Создатель фильма «Битва за Севастополь» считает, что лучшие картины о войне — антивоенные. Верит, что российские кинематографисты еще вернутся в США за своим «Оскаром». И надеется, что в его новом фильме сыграют Евгений Цыганов и Юлия Пересильд. Об этом режиссер Сергей Мокрицкий рассказал «Известиям» в ходе съемок картины «Первый Оскар» — о кинооператорах Великой Отечественной.
— После успеха фильма «Битва за Севастополь» вы вновь снимаете о войне. Почему?
— Тема войны для людей моего поколения очень важна. Моя мама — украинка, папа — поляк. Польская бабушка назвала меня Юзефом. Неделю я лежал в колыбельке и был Юзефом Мокрицким. Но потом приехала украинская бабушка и назвала меня Сережей, в честь своего сына, маминого брата. Он ушел на фронт и погиб в начале мая 1945 года в Германии.
Мальчишкой я любил слушать рассказы ветеранов о войне. Телевизора у нас не было, да и электричество появилось только в 1976 году. Вечерами соседи собирались во дворе, пили самогон и вспоминали. Иногда их рассказы были смешными. Например, мой дедушка утверждал, что Гитлер жив: «Я в Австрии 3 апреля 1946 года как тебя его видел!» И все с ним спорили: «Не может быть!»
Деревня наша Полияновка испытала все ужасы войны. Три года она была под немцами. Многих односельчан с оккупированной территории угнали в Германию. Те, кому удалось вернуться, были осуждены и отправлены в лагеря в Казахстан. Были поломаны сотни судеб. А фильм «Битва за Севастополь» действительно повлиял на мой выбор новой истории для съемок.
— Каким образом?
— После его выхода мне позвонили из Федерации еврейских общин России и сказали: «Мы хотим пригласить вас в Кремль и вручить премию». На приеме в Кремле я познакомился с молодым продюсером Егором Одинцовым. Он и рассказал историю, как СССР получил свой первый «Оскар» за документальный фильм о войне.
— История придумана или сценарий писали с натуры?
— В основе историческая правда. В ноябре 1941 года ВГИК эвакуировали в Алма-Ату. Пятикурсники операторского факультета отказывались ехать, рвались на фронт. Им казалось, что война может без них закончиться. Поэтому они обратились в деканат с просьбой, чтобы снятая ими боевая хроника была засчитана как дипломная работа. Педагоги пошли навстречу. И шесть пятикурсников отправились на фронт.
— Вам известно, сколько всего операторов снимали войну?
— Хронику на фронте снимали 258 кинооператоров. И мастера, и начинающие. Всё, что мы видим о войне, снято ими. Четверть из них погибла, четверть была покалечена. Мой мастер в институте Александр Владимирович Гальперин, снявший в 1939 году фильм «Трактористы», работавший с Эйзенштейном, тоже был среди фронтовых операторов. Я, к сожалению, не разузнал все подробности его героической биографии. А сам он мало рассказывал о войне, так как бывал и на секретных заданиях. Не любил рассказов о том времени и Игорь Гунгер. Жизнь нас свела на Центральной студии документальных фильмов, где этот 80-летний дедушка работал звукооператором. Но был в его послужном списке и тот самый оскароносный фильм «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой».
— Так что же они все-таки рассказывали?
— Как снимать войну, никто не знал. Надо было придумать, как это делать, что можно снимать, а что нельзя. Битву за Москву снимали десять операторов и несколько режиссеров. Эта фронтовая кинохроника легла в основу полнометражного фильма под названием «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой». Это жесткое и страшное кино. Фильм вышел в широкий прокат в начале 1942 года. Сейчас любой его может найти в интернете.
— Как приняли картину в Америке?
— Там шли другие процессы. Был открыт второй фронт в Африке, но пока не в Европе. Американцы выжидали и отправляли помощь по ленд-лизу. Для них это была чужая, далекая война. И чтобы переломить сознание целого народа, который не понимал необходимость участия в ней, решили показать ему эту картину. Фильм был американцами перемонтирован и адаптирован под их зрителя.
— Суть от этого не пропала?
— Нет. Американцы поняли, что фашизм несет чудовищые разрушения, как физические, так и ментальные. Мы могли показать убитых людей, сгоревшие дотла деревни, но этим их зрителя нельзя было удивить. В игровом кино они всё это видели. Но в нашем фильме есть нечто иное. Например, снята разрушенная усадьба Льва Толстого в Ясной Поляне, дом Петра Ильича Чайковского в Клину. Разбитый рояль, разбросанные ноты. А среди этого старик поднимает покалеченный бюст композитора и пытается поставить его на место. Именно через такие кадры американцы поняли, что это не только война, но еще и гуманитарная катастрофа. Пришло осознание: надо что-то делать. Вскоре был открыт второй фронт. США поняли, что это и их война тоже.
— Есть доказательства, что сознание американцев изменил этот фильм?
