Каменный гость

Будущий гроза подследственных, Лев Емельянович Влодзимирский родился 10 января 1905-го (по старому стилю) в Барнауле. Хотя во всех анкетах он указывал год рождения 1903-й, вероятно, еще в юности прибавив себе пару лет для поступления на службу. В семейном архиве сохранилась датированная январем 1907-го детская фотография с трогательной надписью на обороте: «Левику 2 года».

Одного взгляда на фото благополучного и ухоженного ребенка достаточно, чтобы понять, что его происхождение было вовсе не рабоче-крестьянским. Правда, семейное предание гласит, что предки Влодзимирского — польские революционеры, сосланные в Яицкую степь. Так ли это, трудно сказать. Лишь известно, что мать — казачка, отец — Влодзимирский Эмилий (Емельян) Троадьевич был ротмистром, в 1905-м уволен в запас и работал контролером пассажирских поездов. С 1914-го вновь в армии в чине подъесаула. К тому времени семья перебралась в Москву, и здесь Влодзимирский в 1917-м окончил три класса высшего начального городского училища, затем школу 2-й ступени в Зарайске, где его отец служил уездным военным комендантом теперь уже РККА. На этом его систематическое образование и завершилось. Позднее, в 1924-м, он окончил вечерние общеобразовательные курсы при политуправлении Черноморского флота в Севастополе, а в 1930-м вечернюю совпартшколу в Пятигорске.

Самостоятельная жизнь началась рано. С января 1919-го Влодзимирский служил самокатчиком, затем помощником шофера в автопарке Южного и Юго-Западного фронтов РККА, с декабря 1920-го — рулевым-боцманом Севастопольского военного порта. В 1923-м вступил в комсомол. С июля 1925-го работал секретарем Кисловодского райисполкома, однако в мае 1927-го неожиданно пополнил ряды безработных. То лето он провел в Пятигорске в поисках работы и лишь в сентябре 1927-го устроился уполномоченным уголовного розыска. С этих пор его карьера развивается в органах. В мае-октябре 1928-го Влодзимирский служил в Терском окружном ГПУ в Железноводске, затем полтора года заведовал следственной группой уголовного розыска Терского окружного адмотдела.

С апреля 1930-го Влодзимирский на постоянной работе в ОГПУ — в Терском окружном отделе, затем в оперативном секторе. В декабре 1931-го принят в члены ВКП(б). Позднее был выдвинут на повышение в аппарат полпредства ОГПУ по Северокавказскому краю. С июля 1934-го — уполномоченный секретно-политического отдела УГБ УНКВД Северокавказского края. Молодого и активного чекиста, сноровисто ведущего следствие и ловко управлявшегося с упорствующими на допросах, начальство заметило и оценило.

В Москву, в Москву

Новый нарком внутренних дел Ежов, громя ягодинские кадры, сделал ставку на кадровый резерв из УНКВД Северного Кавказа, и северокавказские чекисты валом повалили осваивать освободившиеся кабинеты на Лубянке. Не был забыт и Влодзимирский. Когда-то принявший его в Терское ГПУ И.Я. Дагин, чья карьера при новом наркоме развивалась просто-таки стремительно, посодействовал и на этот раз. И 8 мая 1937 года приказом по наркомату Влодзимирский был назначен заместителем начальника 1-го отделения 4-го отдела (секретно-политического) ГУГБ НКВД СССР. В задачи этого отделения входила борьба с бывшими оппозиционерами, которых теперь именовали не иначе как «троцкистско-бухаринской бандой шпионов и диверсантов». Звание лейтенанта ГБ Влодзимирский получил 31 января 1936-го. После недолгой работы в центральном аппарате НКВД 4 ноября 1937 года его произвели в старшие лейтенанты ГБ.

В Москве Влодзимирский специализировался на ведении следствия. Ему сразу же поручили дела важнейших арестованных. В конце 1937-го вместе с будущим министром госбезопасности Абакумовым он вел допросы секретаря Днепропетровского обкома Н.В. Марголина. Оба столь усердствовали в избиениях и пытках Марголина, что тот в отчаянии пытался повеситься в камере на изготовленной из платков веревке. В апреле 1938-го Влодзимирский столь же усердно допрашивал уполномоченного НКИД в Таджикистане Я.А. Эйнгорна и редактора газеты «Туркменская искра» И.М. Рабиновича; в августе 1938-го ¬— председателя Совнаркома Узбекистана Султана Сегизбаева. Под пытками добивался их признаний во «вражеской деятельности». Например, Рабинович признался, что руководителем «троцкистской организации» в Туркмении был именно он. Влодзимирский с легкостью подвел всех под расстрел. Разумеется, в середине 1950-х их реабилитировали как необоснованно репрессированных.

