Катя всегда права, даже если она не права, чего не может быть, потому что не может быть никогда. Во всех своих суждениях и умозаключениях моя коллега руководствуется простым правилом. Вы наверняка его знаете. Да-да, это правило о двух мнениях: одно – её, а другое – неправильное.
А ещё она любит всем своё мнение сообщать. И не важно, просят её об этом или нет. Она из тех, кто и здесь молчать не будет (помните известную юмореску Хазанова?).
Поскольку мы с ней делим один кабинет и деться нам друг от друга по большому счёту некуда, то мне время от времени приходится слушать её пламенные обличительные речи. И как-то исхитряться делать так, чтобы они были покороче.
Вот вчера был один из таких разговоров. Уверена, что не последний.
Звонила Катина подруга с основной работы, чтобы посплетничать об их общем начальнике. По тому, как моя коллега внимательно слушала щебетание из трубки и хмурила брови, я поняла: случилась очередная несправедливость, которую ну никак нельзя замалчивать и чем больше народу о ней узнает, тем лучше. Катин долг – всем об этом рассказать. А поскольку в данный момент «все» это была я, то мне следовало либо исчезнуть и до конца рабочего дня не появляться, либо остаться, чтобы, например, ещё раз потренировать своё самообладание.
Пока я размышляла, что же мне выбрать, Катя положила трубку и, повернувшись на кресле, выжидающе посмотрела на меня. По её виду было понятно, что выбора у меня уже нет.
– Ты представляешь, он не хочет отпускать нашу любимую Аннушку на два дня, требует идти к врачу за больничным. Это же просто идиотизм, зачем ей больничный, если через два дня у неё всё пройдёт! Она просто немного простыла. Вот скажи, я разве не права?
Нетрудно было догадаться, как мне полагалось реагировать, конечно, если я не хотела ещё больше разозлить её.
Но я решила по-другому. Как говорится, мало ли кто и что от меня хочет – ничего, «перехочут». У меня тут был свой интерес, отступать от которого не входило в мои планы.
– Слушай, а ваш Пётр Николаевич, он как, хороший человек, по-твоему? – я тоже развернулась на своём кресле и посмотрела на неё с интересом.
Катя на секунду задумалась.
– Ну, как тебе сказать. Он вообще такой, ну, знаешь, ни рыба, ни мясо. Толку от него никакого, но и вреда особого нет.
– А если я тебе скажу, что ваша Аннушка этим своим поступком может подставить его. Как ты думаешь, заслуживает он этого? – продолжала я.
– В смысле подставить? – похоже, она искренне не понимала, к чему я клоню, но по взгляду было видно, что хочет узнать.
– Ну вот смотри, она ведь больничный брать не хочет, потому что тогда премия за квартал меньше будет, правильно?
– Да.
– Она хочет, чтобы они устно между собой договорились, а в табели у неё рабочие дни стоять будут. Хочешь скажу, чем это чревато?
– Ну, чем? – Катя была явно заинтригована.
– А тем, что если в эти два дня с ней вдруг что-нибудь случится действительно серьёзное, то будет считаться, что она была на работе. А её на работе по факту не было. И что Пётр Николаевич будет говорить, например, следователю, если она станет участницей ДТП? Что у них была устная договорённость, потому что она его попросила, а он не смог отказать?
– Ну, не знаю, – Катя сомневалась, но в своём сомнении до конца всё-таки уверена не была.
– По-моему, ваш начальник не хочет подставляться сам и подставлять свою подчинённую, и в этом он прав.
Я посмотрела на неё. Катя была несколько растеряна.
– А она-то здесь при чём?
– Ну как при чём. Вот её нет на рабочем месте. Приходит, например, ваш Зиновьев проверять трудовую дисциплину. Что и кто будет ему говорить? И потом ты уверена, что у стен нет ушей? Что кто-нибудь не расскажет, что, мол, Алексеевой нет на работе, что она отпросилась по болезни, а больничный не взяла. Вот у Зиновьева праздник-то будет, попались, нарушители! Обоим взыскание, а ей, может, ещё и прогул. По табелю-то Аннушка на работе, а на самом деле дома. Чем не прогул, а? А теперь догадайся с трёх раз, зачем ему это нужно.
– А…!
Катя была готова уже возразить, но я опередила её.
– Только не говори, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Что скажешь, что зам Ковальчука на такое не способен? – быстро и громко произнесла я.
– Не скажу. Но всё равно – вряд ли. У нас такое редко бывает. Я уж не помню, когда последний раз было.
«Ох, и упёртая же ты! Ну ничего, тем интереснее будет», – подумала про себя я, а вслух произнесла:
– Кать, а как ты думаешь, кто больше знает, что и когда у вас может быть и с какой вероятностью – ты или Пётр Николаевич?
– Ну, он вообще-то всегда на совещания ходит, с тем же Зиновьевым общается. Нас-то не зовут особенно. Мы кто? Так, рядовые, а он как-никак начальник.
– Значит, он по должности обязан знать больше подчинённых и, соответственно, делать выводы и заботиться не только о себе, но и о своих сотрудниках. Так или не так?
– Ну так. А всё-таки мог бы и навстречу пойти.
– Кать, слушай, есть такая пословица. Если бы у моей тёти были колёса, то была бы не тётя, а дилижанс, – авторитетно произнесла я, а про себя подумала: «Баста! Пора закругляться!», встала с кресла и направилась к шкафу, где вместе с одеждой на вешалке висела моя сумочка.
– А ты это куда собралась, рабочий день ещё не закончен? – съехидничала Катерина.
Я вытащила кошелёк, прикрыла дверцу и, повернувшись к своей сослуживице, поинтересовалась:
– Тебе что-нибудь в буфете купить?
Екатерина Крысина
