Кинопоиск показывает унизительно низкий «зрительский рейтинг» - 1200 человек побывало в кинотеатрах на премьере «Клинча». Это настолько мало, что с тем же успехом в эту графу можно вообще ничего не вписывать. Когда я случайно наткнулся (случайно! – заметьте – спустя почти год) на этот фильм, я почему-то почувствовал, что здесь сокрыта вселенская несправедливость, что фильм, быть может, и хорош: судя случайно же увиденным скриншотам, по описанию сюжета и по редкому зрительскому негодованию в стиле «я ничего не понял».
Алексей Серебряков и Ася Домская
Но я жестоко ошибался. Сейчас буду перечислять множество причин, из которых следует, что фильм полностью провальный. Но вот, что странно: не смотря всю весомость нижеперечисленных причин, фильм почему-то остается в памяти. Остается один – трудноформулируемый, но явно терзающий вопрос. Что-то в нем меня остановило и заставило задуматься? Но что? Пока не ясно. Помните, как я ругал и в трансляциях и здесь, на 1001.ру – «Парня с нашего кладбища». Тоже ведь фильм не очень, хотя не настолько уж и провал. И хоть не настолько уж и провал – а в памяти не остаётся, сердце не задевает.
Давайте по порядку.
Перед просмотром я прочел пару статей о фильме, чтобы хоть как-то настроиться. Надо сказать, что они лишь сбили с толку, - мне уже представлялось нечто совсем невразумительное и противоречивое. Да и зрители, в основном, картину восприняли как «арт-хаусный арт-хаус», хотя история вполне линейная и абсолютная понятная, без особенных каких-то тройных под-подсмыслов и пара-мета-метафор. Более-менее известные критики, обсуждая «Клинч» часто задевали фигуру уже более-менее известного актёра, сыгравшего здесь главную роль – Алексея Серебрякова. И поминали его же героя из «Левиафана». Дескать, это почти тот же самый, затюканный герой, только изменивший свое отношение миру – он больше не жертва, он сопротивляется, он твердо говорит нет, он готов убить и готов умереть, лишь бы не оставаться тем самым, самому себе опротивевшим, «маленьким человеком». Тут и первый самый большой недостаток. Герой. Проблема. Вам не надоела проблема маленького человека? – помните с какого времени она тянется. Да, она была слегка модернизирована и прибавила в весе, - в пьесах того же Вампилова… - обросла толикой экзистенциализма, плюс некоторые советские контексты. Но с тех пор, с пьес Вампилова эта фигура не развивалась вовсе, так и дожила нетронутой до наших дней. Что непростительно! Кино, литература, искусство вообще – живы только, когда они находятся в постоянном, развивающемся диалоге со зрителем, читателем, слушателем… А какой возможен диалог, когда мы просто повторяем одно и то же? Да, герой запутался, да герой «мал», да, он бесправен и толком ничего не знает. «Жена его не любит, сын не уважает, да и сам он не любит жену и не уважает сына». Да, ему нужно что-то другое, что-то «не то», что-то, чего на Земле и вообще быть не может. Но дальше-то что? «Дальше» - как будто нельзя ничего придумать кроме депрессивного осеннего неба и окаянной бутылки водки (об этом, друзья, отдельно – водочная тема в российском кино, всегда отдельная тема).
Во-вторых: ведь это пьеса. Ой какой давности. Это пьеса! Я об этом знал заранее, но не придавал этому значения, хотя меня уже на пятнадцатой минуте начали настораживать монологи главной героини, (она же, подозреваю, антагонистка). Настораживать чем? Очень просто: она разоблачает, она истерит, она провоцирует, она соблазняет, она насмехается, она «режет правду матку» и всё-всё-всё, весь этот сомнительный набор для любой пронзительной постановки. Следует добавить, что обстоятельства сюжета приводят нас к еще одному «общему театральному знаменателю». Это апокалипсис. Ситуация, при которой нервы немногочисленных, запертых в изолированном пространстве, персонажей натянуты до предела. Ситуация, когда им нечего терять и когда они готовы либо дотошно рассказывать нам, мало интересующимся, что у них на душе творится или творилось, либо разоблачать других – мол, знаю, знаю я, что у тебя там… И вот так взаимно друг друга словесно мутузить, пока действие не разрешится чем-нибудь невнятным. Да, здесь нет как такового апокалипсиса, но когда целая семья – отец, мать, сын – находятся в обстоятельствах смертельной угрозы и им уже от этой угрозы никак не отделаться – ситуация приравнивается к апокалиптической.
В-третьих: персонаж. Главный герой. Мы вроде бы должны ему сопереживать. А уж тем более после того, как он оказался в этой стрессовой ситуации. Психически неуравновешенная барышня буквально берёт в заложники его и его семью, угрожая, что в скором времени их всех перебьет ее жених-бандит-политик. Просто так. Просто потому что. При этом героиня театрально истерит и делает всё, что я уже описал. Герой же поступает постмодернистски мудро – пытается пресечь истерику, заткнуть театралку и вообще как-нибудь решить эту проблему. Однако та все равно доводит беднягу и он все равно рано или поздно приходит к тому, к чему нас старательно подводили весь фильм – жизнь бессмысленна, ты ничего не добился, во всех возможных альтернативных вселенных – все либо так же, либо еще хуже. В начале – пытается выпить водку, не получается. Ближе к концу тоже собирается выпить. Милая и идиотская сцена со случайной встречей с охранником магазина, он же бывший сокурсник героя, филолог, поэт, пишущий книжки и «писавший как Платонов», в которой герой убеждается, что и у других людей тоже всё плохо.
Последняя сцена. Невнятно выясняется, что антагонистка, безраздельно раздражавшая именно нас на протяжении всего фильма, на самом деле влюблена в героя. Герой, которому уже всё не имеет смысла – вроде бы отвечает вялой взаимностью (хотя, впрочем, тут совсем не ясно). Они оказываются во дворике, внутри эдакой фанерной космической ракеты, под которую стилизована детская горка. Бандиты. Поступок героя: чихать он хотел на всех, ему все смешно, бандитов он не боится и вообще ничего не боится, потому что ничего в этом мире не имеет значения. Ну, их и отправляют в другой мир. Два выстрела – два трупа. Бандиты разворачиваются, уходят, шутят, в то время как за спиной внезапно «Поехали!», взрыв и взлёт фанерная ракета взмывает в небо как настоящая, а внутри – счастливые, покидающие этот дурацкий и такой неподходящий мир – герои.
Вячеслав Евлантьеви Агриппина Стеклова (в центре)
Забавно, но… это, как и всё остальное – возможно, слишком очевидный, слишком наивный и слишком заезженный прием. Не знаю, мне в голову, например, сразу же приходят небесные колокола из «Рассекая волны» фон Триера. Или хоть та же «Терабития». Сказочные внезапные концовки не дают ответа. Они лишь замыливают нашу, авторскую, неспособность этот ответ дать. Да, красиво. Да хороший контраст между явью и метафорой – ведь бандиты эту ракету видят и ой как удивляются. Но дальше что? Не знаю.
Не знаю, что насчёт пьесы, но фильм следовало бы сократить вдвое. Оставить важные маячки, убрать всё крайне раздражающее. А именно все эти монологи, выяснения, исповеди, «обвинения» и провокации, истерики главной героини. Как аттракцион это не смотрится. Легко угадывается. Быстро проматывается. Но сам момент – что нам делать с ней? Ведь она пожалуется бандитам и нас всех сегодня убьют – сама эта дилемма интересна, если бы ее не размывали настолько театральщиной.