С приходом Берии к руководству НКВД для Влодзимирского начинается новый этап карьеры. В сентябре 1938-го новым начальником секретно-политического отдела (с 29 сентября — 2-й отдел ГУГБ) был назначен бериевский фаворит Богдан Кобулов. Он сразу же стал формировать бригаду поднаторевших в следствии работников и через месяц организовал в отделе следственную часть. Под началом Кобулова Влодзимирский быстро вырос до заместителя начальника следственной части 2-го отдела ГУГБ, а с 22 декабря 1938 года уже числился помощником следственной части НКВД СССР, возглавляемой все тем же Кобуловым. Растет он и в званиях: с 25 февраля 1939 года — капитан ГБ, с 14 марта 1940-го — майор ГБ. При разделении следственной части НКВД в сентябре 1939-го на два подразделения — следчасть ГУГБ и следчасть ГЭУ (Главного экономического управления) — Влодзимирский стал заместителем начальника следчасти ГЭУ. В короткий период в марте-июле 1940-го возглавлял следчасть ГЭУ НКВД, а затем занял должность первого заместителя начальника 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ НКВД.

Столь быстрый служебный рост весьма закономерен. Берия особо ценил Влодзимирского и вполне ему доверял. И неслучайно выбрал именно его для участия в тайных преступных акциях — убийстве в 1939-м отозванного в СССР полпреда в Китае Бовкуна-Луганца и его жены и в похищении и убийстве жены маршала Кулика — Киры Симонич-Кулик в 1940-м.

1941 год обозначил новые перспективы для Влодзимирского. В феврале Влодзимирский возглавил следственную часть по особо важным делам НКГБ СССР, 12 июля получил звание старшего майора ГБ, а в августе при объединении НКГБ и НКВД сохранил свой пост начальника следчасти. Под его началом в 1941-м шло дело «военных заговорщиков» (Локтионова, Рычагова, Смушкевича и др.), о котором даже Берия, имевший вполне крепкие нервы, выразился весьма эмоционально: «настоящая мясорубка».

Следственные приемы Влодзимирского ничем не отличались от усвоенных им еще в ежовское время. Работавший тогда под его началом следователь В.Г. Иванов показал в 1956-м во время суда над Родосом: «Я вызвал по указанию Родоса арестованного Локтионова и привел его на допрос в кабинет начальника следственной части НКВД Влодзимирского. Во время допроса Влодзимирский и Родос требовали от Локтионова показаний о его антисоветской работе. Локтионов не признал себя виновным. Тогда Влодзимирский и Родос приказали Локтионову лечь животом на пол и принялись поочередно на моих глазах избивать Локтионова резиновыми палками, продолжая требовать от него показаний об антисоветской деятельности. Избиение продолжалось длительное время с небольшими перерывами. Локтионов от ударов, от боли катался по полу, и ревел, и кричал, что он ни в чем не виноват. Во время избиения Локтионов лишился сознания, и его откачивали водой».

Позднее, после ареста в 1953-м, Влодзимирский признавал, хотя и весьма осторожно, свое участие в следствии по делу военных в 1941-м. Избиения шли прямо у него в кабинете, бил и сам Влодзимирский, используя резиновую палку: «Я помню, что один раз сильно побили Рычагова, но он не дал никаких показаний, несмотря на избиение».

Во время войны и после

Начавшаяся война внесла свои коррективы в будни Влодзимирского, оторвав его от привычных занятий. В октябре 1941-го он надолго покинул Москву, отправившись в Краснодарский край, где возглавил 9-е управление оборонительного строительства. В августе 1942-го Берия с группой высокопоставленных сотрудников НКВД по заданию Ставки выехал на Закавказский фронт руководить на месте обороной перевалов Кавказского хребта. В свою свиту он включил и Влодзимирского. Правда, в конце того же года следственную часть НКВД чуть было не упразднили. Виной ли тому частое отсутствие Влодзимирского в Москве, или то обстоятельство, что другие подразделения НКВД — управление контрразведки, секретно-политическое и транспортное управления, не говоря уже о военной контрразведке (особых отделах), имели свои собственные следственные части (отделы)? Но, как бы то ни было, в декабре 1942-го следственная часть была восстановлена.

С организацией самостоятельного Наркомата госбезопасности Влодзимирский в мае 1943-го возглавил следственную часть по особо важным делам НКГБ (с марта 1946-го — МГБ). И хотя следственная часть была незначительной по штатному расписанию — всего 28 человек, ее значимость и влияние в наркомате были огромными. Персональная машина была положена не только ее начальнику Влодзимирскому, но и его заместителям — Родосу и Шварцману. Следственная часть вела дела, которые передавались ей по указанию министра госбезопасности из управлений МГБ в центре и периферийных органов.

