Евгений Сангаджиев считает, что стулья в театральном зале должны быть неудобными; признается, что, выучив тайский язык, тут же его забыл. И уверен: уход зрителя со спектакля — это классно. Об этом ведущий актер «Гоголь-центра» рассказал «Известиям» в ожидании выхода в прокат комедии «Хэппи-энд» (в кино с 16 июля), в которой исполнил роль тайского мафиози.
— Говорят, сценарий фильма «Хэппи-энд» настолько трогательный, что никто не мог сдержать эмоции. Вы тоже плакали, когда его читали?
— Знаете, у меня память, как у рыбки Дори (страдавшая амнезией героиня мультфильма «В поисках Немо». — «Известия»). С тех пор прошло уже два года, я с трудом могу вспомнить, как читал сценарий. Тогда для меня было непростое время: учился на первом курсе в школе «Индустрия» Федора Сергеевича Бондарчука, параллельно готовил свой первый короткий метр. Съемки «Хэппи-энда» проходили в Таиланде, у меня было всего три свободных дня в графике и сутки из них на дорогу. Важно, что режиссер Евгений Шелякин и оператор Ксения Середа на тот момент уже были моими давними товарищами.
Помню, прилетел в Бангкок, потом четыре часа добирался на машине до города Трат. Приехали в рыбацкую деревню на рассвете к началу смены. Весь день снимали. Когда стало темнеть, уехали в отель, на следующий день засветло снова отправились на площадку, а вечером я уехал в аэропорт. Это была моя первая поездка в Таиланд, и я ничего не увидел, кроме рыбацкой деревни. Пришлось через полгода вернуться с друзьями и познакомиться со страной уже в отпуске.
— Вы сыграли местного мафиози. Съемочная группа до сих пор восхищается, как виртуозно вы говорили по-тайски.
— Если честно, из-за того что роль была на тайском, я сначала отказался от предложения сниматься. Сказал режиссеру: «Женя, я не могу этого сделать, полгода буду учить и всё равно не приближусь к правильному произношению. Найди на эту роль настоящего тайца». Но когда приехал на съемки и познакомился с партнерами, тайскими актерами, понял, в чем дело. Режиссеру для роли нужен был артист с другим ментальным кодом — надо было работать в соответствии с русской матрицей актерского существования. Играть тайца по-русски.
Мне помогала переводчица Эмили, которая прекрасно знает и русский, и тайский. Мы с ней проделали большую работу над текстом. Мне кажется, в результате появился интересный персонаж. Съемки проходили весело, меня ничто не сдерживало с точки зрения артистических проявлений. Какие-то интересные решения и мизансцены придумывали практически на ходу, импровизировали.
— А сейчас можете что-нибудь сказать по-тайски?
— Нет, конечно. Я в ужасе это всё выучил и забыл в ту же секунду, как прозвучала команда «Стоп».
— Как вы проводили время в самоизоляции?
— В целом, неплохо, дел много — времени не хватало еще сильнее, чем до карантина. Я перенес фокус на режиссуру, пишем сценарий, разрабатываем проекты. «Гоголь-центр» закрыт, когда выйдем на сцену — неизвестно. С июля у нас официальный отпуск, надеюсь, что после него наконец-то начнем что-то репетировать. А пока перешли в онлайн, транслируем наши спектакли, а также спецпроекты по воскресеньям и четвергам. Кирилл Семенович Серебренников шутит, что теперь у нас телерадиокомпания «Гоголь-центр».
— А новые спектакли не репетируете?
— У некоторых в театре идет «застольный период» — разбирают новый материал. Состав артистов, которые играют в спектакле «Петровы в гриппе», должен начать читки с режиссером Антоном Федоровым. Но так не у всех. У меня, например, сейчас всё на стопе.
Мне кажется, это дико сложно — готовить спектакль на удаленке. Почитать материал можно, но мы в «Гоголь-центре» привыкли, что долго не сидим, почти сразу выходим на площадку. По полгода читать пьесы из дома — непозволительная роскошь.
— Вы сказали, что учились в «Индустрии». Хотите состояться в режиссуре?
