1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 18
1994-Й ГОД, МАРТ-АПРЕЛЬ
Инаугурация проходила в зале заседаний Верховного Совета. Носковы вышли на сцену всей семьей. Галина смущенно улыбалась. Лариса держала за руку пятилетнего сынишку, который норовил укрыться за ее спиной. Носков поднял вверх сплетенные руки. Это был его митинговый жест. Все Носковы, включая малыша, были одеты с иголочки и точно сошли с витрины магазина модной одежды.
— Боже, сколько же у нас друзей, — процедила, оглядев зал, Лариса.
— И все чего-то хотят, — продолжая смущенно улыбаться, ответила Галина.
— Прекратите, — не разжимая губ, цыкнул Носков.
Председатель центральной избирательной комиссии объявил результаты выборов и предоставил ему слово. Носков подошел к маленькой трибуне западного образца и начал речь.
Яшину не досталось места в зале. Но он был даже рад этому. Стоя возле входа на сцену, он мог видеть всех, кто пришел на церемонию и кто какими глазами смотрит на президенте и его семью.
Цуканов сидит со своим обычным кислым видом, словно съел лимон. Иван Мозуляк с лицом запорожского казака, только без длинных усов, третья фигура в Партии независимости, смотрит на Носкова не просто настороженно, а почти враждебно. А Вадик, наоборот, не сводит с шефа восторженного взгляда. И Гусев наблюдает спектакль с живым интересом, по-журналистски стараясь не пропустить ни одной детали. Все достойно. Только эти федуловские охранники… Все на одно лицо, и ни одного светлого...
Носков стоял неестественно прямо, но говорил хорошо, не громко и не тихо. И что самое для всех удивительное — не глядя в текст. Яшин пропускал мимо ушей банальные фразы и навострял уши всякий раз, когда звучало что-то дельное.
— Партия независимости, лидером которой я являюсь, — говорил Носков, — всегда выступала против того, чтобы президент исполнял одновременно должность премьер-министра. К нам не прислушались. И это понятно: пост президента готовился под другого человека. Что ж, теперь нам придется решать проблему излишней концентрации власти в одних руках.
«Кто на такие вещи жалуется? – подумал Яшин. — Или это какая-то хитрость? Что-то я забылся. Когда говорит политик, нельзя принимать за чистую монету ни одного искреннего слова».
Носков снова оседлал своего любимого конька – еще раз подтвердил свою решимость покончить за три месяца с преступностью.
— Каждый наш шаг в этом направлении, каждое распоряжение, отданное мной милиции и прокуратуре, станет достоянием гласности. И народ Крыма сможет своими глазами и своим ушами видеть и слышать, кто нам помогает, а кто нам мешает. Средства массовой информации могут рассчитывать на самое тесное сотрудничество с пресс-службой президента Крыма.
Носков заканчивал, с каждым словом набирая пафос:
— Президентская власть Крыма будет максимально открытой своему народу и всему миру. Точно таким же, открытым и свободным, мы видим наше будущее. Наш полуостров издревле и по праву называют райским уголком. Еще недавно сюда ехали на равных верующие и атеисты, праведники и грешники, старики и дети, пожилые и молодые, больные и здоровые, богатые и бедные, по путевкам и «дикарями». И была в этом Божеская и человеческая справедливость. Пусть же в результате наших общих усилий эта справедливость восторжествует вновь.
Носков ни словом не обмолвился о крымско-татарском меджлисе, который призвал всех татар голосовать против него и не признал результаты выборов.
Зал рукоплескал. Носков снова победно поднял сплетенные руки.
Инаугурация закончилась. Носковы пошли за кулисы. Там их окружили охранники и повели к выходу. Соратники уже выстроились возле дверей. Носков принимал поздравления сдержанно, словно от мало знакомых людей. Когда рукопожатия кончились, возникла неловкая пауза.
— Нам-то теперь чем заниматься? – переминаясь, спросил Иван Мозуляк.
— Сосредоточьтесь на парламентских выборах, — сухо ответил Носков, разглядывая носки своих туфель.
— Как? – удивился Мозуляк. – Разве ты не возьмешь нас в свою администрацию?
— А что вам там делать? Рутинная чиновничья работа. Вам надо сидеть в Верховном Совете, проводить вместе с администрацией дружную законотворческую работу. Чем вас будет больше, тем меньше будет купленных Брагиным марионеток.
Цуканов стоял плечом к плечу с Носковым. Похоже, он был того же мнения. И все соратники были согласны с новоиспеченным президентом. Только не понимали, неужели они вот так накоротке поговорят и тут же распрощаются? Все-таки такое историческое событие. Грех не отметить. Они надеялись, что Носков устроит скромный банкетик. А он, похоже, куда-то торопится и не горит желанием разделить свою радость с испытанными соратниками. Да, он человек непьющий. Но разве это причина?
— Ладно, ребята, мне пора. Еще увидимся, — сухо бросил Носков и пошел к выходу. Цуканов двинулся за ним.
Мозуляк почесал в голове и сплюнул:
— Мать его за ногу! Это за кого ж он нас держит?
Соратники тоже были обижены, но переживали молча.
— Ладно, пошли в какую-нибудь комнатуху, — сказал Мозуляк. – Как говорят на Украине, кто не пьет, тот либо хвора, либо подлюча людина. А мы выпьем!
Мужик он был предусмотрительный, в руках у него была сумка, в которой отчетливо звякали бутылки.
