поднялся с монтажниками при водружении флага на Останкинской башне.(За что назвали меня башнописцем.)
Поэтому, когда узнал, что завершена башня «Федерация»-«Восток», самый высокий в Европе небоскреб, а такими считаются здания от сорока этажей и выше, захотел подняться на последний 101-й этаж (для человека, которому на днях исполнилось 88 лет, желание довольно смелое, согласитесь). Из них 4 этажа находятся ниже нуля, под землей. Стоит рядом с этим небоскребом башня «Федерация»-«Запад», но она пониже, 62 этажа.
Этот комплекс вблизи я увидел, когда впервые оказался в гуще самых головокружительных громад. Они теперь всем известны с названием, как считаю, не самым удачным (его хотели поменять), но ставшим привычным — «Москва-Сити».
Сооружение стоэтажной башни закончилось в конце 2017 года, а могло быть на год раньше, если бы не огонь. Неоднократно по требованию пожарных на стройке вся деятельность замирала. Однажды приставы по решению суда опечатали обе башни на 30 суток! И все-таки после неоднократных судов, штрафов, запретов запылала крыша на 67-м этаже. Башня походила на зажженную свечу. Горело дерево опалубки. Этот пожар я долго видел ночью из окна квартиры за несколько километров от «Москва-Сити».
Огонь тушили 25 пожарных команд. Четыре вертолета набирали воду из Москвы-реки у площади Европы Киевского вокзала и сбрасывали потоки на бушующее пламя, которое не смогли подавить ни огнетушители, ни мотопомпы, вся техника, рассчитанная на 100 метров высоты. А пожар возник на высоте 250 метров, а это четверть километра. К счастью, конструкции не пострадали, никто не погиб.
Есть у этого града еще одна особенность, мало кому известная. Находится «Москва-Сити» на Московском меридиане, воображаемой линии, огибающей земной шар через оба полюса. Ее координаты 37 градусов 34 минуты в середине ХХ века высчитали в обсерватории МГУ на Воробьевых горах. Это на 6,264 секунды западнее прежнего, проходившего через телескоп старейший, 1831 года, обсерватории Императорского Московского университета на Трех горах Пресни.
Об этом я узнал у астрономов, когда решил пройти пешком через всю Москву по Московскому меридиану от МКАД на юго-западе, где находится телескоп, до МКАД на северо-востоке. Вот тогда за Окружной железной дорогой границы города 1917 года я увидел неожиданно: забор на заборе, крыша на крыше. Промышленную стихию, вырвавшуюся задолго до революции, оказалось нелегко обуздать.
Два берега одной реки не похожи были друг на друга, как трава на гранит, которым облицевали Краснопресненскую набережную, ныне она Пресненская, словно не было революции 1905 года. На этой земле добывали камень и ютилась промышленная зона, насчитывавшая 22 разномастных предприятия.
Весь этот хаос соседствовал с Международным выставочным центром, ныне «Экспоцентр», одним из соавторов которого являлся замечательный архитектор Тхор.
Судьба его сложилась так, что творил он десятки лет не один, а в коллективе, где Борис Иванович занимал почетное, но второе место.
Первым быть ему представился шанс, когда депутаты Моссовета избрали главой правительства города Юрия Лужкова.
«Когда меня избрали председателем Мосгорисполкома, — цитирую его слова, — ко мне на прием пришел известный московский архитектор Борис Иванович Тхор. Много лет в команде главного архитектора Москвы Михаила Посохина он проектировал самые известные здания эпохи Хрущева — Дворец съездов, здания Нового Арбата, Лужников. При Брежневе занимался крытым стадионом «Олимпийский». Получил за эту работу Ленинскую премию. Пришел он ко мне с мечтой — построить небоскребы международного делового центра с названием «Москва-Сити».
Вдали от Кремля на расстоянии четырех километров мы расчистили от двадцати предприятий промышленную зону. Их место предназначили двадцати небоскребам. Вырыли огромный котлован, что дало повод злорадствовать и поминать злополучный «Котлован» Андрея Платонова».
Если говорить о мощных городских грандиозных проектах, «Сити» самый значительный. Там мы строили Москву ХХI века».
