В прокат вышел фильм Лиама О’Доннелла «Скайлайн 2». Условный сиквел дешевого, тупого и сердитого фильма братьев Штраус (2010) об инопланетянах, конфискующих мозги у жителей Лос-Анджелеса, навеял Михаилу Трофименкову сладкие воспоминания о кино его детства.
На просмотре «Скайлайна» я почувствовал себя десятилетним мальчиком в летнем кинотеатре курортного Зеленогорска, что под Ленинградом, середины 1970-х годов. Не то чтобы фильм напоминал «Неуловимых мстителей» или «Легенду о динозавре» — все гораздо сложнее. Дело в том, что в определенные дни недели зеленогорский киномеханик поддавал, о чем все знали и к чему все были морально готовы, и путал части фильмов. Если это были части одного фильма, зал не роптал и реконструировал сюжет какого-нибудь французского детектива постфактум, что даже придавало ему дополнительную прелесть. Но бывало и такое, что, прокрутив несколько частей условного «Транссибирского экспресса», он заряжал в аппарат какую-нибудь «Гибель Японии». Тогда показ останавливали, механика укладывали спать, на сцену выходила администратор, приносила свои извинения и приглашала публику — за те же деньги — на просмотр в другой, трезвый день.
Вот и где-то в начале последней трети «Скайлайна» забываешь, что кино давно уже показывают не на пленке и не частями по десять минут. Только что сумрачный мент (Фрэнк Грилло) пререкался на борту летающей тарелки с существом, кажется прикупившим на Хэллоуин уцененный костюм «чужого». Только что требовал от него освободить своего непутевого сына Трента (Джонни Уэстон) и помиловать беременную вагоновожатую метро Одри (Бояна Новакович), засосанных на летающую тарелку при помощи гигантского светового пылесоса. И ты готов побожиться, что ни на секунду не отводил взгляда от экрана. Но Трент с Одри уже ломятся сквозь джунгли «золотого треугольника» Юго-Восточной Азии. А наперерез им с гиканьем и свистом выбегают полуголые боевики опиумной мафии и начинают бить пятками в лоб, приговаривая что-то вроде «чужие здесь не ходят». Иного объяснения сему сну, кроме полинаркомании условного киномеханика, найти невозможно.
Когнитивный диссонанс длится довольно долго — до тех пор, пока янки наконец не окажутся в храмовом комплексе Ангкор-Ват и не объяснят младшему командному составу наркомафии, что вовсе не собирались нарушать их прайвеси, а во всем виноваты инопланетяне. А мудрые восточные люди закивают согласно головами и скажут, что в курсе, только не надо так нервничать, потому что никакой это не апокалипсис, как показалось глупым белым людям, а пустяки, дело житейское. Дескать, что вы знаете об апокалипсисе, вот у нас был апокалипсис так апокалипсис 40 лет назад, когда нас бомбили.
Тут в голову закрадывается новая — стоящая версии об укуренном механике — версия о жанровой природе фильма. Камбоджийцы явно имеют в виду адские бомбежки, которым США подвергали в рамках необъявленной войны их нейтральную родину в конце 1960-х — начале 1970-х годов. Не иначе, О’Доннелл контрабандой протаскивает антиимпериалистическую пропаганду, а «Скайлайн» — метафора метафизической мести третьего мира американской военщине, материализация мечты «проклятьем заклейменных» о том, чтобы Штаты испытали на своей шкуре все те кошмары, на которые обрекли их.
Хотя, скорее всего, все гораздо проще. В свое время был составлен рейтинг худших фильмов в истории кино. Первое место в нем с колоссальным отрывом занял фильм Уильяма Бодайна «Джесси Джемс встречает дочь Франкенштейна» (1966), немыслимым образом совместивший мифологию вестерна с мифологией фильмов ужасов. Оба жанра переживали тогда, мягко говоря, нелучшие времена, и фильм Бодайна казался их групповой предсмертной судорогой. Не стоит ли оценить «Скайлайн» как судорогу фильмов боевых искусств и космических ужасов? Или как реверанс обожаемому Тарантино жанру грайндхаус? Во всяком случае, эпилог «Скайлайна» поразительно напоминает анонс неснятого фильма Роберто Родригеса, в котором тот грозился отправить своего Мачете убивать в открытый космос.
Апофеоз — финальная схватка добра со злом. Устав громоздить кучу квазинаучно-фантастических благоглупостей о том, как победить инопланетян, камбоджийская братва вступает с армией пришельцев врукопашную. И тут выясняется, что против лома — точнее говоря, против маваси-гери — нет приема. И, если оторвать мастеру боев без правил руки, его убойной силы не убудет, пока ему не оторвут ноги. Но в таком случае зачем было тащиться куда-то в Ангкор? Не проще ли было Марку, пользуясь профессиональными связями, кликнуть лос-анджелесских пацанов с района — от «чужих» не отходя от кассы полетели бы клочки по закоулочкам.
