В прокат вышел фильм американского режиссера Кирилла Михановского «Гив ми либерти» (Give Me Liberty). Михаил Трофименков считает, что под внешней хаотичностью действия и чувств таится удивительно адекватное высказывание о «плавильном котле» США, в котором варятся, да никак не сварятся и иммигранты, и аборигены.
В центре проблемного афроамериканского квартала Милуоки группа престарелых русско-белорусско-еврейских иммигрантов душевно заводит под баян «Let My People Go». Чуть позже мать Вика (Крис Галуст), водителя социального автобуса для сирых и убогих с ограниченными возможностями, пианистка «третьей волны» эмиграции, будет рыдать над то ли вазой, то ли супницей, разбитой сыном. Боже ж ты мой, мы же ее с твоим покойным папой купили около дома Кафки! Ах, как там было хорошо!
Мама, не плачь. Оглянись кругом. Это твой дом — дом Кафки. Но лучше уж такой дом, чем то, что творится на улице. А творится там американский бунт, бессмысленный и беспощадный. Так что мольба баяна «отпустить мой народ» невыносимо актуальна и столь же невыносимо бессмысленна и беспощадна.
Уличный рэп в исполнении ее младших и безнадежно бессмысленных отпрысков ничем не лучше и не хуже партизанской песни, выпеваемой-выкашливаемой пенсионерами над могилой «тети Лили из Западной Белоруссии».
Неважно, что поют они на нищенском кладбище совсем не над той могилой. И тем более неважно, что о тете Лиле скорбящие вспоминают столь многословно и абстрактно, что закрадется сомнение: а была ли тетя. В этом царстве маразма скорее поверишь (точнее говоря, ухватишься за него как за мнимый островок рациональности) обаятельному жулику Диме (Максим Стоянов), выдающему себя за тети-Лилиного племянника.
Стоянов, как и все другие непрофессионалы от Галуста до Лорен «Лоло» Спенсер, играющей стервозно-нежную афроамериканку с ограниченными возможностями Трейси, и распоследнего деда-маразматика великолепны. Диму опознает любой, кто сталкивался — а кто же не сталкивался — с подобными ему добряками-вралями-ворами, вынесенными за границу мусорным ветром 1990-х. Из-за одного такого Димы я, к слову, в первый же свой приезд в Париж прокуковал ночь в камере на знаменитой набережной Орсе.
Кожаная куртка на грязной футболке, искренняя влюбчивость с первого взгляда, умение ввинтиться в любую компанию и столь же искренне задружиться с кем угодно, не упустив возможности запустить руку в чужой карман. И щедрость, и, если угодно, жертвенность, и азарт «стенки на стенку», для которой в городских гетто найдется свой простор. И неподдельная политическая корректность. Диме все равно, с кем пить на брудершафт, играть в бокс на видеоприставке или отчаянно отплясывать под «Rock Around The Clock»: с пускающим слюни инвалидом или, мягко говоря, монументальной афроамериканкой-охранницей. В этом смысле Дима — настоящий советский человек-интернационалист, в силу исторических обстоятельств пошедший кривой дорожкой.
Но в том-то и проблема, что и Дима, и все до единого герои фильма всех цветов кожи по большому счету хорошие люди. Точнее говоря, просто люди как они есть, а не носители национальных стереотипов. Отзывчивые и бесчувственные. Склеротичные и памятливые. Невыносимые и несчастные. Вынужденные жить, хотя резонов жить той жизнью, которой они живут, просто нет.
Вик — фанат винила. Коробка с дисками жалобно подпрыгивает на всех ухабах — хуже дорог, чем в Милуоки, на всем свете не сыскать — в его одиссее с толпой неадекватных пассажиров. Потом он продемонстрирует Трейси волшебное умение извлекать звук из пластинки при помощи деревяшки и иглы, вставленной в бумажный кулек. Да, диски от этого портятся. Да, хрен его разберешь, если эксперимент увенчается успехом, что там звучит: Карузо или Карузо, которого герою другого бородатого анекдота «напел Рабинович». Но не все ли равно. Игла царапает пластинку, а фильм — так, что с ходу и не сформулируешь, чем именно,— царапает зрительское восприятие.
Проще всего сказать, что всех его фигурантов жалко. Но в нашей жалости они не нуждаются: какая же там жалость, если благодаря Михановскому они из персонажей пошлого водевиля жизни стали-таки героями. Героями хотя бы только фильма.
Михаил Трофименков
