В прокат выходит новый — и четвертый с момента ареста и запрета на профессию — фильм лидера иранской «новой волны» Джафара Панахи. В «Трех лицах» режиссер вместе со звездой иранского кино Бехназ Джафари едут в отдаленную деревню, чтобы отговорить от самоубийства молодую девушку, вопреки воле семьи мечтающую стать актрисой. В Канне фильм получил приз за лучший сценарий.
В 2010 году Джафар Панахи был арестован и приговорен к шести годам тюремного заключения и двадцатилетнему запрету на творчество и выезд из Ирана «за деятельность и пропаганду, направленную против системы». То есть вот уже восемь лет Панахи занимается тем, что снимает фильмы под домашним арестом. Снимает в обход запретов, расширяет границы кино, ломает систему, исследует природу творчества и самоограничения. И справедливо считается одним из самых важных современных кинорежиссеров.
«Три лица» — четвертая картина Панахи, снятая в условиях творческой изоляции. «Это не фильм» (2011) был целиком снят в доме режиссера, «Закрытый занавес» (2013, «Серебряный медведь» Берлинале за лучший сценарий) — на его даче, «Такси» (2015, «Золотой медведь» Берлинале) — в машине, где сам Панахи сыграл роль таксиста, а часть съемок были сделаны на видеорегистратор. Все это камерные, если не сказать — клаустрофобические фильмы. «Три лица» выводят эту вынужденную клаустрофобичность на новый уровень: клаустрофобичность патриархального, закрытого общества, которое ненавидит все новое.
Три лица в названии — это в первую очередь три актерских лица: одна героиня хочет стать актрисой, другая — настоящая звезда, третья, которую зритель так и не увидит, когда-то была звездой, но вынужденно ушла из кино после исламской революции. Знаменитая иранская актриса Бехназ Джафари, играющая тут саму себя, получает от своего знакомого, режиссера Джафара Панахи в роли самого себя, снятое на телефон видео. На этом видео взволнованная, почти рыдающая девушка по имени Марзие рассказывает, что хочет стать актрисой, но ее семья против, и ей остается лишь покончить с собой. Бехназ Джафари начинает сомневаться в правдивости этого рассказа ровно в тот момент, когда зритель думает: «Это все наверняка подстроено». Она подозревает, что это послание — просто эпизод из нового фильма Панахи, который давно собирался снять историю о самоубийстве. Актриса и режиссер вместе едут в далекую деревушку, чтобы найти Марзие — живую или мертвую. Жители этой деревушки обожают кинематограф, но презирают актрис. Абсурдное роуд-муви показывает, как выглядит закрытое общество, живущее собственными запретами, как выглядит мир, не желающий никаких перемен, как выглядит история, загнавшая саму себя под домашний арест. И как сложно найти общий язык режиссеру и публике: жители деревушки почти не говорят на фарси.
Конечно же, «Три лица» — это три женщины. Панахи, снявший когда-то удивительную мозаику «Круг» о жизни женщин в Иране, в «Трех лицах» посмеивается над самодовольным мужским миром. Мужчины в «Трех лицах» — тысячелетние зануды, многоуважаемые болтуны, многозначительные племенные быки. Они действуют так, как было принято всегда, и думают, что на них стоит весь мир. Они хранят крайнюю плоть своих сыновей, не могут согнать с дороги быка-производителя и с удовольствием объясняют приезжим, что перед тем, как проехать по узкой горной дороге, надо два раза погудеть, и тогда машина с той стороны перевала услышит и пропустит. Таков ритуал. Женщины, даже самые юные, понимают, что гораздо проще было бы расширить дорогу, чтобы машины могли спокойно разъехаться. «Три лица» — это песнь во славу женщин, но и предупреждение: нет смысла удерживать их, говорить им, что они должны делать, чем заниматься, о чем думать. Лучше расширьте дорогу.
Но еще «Три лица» — это три лица кино: документальность, мокьюментари и фикшен. Все, что Панахи снимает после своего ареста, можно назвать «не-фильмами»: это истории, зажатые между реальностью и игрой с жанрами, это комедии абсурда, и абсурдна здесь сама попытка снять «не-фильм» в невыносимых условиях. Поэтому актеры здесь играют самих себя, деревня снимается в роли деревни, автомобиль крайне убедителен в роли автомобиля, а режиссер — это растерянный человек, который не знает, что случится в ближайшие пять минут.
Все «не-фильмы» Панахи автобиографичны, и каждый из них — это эссе о роли режиссера в кинематографе. В картине «Это не фильм» он конструировал свою еще не снятую картину, тем самым воплощая ее на экране, в «Такси» сидел на месте водителя, а пассажиры разыгрывали на заднем сиденье то драмы, то боевики, то комедии. В «Трех лицах» Панахи снова приходит к выводу, что режиссер — это невидимка, скромный шофер звезды. Если «Такси» можно воспринимать как ответ «Десяти» Аббаса Киаростами — фильму, тоже целиком снятому в машине, то «Три лица» — это ответ его же картине «Нас унесет ветер», истории о жизни, смерти и возможности/невозможности съемки. Панахи — ученик Киаростами, так что такая перекличка отнюдь не случайна.
Джафар Панахи плетет свои фильмы из того, что есть под рукой: из мифа великого иранского кино, из дружбы с актерами, из упрямства стариков, из чужих надежд. И конечно, из собственной несвободы. И это не столько та скучная несвобода, которую ему навязали власти, сколько настоящая, великая несвобода творца. Когда он хочет снять фильм о великих актрисах, бывших и будущих, а может снимать лишь скромное и абсурдное роуд-муви о бесконечном приближении к фильму. Или задумывает кино о самом важном, о понимании, о неумолимой истории, о законах борьбы — но постоянно отвлекается на что-нибудь мелкое, глупое и восхитительное живое. И смеется над собственной несвободой
Ксения Рождественская