В 1945-м важнейшим для Влодзимирского стало дело арестованных в Польше и доставленных в Москву членов польского «лондонского правительства». Таким образом, Сталин устранял политических конкурентов, расчищая путь своим коммунистическим ставленникам в Варшаве. Влодзимирский лично допрашивал заместителя премьер-министра польского «лондонского правительства» Яна Станислава Янковского. Дело закончилось громким показательным процессом в Москве («процесс 16-ти»). Незадолго до его открытия 12 июня 1945-го Влодзимирский вместе с заместителем наркома иностранных дел Вышинским, главным военным прокурором Афанасьевым и прокурором Украины Руденко, которому предстояло выступить обвинителем на процессе, были приняты Сталиным в Кремле. В ходе длившейся 30 минут аудиенции вождь требовал, чтобы процесс был проведен до Парада Победы — «как можно скорее», и поручил кураторство признанному мастеру организации судебных шоу — Вышинскому. Процесс состоялся 18–21 июня 1945-го в том же Октябрьском зале Дома Союзов, где в 1936–1937 гг. проходили печально знаменитые «московские процессы». Пленумом Верховного суда СССР 19 апреля 1990 года все осужденные на этом процессе были реабилитированы.

Смена власти в МГБ в мае 1946-го непосредственно отразилась на Влодзимирском. Новый министр Абакумов расставлял на ключевые посты своих людей. Он отстранил Влодзимирского от руководства следственной частью и вывел за штат. И лишь в августе 1946-го назначил начальником УМГБ по Горьковской области, при этом, однако, не озаботился, как это было положено для номенклатурных должностей, внести кандидатуру Влодзимирского для утверждения в ЦК. Вышел скандал. Работники управления кадров ЦК ВКП(б) написали докладную секретарю ЦК А.А. Кузнецову, и в ноябре 1946-го в Горький Абакумов отправил другого начальника. А Влодзимирский от новых назначений на периферию стал отказываться, и по этим мотивам 23 января 1947 года был уволен в запас. Правда, формулировку увольнения ему смягчили, записав: «По состоянию здоровья».

Как и другие выделенные из общей массы и обласканные Берией чекисты, Влодзимирский быстро рос в званиях, пройдя с 1936-го за неполные десять лет путь от лейтенанта ГБ до генерал-лейтенанта: 14 февраля 1943 года получил звание комиссара ГБ, 2 июля 1945-го — комиссара ГБ 3-го ранга и через несколько дней, при переаттестации спецзваний ГБ на воинские, 9 июля 1945-го —генерал-лейтенанта. Не был обделен и государственными наградами, получив орден Ленина 30.04.1946; два ордена Красного Знамени 26.04.1940 и 03.11.1944; орден Трудового Красного Знамени 21.02.1942; орден Красной Звезды 22.07.1937; орден «Знак Почета» 20.09.1943 и весьма престижный ведомственный знак «Почетный работник ВЧК–ГПУ (XV)» 30.04.1939.

После увольнения из органов жизнь предстояло устраивать заново. Выручили такие же обиженные Абакумовым — бывший министр госбезопасности В.Н. Меркулов и его заместитель Б.З. Кобулов — они нашли себе пристанище в Главном управлении советским имуществом за границей (ГУСИМЗ) и с готовностью приняли Влодзимирского на должность начальника управления кадров. Такое группирование обиженных рассердило и встревожило Абакумова. Он подготовил и направил 9 декабря 1947 года Сталину и секретарю ЦК Кузнецову докладную записку, в которой мстительно чернил ряд работников ГУСИМЗ за их «чуждое» социальное происхождение, послужившее причиной увольнения из МГБ. О Влодзимирском писал, что «не удалось установить, кто он по происхождению», хотя тут же добавлял: «отец его кадровый офицер царской армии». Абакумов писал: «Непонятно, для чего все это делает тов. Меркулов, как будто бы специально стягивает в свой аппарат запачканных людей, которые, будучи обиженными, стремятся поддерживать связь с чекистами, вынюхивают различные слухи, распространяют всякого рода небылицы и в конечном итоге могут нанести вред делу».

Наверняка Абакумов рассчитывал, что Сталин заинтересуется и разгонит меркуловскую «шарашку». Но ничего такого не произошло. Влодзимирский так и продолжал работать в ГУСИМЗе, правда, с мая 1950-го уже в должности начальника ревизионного отдела. В апреле 1951-го он получил выговор, вынесенный секретариатом ЦК ВКП(б), за «притупление бдительности» — после того как рекомендованный им на заграничную работу сотрудник пытался бежать на Запад.

1953-й

Все резко поменялось после смерти Сталина. Став в марте 1953-го министром внутренних дел, Берия вновь собрал в своем аппарате ближайших проверенных соратников. Влодзимирский, как в старые добрые времена, возглавил следственную часть и тем самым подписал себе смертный приговор. Не откликнись он на зов Лаврентия и Кобулова, останься в каком-нибудь гражданском ведомстве или на пенсии, глядишь, и не сразу бы его вспомнили в ходе расследования дела Берии. Нет, конечно, рано или поздно вспомнили бы и даже наказали, но к стенке, может быть, и не поставили.

