85 лет назад распоряжением Сталина в СССР официально разрешили наряжать елку — к этому моменту только на протяжении XX века елки успели запретить дважды, да и до этого отношение к ним было настороженным. Ульяна Волохова изучила, какую угрозу видели в елках в разные годы и почему, несмотря ни на что, от елки так и не удалось избавиться
Первое появление новогодней елки в России было частью программы Петра I по переводу страны на европейское летоисчисление. В конце 1699 года он издал указ, в котором приказал отсчитывать года не от предполагаемой даты сотворения мира, как это делали на Руси с момента принятия христианства, а от рождества Христова — как это делали в большинстве европейских стран. Также Петр I предписывал праздновать начало нового года не 1 сентября, а 1 января, а заодно и регламентировал, как именно нужно отмечать наступление нового года. В указе подробно описывалось, что празднества должны сопровождаться праздничным фейерверком и иллюминацией, а улицы и дома следует украшать деревьями и «ветвями сосновыми и можжевеловыми». Позаимствована эта идея была из немецкой традиции рождественского дерева, но в подробности Петр I вдаваться не стал: если в Европе украшение елок было связано с преданием о том, что в ночь рождения Христа расцвели и плодоносили деревья, а потому их полагалось украшать свечами, сладостями и фруктами, то в России срубленные растения должны были просто оживлять городской пейзаж. Петр I введенного обычая строго придерживался и сразу после основания Санкт-Петербурга установил в нем и елку для встречи 1704 года. Но в народе традиция не прижились: после смерти Петра I елки устанавливать перестали. Исключением стали кабаки — каждый декабрь их хозяева устанавливали на крышах свежее хвойное дерево, по которому весь следующий год люди определяли в городе и на дороге питейное заведение.
Снова елки появились в качестве новогоднего и рождественского украшения в России в XIX веке. В 1817 году жена великого князя Николая Павловича (будущего Николая I), бывшая немецкая принцесса и будущая российская императрица Александра Федоровна, поставила рождественскую елку в своих покоях, так же как делала это на родине. Традиция закрепилась при императорском дворе, но обязательным атрибутом зимних праздников в богатых домах елка стала только в 1840-х годах, и у нее тут же появились противники. Рождественскую елку атаковали славянофилы: они считали, что она выживает исконно русские святочные обряды. Некоторых — например, Ивана Гончарова — елка раздражала эстетически: «выдумка неуклюжая, немецкая и неостроумная: взять из лесу мокрое, грязное дерево, налепить огарков, да нитками навязать грецких орехов, а кругом разложить подарки! Ненатурально». Отдельную кампанию развернули в прессе экономисты: они обращали внимание на то, что на Рождество (а также на Троицу, когда церкви и дома украшают березовыми ветками) истребляются тысячи деревьев, которые могли бы послужить строительным материалом, топливом или остаться в лесном фонде Российской Империи. Самым могущественным противником елок оказались, однако, церковные власти. Святейший синод осуждал неправославный обычай и в 1880-х годах регулярно издавал указы, запрещавшие устанавливать елки в опекаемых им школах и гимназиях, определяя традицию как «не соответствующую воспитательным целям» и попросту называя все это «бесовскими игрищами».
К началу XX века отношение к елкам выровнялось даже у Синода, но в 1914 году Российская Империя вступила в Первую мировую войну и страну захлестнула волна ненависти ко всему немецкому. В Санкт-Петербурге, переименованном в Петроград, и Москве разъяренные толпы громили немецкие магазины, избивали выходцев из Германии и обвиняли в шпионаже всех, кто имел связи с Германией. Когда в декабре 1914 года патриотическая пресса узнала, что в одном из саратовских госпиталей для военнопленных немецкие солдаты установили елку, разразился настоящий скандал. То, что свою праздничную традицию враг продолжает блюсти, даже будучи плененным, напомнило патриотам, что рождественская елка есть изобретение германское, а потому его надо запретить. В 1914 году на волне бурной дискуссии в прессе возможность запрета обсуждали в Синоде, но ограничились рекомендациями не ставить их, а в 1916-м Синод все-таки выпустил запрет устанавливать елки в публичных местах. Жена Николая II Александра Федоровна пришла от патриотической инициативы в ярость: «Чего ради лишать этого удовольствия раненых и детей? Только из-за того, что этот обычай первоначально позаимствован у немцев? Какая безграничная узость!» Впрочем, несмотря на позицию общественности и Синода, царская семья продолжила на Рождество ездить в госпитали на елки для раненых.
