В прошедшие праздники было много шума. Гром, салют и тому подобное. И, как это обычно и бывает, самые примечательные вещи происходили тихо и почти незаметно. Они и не могли происходить иначе.
Можно добавить: и хорошо, что не сумели. Молодцы. Нечего ему было там делать. Плохо другое — ни одной своей книги Геннадий Кононов при жизни так и не увидел. Но здесь Союз писателей, в том состоянии, в котором он находился и находится до сих пор, ему бы вряд ли помог.
Впрочем, Геннадий Кононов ни в какой Союз не рвался, никаких заявлений не подавал… Это подтвердил все тот же Валентин Курбатов. А то Александр Бологов, долгое время возглавлявший псковское отделение писательского союза, начал беспокоиться: а вдруг
Валентин Курбатов заверил, что это была его собственная инициатива — знакомить псковских писателей со стихами Кононова. Писатели «читали стихи Геннадия Кононова с отвращением».
Иначе и быть не могло. Отвращение — очень подходящее слово. Не знаю, как относился Геннадий Кононов к творчеству членов псковского отделения Союза писателей, но, как мне кажется, от Кононова их отделяла пропасть. Они даже писали на разных языках, хотя все буквы, вроде бы, были из русского алфавита.
«Отвращение» — совсем не то, что «непонимание».
Сегодня не понимаешь — может быть, завтра поймешь. Но если организм устроен иначе? Если органически не перевариваешь то, без чего не может жить другой? Как быть тогда?
Таким же отвратительным для землян должен казаться настоящий инопланетянин.
В жизни Геннадий Кононов никаким инопланетянином не был. Друзья на вечере-премьере не раз вспоминали о том, как он умел веселиться. Отличие, в сущности, было одно: Геннадий Кононов писал такие стихи, а все остальные — нет.
Стихи, казалось бы, — это такие нити, соединяющие поэта с окружающим миром.
И это действительно так, если не принимать в расчет то, что когда поэт подбирает слова, когда он думает и
Иными словами, его разрывает на части.
С одной стороны, он живет здесь, в этом мире. Получает зарплату, ходит по земле, питается, может быть даже — смотрит телевизор… Но есть и другая сторона. Чем сильнее автор, тем дальше его заносит и тем труднее возвращаться обратно. В конце концов, наступает время, когда вернуться уже невозможно. Смертельно хочется вернуться, но жизнь такой возможности не дает.
В общем, поэт живет, как все, а умирает —
Один из друзей Геннадия Кононова Александр Березов вспоминал, как поэта хоронили. Денег на гроб не хватало.
Позднее не хватало денег уже на книгу. Вадим Андреев продавал диски своей группы Отцы и дети… Деньги понемногу собирались… Книгу готовили Вадим Андреев, Людмила Исаева… Подготовительная работа, растянувшаяся на много месяцев, шла мучительно. На русских путях, видимо,
В итоге появилась книга «На русских путях», изданная псковским издательством «Логос».
Друзья сделали все возможное, чтобы пропасть между Геннадием Кононовым и окружающим нас миром стала немного меньше.
Тираж книги небольшой — 500 экземпляров. Однако и этих 500 экземпляров пока нет, они появятся к осени. Таким образом, небольшая пачка книг, все-таки появившаяся на свет этим летом, разошлась мгновенно. По этой причине имеет смысл привести послесловие к книге «На русских путях», которое, по просьбе друзей Геннадия Кононова, я написал в прошлом году. Это была большая ответственность — оказаться раз и навсегда под обложкой, на которой написано: «Геннадий Кононов».
Послесловие
Иногда кажется, что любая настоящая книга выходит слишком поздно. Иначе, почему мир до сих пор так несовершенен?
Однако можно сказать и иначе. Если бы мир был совершенен, то не было бы хороших книг. В том числе и этой.
…Геннадий Кононов жил на самом краю России. В Пыталово. Очень трудно, находясь на краю, искать золотую середину. В жизни, наверное, он ее так и не нашел. Зато в стихах все получилось как надо.
«Так вела колея, так дорога сложилась моя. / Я чирикал в пути, хоть насквозь простудился и вымок. / Есть листы со стихами — считаюсь их автором я. / На журнальных страницах найдешь мое имя и снимок».