Мечта моего друга Бориса Ивановича сбылась. На Пресненской набережной, 12, ничего от старой Москвы, кроме названия улицы, нет, это адрес «Федерации»-«Восток»». Чувствуешь себя у входа в башню как в известной песенке:
Небоскребы, небоскребы,
А я маленький такой.
В небо упирается самый высокий небоскреб Европы, поднявшийся над Москвой на 97 этажей. Еще четыре этажа находятся под землей, поэтому я и написал в заголовке, что пишу репортаж со 101-го этажа.
Первый раз я там побывал два года назад, вскоре после того, как с крыши сняли башенные краны и Государственная комиссия разрешила в нем жить и служить. Но тогда этим правом еще мало кто воспользовался.
Далее пакет документов направили в Соединенные Штаты Америки, Чикаго, где находится Международный совет высотных зданий. Там решили, что, во-первых, «Федерация» является самым высоким небоскребом континента. А во-вторых, в здании находится самое высокое используемое помещение на 97-м наземном этаже на высоте 374 метра. «Шпиля тщеславия», как у небоскреба «Лахта-центр» в пригороде Санкт-Петербурга, у «Федерации» нет, поэтому самый высокий обитаемый этаж в Европе находится в «Москва-Сити».
В пустовавшем небоскребе я встретился с прилетевшим из Берлина автором — Сергеем Чобаном. Хочу его представить, прежде чем мы пройдем в лифт. Этот живущий на две страны, Россию и Германию, три дома — в Берлине, Москве, Санкт-Петербурге — человек считается одним из самых востребованных зодчих Европы.
Родился архитектор в Ленинграде в доме с двором-колодцем. В квартире, не ставшей коммунальной, рос без соседей. Чем это объяснить?
— Мой дед — профессор Политехнического института, завкафедрой турбостроения, доктор технических наук, дважды лауреат Сталинской премии.
Отец пережил блокаду, он физик-теоретик, был профессором Политехнического института, а мама работала там же инженером по турбинам. В общем, семья научных работников. Моих родителей сейчас, к великому сожалению, уже нет в живых.
По стопам деда и отца Сергей не пошел. Учился в художественной школе графики, когда в том же здании института имени Репина занимался студент Илья Глазунов. Запомнил навсегда выставленные на стенах в коридоре его блокадные рисунки.
Любил и умел рисовать. Но поступил на архитектурный факультет и получил диплом института имени Репина. В трагический 1991 год на волне эмиграции из СССР, когда в родном городе ничего не строили, переехал в Германию. В Берлине оказался востребованным и оцененным.
В послужном списке Сергея Чобана я насчитал 50 разнообразных сооружений: небоскребы и дома, деловые и жилые комплексы, кинотеатр, музей архитектурного рисунка, «ВТБ ледовый дворец», штаб-квартира «Кока-колы», главный медиацентр Олимпийских игр в Сочи, новое здание Московской городской думы, павильон России на Всемирной выставке ЭКСПО в Милане…
Как считают критики, самым простым формам этот зодчий придает художественное звучание. Но у него свой счет содеянного:
— Я спроектировал порядка двадцати приличных, уже построенных зданий. В Германии наиболее интересный комплекс «Дом Анваре» возле Берлинского кафедрального собора с огромным аквариумом, через который можно на лифте проехать.
Синагога на Мюнстерше штрассе признана одним из ста интереснейших дизайнерских событий Германии.
В России самый мой громкий проект — это башня «Федерация», где мы сейчас с вами на 89-м этаже… Это самая высокая смотровая площадка в Москве.
— Почему вы занялись столь далеким от Берлина проектом «Москва-Сити»?
— Когда правительство Москвы объявило международный конкурс, я принял в нем участие вместе с немецким инженером профессором Питером Швегером, имевшим дело с небоскребами и большой опыт строительства.
Очень интересной была наша победа в этом конкурсе, которая привела меня к очень важным проектам в России.
Подойдя к прозрачным стенам, мы увидели как на ладони Большую арену «Лужников». Ее реконструкцией мой собеседник занимался перед чемпионатом мира по футболу в 2018 году.