Большевики отменили запрет на установку елок практически сразу. В Российской Империи елка была символом неравенства: дети из привилегированных и богатых семей получали на праздник ярко украшенное дерево с подарками под ним, а рабочие и крестьяне, конечно, не могли дать своим детям ничего подобного. В европейской и русской дореволюционной культуре обнажаемое Рождеством социальное неравенство часто встречалось в рождественских рассказах: достаточно вспомнить «Девочку со спичками» Андерсена, «Мальчика у Христа на елке» Достоевского или «Ангелочка» Андреева. Революция это неравенство отменяла: дети в новой стране стали равны, и одним из доказательств этому стал равный доступ к украшенной елке. Известно, что первую одобренную правительством елку устроили в лесной школе в Сокольниках в 1919 году,— на ее проведении настоял Владимир Ленин, который сам организовал закупку подарков и провел с детьми несколько часов, несмотря на то что по дороге в школу на него напали налетчики. С 1920 года елки во всех детских организациях проводились в обязательном порядке.
В новую опалу елка попала сразу после смерти Владимира Ленина. Уже к концу 1924 года старый обычай начали высмеивать в газетах, журналах и пропагандистских плакатах: «Давно уже следовало бы положить предел и мистическому вредному поклонению елке, и порче лесов.<...> Вместо того чтобы ставить елку на крест, поставим крест на елку!» Первые пару лет партия просто не рекомендовала праздновать Рождество и наряжать елки — символ религиозных пережитков. В школах и детских садах устраивали антиелочные утренники и митинги: «Тот, кто елочку срубил, / Тот вредней врага раз в десять, / Ведь на каждом деревце / Можно белого повесить!» В 1926 году ЦК ВКП(б) назвал обычай устанавливать так называемую рождественскую ель антисоветским. На протяжении 1927–1929 годов в разных районах страны выпускали специальные декреты о запрете вырубки и продажи зеленых насаждений для религиозных обычаев, а 24 сентября 1929 года празднование Рождества запретили во всем СССР. За исполнением закона строго следили: в дни новогодних и рождественских праздников комсомольцев и профсоюзных работников обязывали ходить по домам и проверять, не ставит ли народ елки тайно.
В самом конце 1935-го, всего за четыре дня до Нового года, елку неожиданно вернули советским гражданам. В «Правде» опубликовали статью первого секретаря киевского обкома Павла Постышева «Давайте организуем к новому году детям хорошую елку!». В ней он клеймил запреты 1920-х как «левые загибы», предлагал немедленно расправиться с «неправильным осуждением елки» и вновь вернуть ее в дома, называя теперь не «рождественской», а «новогодней». У секретаря киевского обкома не было полномочий, чтобы вносить такие существенные изменения в жизнь страны, и, по воспоминаниям Никиты Хрущева, он обратился с этим предложением к Сталину. Сталин неожиданно согласился: «Выступите в печати с предложением вернуть детям елку, а мы поддержим». Поддержка была молниеносной — в том же номере «Правды» корреспондент сообщал, что в Москве елки уже охотно раскупают и только некоторые начальники рынков негодуют, считая торговлю ими «нарушением каких-то никому не ведомых правил и „баловством"». Телеграммы с директивами нарядить деревья и провести детские праздники на Новый год немедленно получили все союзные школы, сады, катки, детские дома, дома пионеров, кинотеатры и театры. Возвращение к тому, что еще недавно считалось буржуазным пережитком, имело политические причины: 17 ноября 1935 года, выступая на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев, Сталин торжественно заявил, что жить стало лучше, жить стало веселее. Нарядные елки были наглядным тому подтверждением: не случайно их стали украшать не только гирляндами, но и растяжками «Спасибо родному Сталину за наше счастливое детство».
В современной России тоже есть те, кому новогодняя и рождественская традиция наряжать елку не нравится. Одним из наиболее последовательных ее противников является депутат Государственной думы Виталий Милонов. В 2015 году его не устроила форма елки, установленной в городе Ноябрьск: она напомнила ему пенис, и Милонов настоял, чтобы елку переделали. В 2017 году он пообещал разработать законопроект, жестко ограничивающий продажи срубленных деревьев, чтобы они могли продолжать радовать людей в лесах, но так и не сделал этого. В 2018 году предложил министру природных ресурсов и экологии Дмитрию Кобылкину поднять налоги на торговлю срубленными елками. Несмотря на заявления и уговоры Милонова, популярность елок в России не падает, и именно с этим депутат связывает все трудности 2020 года: «Я считаю, что украшать свою квартиру трупом умирающего дерева — плохая примета. Видимо, перед 2020 годом все напокупали себе трупов деревьев — вот год так и пошел криво, косо».
Ульяна Волохова