— Мне дико интересно, это мое желание. Плюс хочется шире взглянуть на этот мир и профессию. Но я до сих пор не окончил «Индустрию», потому что не успел снять диплом. Увы, обстоятельства в мире диктуют нам свое расписание.
— Про Олега Павловича Табакова все его ученики говорят, что он был для них, как родной папа: и журил, и любые их проблемы решал. У вас с Кириллом Серебренниковым так же?
— Кирилл Семенович — это про работу с личностью и ее взращивание. Он очень аккуратно и тонко нас направляет, но никогда ни на чем не настаивает. В какой-то степени он работает с твоим эго, находится с тобой в соавторстве.
У него всегда точный кастинг, он многие вещи предвидит заранее. Может быть, его первое образование, физмат, помогает в построении структуры, в драматургии. Он дает вектор и только счастлив, если ты самостоятельно развиваешься вне театра. Практически у каждого второго артиста в «Гоголь-центре» есть еще какое-то занятие. Параллельно с нашей непосредственной работой мы выпускаем газету «Белый шум», создаем сторонние проекты, например сделали видеобудку с таким же названием — это антропологическое исследование сегодняшних молодых людей от 14 до 30 лет — о том, что сегодня их волнует, чем они живут, о чем мечтают. Еще наши ребята участвовали в шоу «Голос». У нас все время что-то происходит. При этом мы остаемся вместе, мы настоящая банда.
— Чем ваше поколение артистов отличается от предыдущих?
— Такое ощущение, что у нас меньше времени. Сейчас такой поток информации, что обработать целиком ее невозможно. Всегда думаю о том, как классно было раньше ездить на кинофестивали: можно было посмотреть всё, что сняли в мире за год! В наши дни это физически невозможно, каждые четыре минуты выходит полный метр, и нет возможности всё освоить. Мне кажется, мы немного циничнее, немного ответственнее, немного профессиональнее с точки зрения индустриального движения, но не мастерства. Мы многое упускаем в плане погружения в роль, ее разбора, разработки, потому что наша жизнь очень ускорилась, кинопроизводство стало более стремительным.
У старшего поколения артистов всегда есть ощущение, что раньше было намного лучше, приятнее, красивее и вкуснее. Понимаю, почему это происходит — они были молоды, здоровы, ничего не болело, не думали о завтрашнем дне. Мне недавно исполнилось 33 года, и я понимаю, что есть какие-то вещи, которые нужно поставить на паузу и чуть-чуть по-другому на них посмотреть.
— В одном интервью вы сказали, что если зрители идут в театр просто интересно провести время, им не надо приходить вообще. Вы настолько категоричны?
— Это было сказано не про театр, а про «Гоголь-school» — школу, где я преподаю. И адресовано не зрителям, а тем, кто хочет заниматься актерской профессией, прикоснуться к ней. Зрителям я не имею права такое говорить, это их личное дело, для чего они идут в театр. Хотя мы все же стремимся воспитывать зрителя. Вот уже семь лет люди приходят к нам, сидят на наших якобы неудобных стульях. Спектакль — это совместный процесс для актеров и зрителей. Магическое сосуществование человека в зале с артистом.
Зритель разный — кто-то здесь просто, чтобы отметиться, кто-то смотрит постановку в 70-й раз… В любом случае, я пытаюсь наслаждаться тем, что человек все же пришел, сидит, иногда не понимает, что происходит, а ты его берешь за руку и ведешь в область, в которой существуешь сам. Мне кажется, это большая задача — суметь провести человека через это путешествие. Чтобы он вышел и осознал: прошло два, три, четыре часа, а он и не заметил. И получил опыт. Свой, индивидуальный.
— Расстраиваетесь, когда люди уходят со спектакля?
— Мне кажется, это классно. В «Гоголь-центре» маленький процент тех, кто уходит, но он есть, и это позиция. Значит, мы зрителя разозлили, удивили, оскорбили, еще что-то с ним сделали и это нем отозвалось именно так. Главное, что наше действие на него подействовало, извините за тавтологию.
Я прекрасно понимаю зрителей — сам раз в полгода хожу в театр, боюсь разочароваться, особенно когда приглашают друзья. Каждый раз иду с опаской. Из-за уважения к чужому труду всегда пытаюсь быть адвокатом, но не всегда это получается.
Наталья Васильева