— Вы меня очень удивили, в том же году, занимаясь «Лужниками», я посмотрел в Интернете, вы построили отель «Хайят» у Петровского парка. Одним годом датируются по три-четыре осуществленных вами проекта. Такое удовольствие могли себе позволить разве что самые востребованные мастера в царской Москве: Шехтель, Кекушев, Клейн…
— У меня много проектов в Москве.
В пределах видимости показались близкие к башне стеклянные корпуса на Можайском Валу. Они тоже его.
— А что у вас подальше от центра?
— У стадиона «Динамо» на Ленинградском проспекте «Царская площадь»…
— Почему у авангардного жилого комплекса монархическое название?
— Поблизости, вы знаете, царский Путевой дворец…
— Что еще нового?
— На Озерковской набережной в Замоскворечье «Аквамарин».
— Я видел его красные фасады, вписанные в купеческие особняки…
— После «Федерации» я построил в Москве «Фили-град», это первый жилой комплекс «Большого Сити». Тоже на месте промзоны, никто не сомневается теперь в его необходимости.
Между прочим, про «Москва-Сити» нам доказывали, зачем это нужно, это градостроительная ошибка, а вот видите, оказалось, что нужно.
Проект, задуманный Борисом Тхором, блестяще реализован. В таком крупном мегаполисе, как Москва, появился настоящий деловой центр, который соответствует всем канонам не то что сегодняшнего дня, а еще и завтрашнего.
Никто не предвидел, что туда переедет правительство. Благодаря «Москва-Сити» все, что рядом находится, очень здорово выросло в цене. Сюда провели три линии метро, сделали въезды и выезды, обеспечили всей инфраструктурой.
Рассказав все это, автор самой высокой башни поспешил в аэропорт.
Спустя два года, на днях, по случаю 30-летия визита Бориса Тхора к мэру Лужкову в 1990 году, я осуществил давнее желание и поднялся на 101-й этаж, если считать с нулевого этажа.
Помог мне в этом генеральный директор башни «Федерация» Михаил Юрьевич Смирнов, поручивший сотруднику Владиславу Кондратенко провести меня от земли до неба.
По эскалаторам мы спустились на нижний этаж, где высятся у стены залитого светом зала похожие на закованных в латы средневековых рыцарей четыре исполинские статуи.
Все четыре подземных этажа не пустуют. Открываются корнеры, так называют лавочки и мини-кафе, барбер-шоп, то есть парикмахерская, готовится принять народ фитнес-центр.
Стены первого наземного этажа украшают барельефы и выполненная на коже живописная картина стройки с рабочим, вооруженным массивным гаечным ключом. Это, как я понял, памятник тем, кто строил башню.
До 60-го этажа — офисы. Выше апартаменты. Если бы, как принято, перед входом в башню компании поместили вывески, то места им не хватило бы.
За 47 секунд мы с Владиславом взлетели на 89-й этаж, пережив, как в самолете, но только чуть-чуть давление в ушах, и попали на праздник жизни. С утра до вечера здесь многолюдно. Кто, стоя у прозрачной стены, смотрит на панораму города, кто фотографирует виды Москвы и себя любимого на мобильник. Кто сидит на скамейках или запросто располагается на полу. И, конечно, народ ходит по кругу с поводырями и узнает, что видит с птичьего полета.
На лифте поднимаемся еще на пять этажей. Все. Далее путь пешком в огромный зал с прозрачными стенами высотой 12,5 метра и застекленным потолком, над которым синеет небо. Это 97-й этаж, а с учетом четырех подземных — желанный 101-й. Вижу на полу прожектор и висящий под потолком белый стеклянный шар. Ночью он освещается, и его видят издалека. Это так называемая точка присутствия. Касаюсь рукой прозрачного потолка. Выше только небо.
Что есть еще? Вижу железную клетку, как в суде или полиции. На случай, если заберется на башню незваный гость — отчаянный руфер. В этом приемнике он увидит небо в клеточку.
— Что будет на 101-м этаже?
— Я вам скажу первому, когда окончатся переговоры.
А я на прощанье касаюсь рукой потолка покатой крыши. С добрым спутником тем же путем спускаюсь мгновенно в гущу небоскребов, где снова ощутил, какие они большие и какой я маленький.
Лев Колодный