А так, через несколько недель после ареста Берии, 17 июля 1953 года был взят и Влодзимирский. На следствии он либо отнекивался, либо изображал дело так, что был всего лишь исполнителем. Например, когда речь зашла об оформлении задним числом незаконного расстрела в 1941-м группы из 25 заключенных (среди них генералы Штерн, Локтионов, Рычагов и Смушкевич), пояснил, что 17 октября 1941 года вылетел в Краснодар на строительство оборонительных рубежей и вернулся в Москву только 25 февраля 1942-го. В марте его вызвал Кобулов и сказал, что нужно оформить дела «на расстрелянных по специальному указанию» осенью 1941-го. Влодзимирский составил заключения, не указывая даты, и Кобулов их подписал. Когда эти показания Влодзимирского были предъявлены 31 июля 1953 года Берии, он, как обычно, сначала заявил: «Впервые слышу. — Но после короткой паузы все же уточнил: — Хочу дополнить, что список мною докладывался в инстанции и был санкционирован». Причем Берия сделал вид, что ничего не знал о том, что один из расстрелянных, бывший сотрудник ВЧК М.С. Кедров, вообще должен был выйти на свободу, так как до этого был оправдан Верховным судом. В общем, все прятались за чьи-то спины, Берия оправдывался получением приказов от Сталина, Влодзимирский и прочие валили все на Берию.

Об убийстве Киры Симонич-Кулик Влодзимирский был допрошен 4 августа 1953 года. Он признал свое участие в похищении, рассказал, как доставил ее в помещение для расстрела в Варсонофьевском переулке и передал коменданту Блохину, при этом утверждал, что непосредственно при расстреле не присутствовал, а находился в соседнем помещении. Также отметил, что не принимал участие в ее допросах, пока она около полутора месяцев содержалась в Сухановской тюрьме. Согласно же показаниям Блохина: «Кроме Влодзимирского и Миронова (начальника Внутренней тюрьмы. — Н.П.), при этом расстреле никто не присутствовал».

Относительно убийства Бовкуна-Луганца и его жены Влодзимирский в своих показаниях всячески преуменьшал свою роль, пытался отрицать, что самолично убил жену Бовкуна-Луганца деревянным молотком. Интересно другое. Влодзимирский совершенно не осознавал или скорее делал вид, что не осознавал, преступный характер этой расправы: «Этот случай я не считал убийством, а рассматривал его как оперативное задание. Берия упоминал, что это строго секретное правительственное задание».

И вот так до сих пор у наследников сталинской госбезопасности. Скажут «спецоперация» — и уже вроде как и не убийство.

В последнем слове на суде Влодзимирский был краток и гнул все ту же линию, дескать, всего лишь выполнял приказы, не подозревая об их преступности: «О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берии я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиениях арестованных, но поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их. Заключение о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова. Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжения Кобулова. Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения».

23 декабря 1953 года в 18.45 суд вынес всем семерым подсудимым смертный приговор, который в тот же день в 21.20 был приведен в исполнение. Правда, Берию расстреляли отдельно и чуть раньше — в 19.50. А в 22.45 тела были преданы кремации в Донском крематории.

После суда над Берией и его ближайшим окружением все члены их семей были высланы. Еще действовали сталинские порядки. Правда, у Влодзимирского и высылать-то было особенно некого. Из всей родни — только жена. Его родители умерли еще до войны. Отец в 1929-м, мать в 1940-м. Была еще младшая сестра — Юна (1922 г.р.), но и она погибла в 1942-м в блокадном Ленинграде. В 1922-м в Севастополе Влодзимирский женился. Его избранница Сусанна Яковлевна родом из Звенигородки Киевской губернии. Детей у них не было. На допросе Влодзимирский признался, что у него есть сын 10 лет, но в анкете этот факт почему-то не указал. Несколько лет жена Влодзимирского провела в ссылке.

Стоит вглядеться в череду снимков Влодзимирского. От первого до последнего всего каких-то двадцать лет, а какая разительная перемена! Ведь ему не исполнилось и пятидесяти, когда он был расстрелян. В молодости высокий и статный, светловолосый и голубоглазый красавец, чью правую руку украшала флотская романтическая татуировка — якорь, сердце и меч, с годами матерел и тяжелел, постепенно превращаясь в типичного, каких и сейчас пруд пруди, обитателя начальственных кабинетов — грузного чинушу с тяжелым взглядом палача. Пожалуй, трудно сыскать более наглядный пример того, как система разрушает личность, вытравляет все человеческое, бюрократизирует и превращает человека в функцию, в двуногий пыточный агрегат.

Источник

Опубликовано 10 ноября 2015