Я хотел понравиться её маме. Были ли у меня шансы? Давайте посмотрим.
Во-первых, в тот день талибы (запрещённые и признанные в России террористами) пришли в Кабул. Во-вторых... я родился под созвездием близнецы. Это очень важно. Не верьте той женщине, которая говорит, что в гробу она видала гороскопы. Втайне они все их читают. В-третьих, мне 24, и пять дней в неделю я занимаюсь борьбой с энтропией. Но как это объяснишь простой русской женщине? Она только что остановила коня, вошла в горящую избу, прикурила от половичка, и тут вы такие — знакомы ли вы, душа моя, со вторым началом термодинамики?
В общем, я грузчик. Мне до сих пор стыдно это произносить, потому что я человек неглупый и я знаю, не сомневаюсь, что это очень важная работа. Люди, очнитесь: мы, продавцы шаурмы и пьяные факиры — вот на ком держится мир! Вы спите, видите сны, а мы держим небеса.
Да, талибы вошли в Кабул по нашему упущению, простите, мы не уследили — и мы согласны принять наказание, только не игнорируйте нас. Это плохо заканчивается. Грузчик начинает левачить товаром, продавец шаурмы грузит клиентов тем, как прошёл день тех баранов, которые стали мясом, а факиру наконец удаётся фокус.
Так нарушается баланс.
Мы поднимались по лестнице на её этаж. Выглядела она так, как будто со всем уже смирилась. И со вторым началом термодинамики, и даже со скорым концом света. Она, правда, была мечтательница и верила в золотую середину. Зря. Наша золотая середина болтается то между серпом и молотом, то между рублём и нефтедолларом. Впрочем, я циник, надо признать.
Когда мы вошли, её мамы ещё не было дома. Я предложил смыться и сделать вид, что меня тут не было, но она взглядом дала мне понять, что её дом прослушивается и уже поздно. Тут раздались шаги, и вошла она — грозная женщина, похожая на убийц, которые держат в зубах ножи.
Я рывком снял обувь и надел тапки — и сразу понял, что этим себя обнаружил. Теперь надо было вести себя так же, как при встрече с медведем. Как ты шёл уверенно из санатория с краденым телевизором, так и иди, как будто всё правильно. Страх показывать можно, только если при тебе копьё или автомат Калашникова.
— Деточка, ты не беспокойся. Я служила в КГБ и уже прочитала твои мысли, — сказала она, посмотрела на дочь, потом снова на меня. — Ровно через 45 с половиной минут ты пойдёшь домой и забудешь сюда дорогу. Если попытаешься напасть сзади, так и знай — у меня за поясом три мужика: «Макаров», «Стечкин» и «Хорошман».
— А почему с половиной? — выдавил я.
— Очень просто. Сейчас играет Спартак. Через 45 с половиной минут начнётся второй тайм.
— Футбол?
— Нет, фильм «Спартак». Я делю фильмы не на акты, а на таймы, между которыми нужно делать перерыв на душ и перекур.
— Получается, вы пропускаете первый тайм?
— Получается, так. Но ничего. Там совсем нет крови.
Мы прошли на кухню, и моя любимая, моя возлюбленная, в общем — птица моей души, она вся затрепетала — как баклан, севший на буёк в Чёрном море. На неё дул ветер из окна, и с ветром по её спине ходили мурашки — как в задачке по математике, из точки А в точку Б, а может — в точку G.
Женщины!
— Твою мать! — сказала её мать и содрала со стены кусок обоев.
— Тараканы?
— В голове у тебя тараканы. А это — жучки. Прослушка, — и она раздавила жучок.
— Вы сказали, вы работали в КГБ, но...
Моя любовь плакала — она резала лук. Лук всему голова. Что касается стрел, то этим занималась её мать. Она достала рюмки и портвейн.
— Выпьем?
— Зачем?
— Не «за чем», а «за что». Выпьем за КГБ и за то, что его не стало. А за пивом сбегаешь потом.
Мы чокнулись.
— Где работаешь?
— Я грузчик.
— Правда?
— Да.
— В КГБ?
— Нет. Его нет.
— Да. 30 лет.
— Как и Советского союза.
— Да...
— За это и выпьем, — сказал я.
Все посмотрели на меня странно, и особенно странно смотрела моя любовь, потому что её глаза застилали слёзы, и в них, как в капле воды, отразился весь океан. Мы были на грани коллективного помешательства, но тут в дверь постучали.
Это был поверенный из военкомата. Я бегал от него шесть лет. Он вручил мне повестку и ушёл. Я, конечно, тут же подумал на прослушку. Это точно была она. Самое страшное: а вдруг всё это — любовь, морковь, кровь — было ради того, чтобы меня наконец нашла родина?
Я вернулся на кухню с повесткой, прижатой к груди.
— Ты должен знать её главный недостаток, — сказала её мать. — Она совершенно не умеет ждать.
Вы должны понимать. Всё это время моя любовь молчала. И сейчас тоже. Моя птица – она хотела быть чеховской чайкой, но я видел в ней баклана – мне казалось, так будет безопаснее для нас обоих. Хотя вряд ли ей нравился такой мой взгляд, и она хотела бы быть если не чеховской чайкой, то как минимум синей птицей. Синей была её мама...
Была ли она птицей?..
— Мама, сделай что-нибудь. Пожалуйста.
— Ну… Вообще есть вариант. Сынок, как насчёт поработать на ФСБ?
Я кивнул. Она подошла ко мне, взяла повестку и разорвала её. Все втроем мы обнялись.
Свадьба назначена на сентябрь. Потом меня завербуют.
Глеб Буланников