— Он был в широком прокате в США. Его закупали студии. Мы искали людей, задействованных в данном процессе. И, конечно, главным в приятии картины в США стал «Оскар» за лучший документальный фильм, присужденный с 1943-м. Это был первый «Оскар» Советского Союза.
— Кто его получил?
— Сотрудник посольства Антонов. Конечно же, создатели фильма не приезжали за ним.
— Кто из артистов занят в «Первом Оскаре»?
— Пока идет кастинг, пробы. На главные роли ищем молодых неизвестных актеров. Вообще мне нравится снимать людей, которых я знаю. Это важно. Когда пишем сценарий, уже представляем, кто может сыграть. Евгений Цыганов, Никита Тарасов, Олег Васильков, Юля Пересильд — это круг людей, которые, даст Бог, меня не забыли и согласятся работать со мной дальше.
— Вы пришли в режиссуру, имея большой операторский опыт. Почему изменили свой путь?
— Если честно сказать, вы не поверите.
— А вдруг поверю?
— Потому что я очень хочу соответствовать своей жене (продюсер Наталья Мокрицкая. — «Известия»), быть ей интересным, удивлять ее. Вот и решил, что как оператора она меня уже знает. Пусть увидит режиссером.
Когда-то я был моряком, радистом. И каждое лето три года подряд отправлялся в Москву. Ну кто-то пьет, кто-то марки собирает, а у меня было хобби — брать штурмом ВГИК. Моряки хохотали: «Ну куда тебе, дураку?! Там же элита. Ты в своем уме?» Друзья смеялись, мол, попытается еще пару годиков и успокоится. Я поступил и понял, почему проделал такой долгий путь к институту. Потому что попал в руки к Александру Гальперину, одному из интереснейших операторов, педагогов, людей. Он для меня как отец родной.
Гальперин учил не только операторскому искусству, но и жизни. Считал, что оператор должен быть самым умным человеком на площадке. Внушал: «Вы — больше чем операторы. И если у кого-то из вас вдруг возникнет желание снять свое, не бойтесь».
— Зачем молодым людям смотреть фильмы про войну?
— Зрители смотрят кино про человека, а не про войну. Снимая «Битву за Севастополь», я знал, что это история о мужественной, сильной, потрясающей женщине Людмиле Павлюченко. Она уничтожила 309 фашистов. В 1942 году получила звезду Героя Советского Союза и больше не пошла на фронт убивать.
И «Первый Оскар» будет фильмом не о войне. Он о молодых ребятах, которых научили снимать что-то светлое, доброе, оптимистичное, такое как «Волга-Волга», «Веселые ребята», а им надо было создать кино, поднимающее дух, способное повести бойцов в атаку. Кино будет о том, как молодые ребята искали образ войны. Вообще лучшие фильмы о войне — антивоенные.
— Это ваша дань профессии?
— И профессии в том числе. Оператор — одна из самых мужественных профессий. Я счастлив, что у меня операторский красный диплом ВГИКа.
— История об «Оскаре» невозможна без съемок в Голливуде. Вы полетели в Лос-Анджелес еще до пандемии и только что вернулись. Чем вы там занимались?
— Мы прилетели в Лос-Анджелес за два месяца до съемок, в январе. Качественно готовились, провели кастинг, пробы. С оператором Сергеем Козловым выбрали натуру и интерьеры. Были пошиты костюмы. Начать съемки планировали 15 марта. А тут вдруг пандемия. И 10 марта Гильдия киноактеров США запретила артистам выходить на съемочные площадки. Я продолжал заниматься сценарием, смотрел новые российские и американские сериалы и нервничал. Из-за коронавируса мы попали в долгую консервацию.
— Сейчас в России разрешили снимать кино, правда, с ограничениями. А в Голливуде дали добро на съемки?
— Мы не вписываемся в строгие санитарные правила съемок в Голливуде. Там до сих пор нельзя привлекать массовку, а нам надо снимать вручение «Оскара». Потеря денег, нервов…
— Кто-нибудь из голливудских артистов будет сниматься?
— Мы поехали туда, чтобы снимать голливудских актеров в голливудских костюмах и с голливудским реквизитом. Звезды первой величины у нас работать, конечно, не будут — не тот бюджет. Но я горд, что роль знаменитого кинопродюсера Луиса Майера исполнит блестящий актер Майкл Лернер (номинант «Оскара» за фильм братьев Коэнов «Бартон Финк», — «Известия»).
— Сильно ли американская киноиндустрия пострадала от коронавируса?
— Я не очень вовлечен в их индустрию, но, конечно, пострадали все. Кино в США — это огромный, работающий как часы бизнес. Отсутствие съемок — серьезная проблема, в том числе и для государства. Ведь десятки тысяч людей, не получающих зарплату в кино, не могут заплатить налоги, оплатить жилье и далее по списку. Будем надеяться, что в скором времени гильдия даст добро и мы снова возьмемся за наш «Оскар».
Зоя Игумнова