Его боязнь не подтвердить свое бытие «…после смерти пред Господом Богом», к счастью, оказалась неоправданной. Две тысячи стихов за совсем недолгую жизнь, притом, что он «губ пегасам не рвал, не насиловал муз…» — это две тысячи совсем не молчаливых свидетелей его жизни. И сейчас уже неважно, что при жизни Геннадия Кононова выходили лишь редкие журнальные публикации. Поздно жалеть. Надо думать, что будет завтра. Особенно потому, что мы точно знаем, что будет завтра. В этом нет никаких сомнений. Будут его стихи. В них заложен такой заряд, что безжалостные пласты времени не смогут их заглушить.
Как сказал Геннадий Кононов, «русские пропасти дна не имеют». А русские пути, видимо, бесконечны. Хотя бы потому, что замкнуты в круг. Но круг этот — такой огромный, что способен завести куда угодно. В библейскую пустыню и в буддийский монастырь. В космос и в пивную.
На спасательный круг это мало похоже. Скорее — на бесконечную круговерть. До головокруженья. А «в российской круговерти / Что сможем, допоем, / Переболеем смертью / И страсть переживем».
Временами поэзия Геннадия Кононова кажется слишком беспросветной, а пути, им пройденные, полными грязи, которую не отмыть. Но тут на глаза попадаются строки: «Грязь, когда ее любят, / становится Светом Небесным, / но для этого нужно,/ Джульетта, под ноги смотреть».
Возможно, по этой причине автор так часто смотрел вниз. И искал он там не корни, а то самое Небо, отраженное в какой-нибудь первой попавшейся луже.
Любовь и отчаяние близки друг к другу. Иногда они объединяются в отчаянную любовь. Или в отчаянное отрицание любви, когда кажется, что мечты — несбыточны. «Я — изгнанник страны, где сбываются сны, / где просторно гулять одноглазому Лиху. / В той стране всякий вход одновременно — выход, / жажда странствий — сильнее влечений иных».
То есть, выход — есть. Его не может не быть. И Геннадий Кононов его знал. Его русский путь был в русском слове. Русский стихотворный язык был его пространством, на которое не распространялись визы. Однажды став обладателем билета, он, не оглядываясь, пустился в путь, который продолжается до сих пор. Его уже нет, а его голос только набирает силу. Возможно, это кажется несправедливым. Однако представим, что все было бы наоборот. Он есть, а стихов — нет. Согласился бы он на такой расклад?
«Кровь старого разлива / Стучит в висок, твердя: / Мы так неприхотливы, / Мы — люди из дождя. / И шепот веры сбивчив, / Небес неясен знак… / Безумия мотивчик / Насвистывай, сквозняк».
Да, шепот его веры — сбивчив. Короткая весна, для верности, словно бы огорожена колючей проволокой. Родник забит грязью. «Анонимные зрачки случайных прохожих» полны беспросветной тьмы. Казалось бы, спасения нет. Но это не так. Свет — в музыке стиха. Слова складываются единственно возможным способом и начинают светиться. В противном случае это было бы никому неинтересное брюзжание.
То, что делал Геннадий Кононов — надежный способ заглушить тюремные медные марши, которыми переполнен бессмысленный русский эфир. Он пытался задвинуть подальше фальшивые звуки. И не случайно многие его стихи уже давно превратились в песни. Они звучат на дисках и концертах. Но как только диск умолкает, а концерт заканчивается, слова снова возвращаются на бумагу, в рукописи. Теперь у этих песен появился новый дом — книга. Есть куда возвращаться. За это спасибо друзьям Геннадия Кононова.
Бесприютность, конечно же, не порок. Но сколько можно скитаться? Дом, наконец, построен. Книгу можно листать, читать, перечитывать, откладывать… Русские пути привели к перекрестку, на котором этот Дом расположен. Можно идти направо, налево, прямо. Нельзя лишь вернуться назад. Кто взял в руки эту книгу, тот уже открыл дверь и
Забыть его стихи — сложно. Проще вообще их не знать. Так спокойнее. Но спокойствие бывает обманчиво. Часто оно похоже на те фальшивые звуки, которые всю жизнь мучили Геннадия Кононова. «С духом времени наше искусство несходно. / Песнь поэта бесплатно летит к облакам. / Дух же дышит, где хочет, и вот принародно / Музы ходят по льду, по коврам, по рукам…»
Облака уплывают вместе с песнями. Вслед за ними улетают и поэты. Они, в отличие от своих песен, не возвращаются. Тем важнее для нас прислушаться к этим песням. Может быть, они обращены именно к вам, к тебе, ко мне.
Алексей СЕМЁНОВ