Комендант здания Верховного Совета открыл им комнату на первом этаже. Расставили на столе спиртное и нехитрую закусь. Разлили по стаканам. Помолчали. Потом Мозуляк сказал:
— Нет, ребята, тут что-то не так. Президент просто обязан как-то наградить тех, кто помог ему придти к власти. Это общепринятая мировая практика. Если же он этого не делает, то о чем это говорит? Это говорит о том, что он не считает, что чем-то нам обязан. Это – первое. И – второе: он не считает нас, будущих депутатов, равными себе. Он смотрит на нас уже сейчас сверху вниз. А что будет дальше? Дальше лучше не будет. Не понимаю, с кем он хочет работать? Со своей хунтой? Эта военщина ему наработает!
— Не расстраивайся, Вань, — сказал Эдик Гусев. – Говорят, успех – всего лишь отсроченный провал. Так что подождем, куда нам торопиться? Мы считали себя его соратниками. А он, может, видит в нас соперников. Если вдуматься, это почти одно и то же.
— Ладно тебе, Эдик, умствовать, — проворчал Мозуляк, разливая водку по стаканам, — Понятно, откуда у тебя это олимпийское спокойствие. Земля, брат, слухом полнится.
— Не можешь ты без намеков и загадок, Вань, — сказал Гусев.
— А намек простой, — усмехаясь в усы, отвечал Мозуляк. – Денежки вы из Москвы получили, сто десять тысяч карбованцев. А куда они ушли? Денежки прислали не на президентские выборы, а на референдум. А где он, референдум? О нем вы с Носковым последнее время даже не заикаетесь. Непорядок это, Эдик. Рано или поздно все вылезет наружу и будет большой скандал. Куда денежки-то девали, а? Ты ведь казначей, ты все знаешь. Может, ты и среди нас остался не просто так, а, Эдик?
— До чего ж ты подозрительный, Вань, — вздохнув полной грудью, сказал Гусев. – Если хочешь знать, Олег и меня в дальний угол задвинул. Прессой теперь будет заведовать Вадик. Так вот. Но я, как видишь, не унываю. И тебе не советую. Политика, Вань, скользкая штука. Если человек сам не обосрется, то в готовое влезет. Надо только терпеливо ждать. Так что давайте, мужики, выпьем за терпение.
Захват кабинетов объяснялся очень просто. Процедура передачи власти не была прописана ни в одном законе Республики Крым. Все теперь зависело от политической культуры бывших соперников. На эту-то культуру Носков и не рассчитывал, зная наперед, что Кузьмин, то ли сам по себе, то ли по просьбе украинских властей, сделает все, чтобы максимально усложнить Носкову вступление в должность. Но для его собственных грубых, по сути противозаконных действий, была еще одна немаловажная причина. Накануне глава службы безопасности Иванов доложил Носкову, что существует заговор министров, сплошь ставленников Кузьмина. Как только избранный президент начнет принимать дела, они примутся ему мешать. И Носков решил опередить саботажников. Теперь в его руках были важные правительственные документы, которые они могли бы утаить, что привело бы к катастрофическому расстройству дел в республике. И, что не менее важно, он разом заполучил целую груду компромата. Одни министры хранили в своих сейфах пачки долларов. Другие держали фотографии любовниц, проституток и презервативы. А один министр, судя по найденной у него видеокассете, был нетрадиционной сексуальной ориентации.
Только двое членов кабинета не прятали в своих сейфах ничего предосудительного. Оскорбленные действиями президента, они немедленно подали заявления об отставке. Другие, по старой советской привычке, срочно госпитализировались.
— Ну и кого мы поставим министрами? Кому передавать документы? – хмуро вопрошал президент главу своей администрации Цыганкова. – Вы говорили, у вас целая колода ценных кадров? Где она?
Носкову не хватало терпения на чтение анкет и автобиографий. Он больше доверял своим глазам, своему чутью. Цыганков вводил в его кабинет плохо одетых мужиков с грязными ногтями и бегающими глазами. Носков взвивался:
— Кого ты мне суешь? Какие из них министры? Они начнут хапать с первого дня.
— Мой президент, — сокрушенно вздыхал Цыганков. – Что делать? Время такое, других нет.
В первый же день глава администрации зазвал к себе Яшина, Иванова, Федулова, Вадика и предложил определиться, как им называть Носкова. Товарищ президент? Господин президент? Или как-то еще?
Вопрос бы насколько смешной, настолько и серьезный. В самом деле, должно же быть какое-то официальное обращение. Нельзя допускать неразберихи в таких вещах. Неровен час, кличка приклеится. Федулов, возомнивший, что ближе его к уху Носкова никого нет, уже называл шефа «папой». Куда это годится?
— Сейчас такое время, — невозмутимо объяснял Федулов. – Каждого большого начальника так зовут.
— Будет тебе, — урезонивал его Цыганков.
Все знали, что в Крыму только один человек имел эту кличку – бандит Брагин.
— Ну а ты считаешь, лучше придумал? – огрызался Федулов. – Мой президент. Еще скажи «мой фюрер».
Во время совета в кабинет Цыганкова неожиданно зашел Носков. Поинтересовался повесткой заседания. И сходу внес свое предложение.
— А может называть «гражданин президент»?
Возразить решился только Яшин:
— Отдает местами лишения свободы.
Носков подошел к окну, посмотрел сверху, как перед Белым домом снуют, копошатся люди. Сказал раздумчиво:
— Велик и могуч русский язык, а не так-то просто придумать. Товарищем называться – эпоха не та. Господином? Что старики скажут? Гражданином? Тоже нельзя.
— Пусть старики привыкают, — сказал Яшин.
— Пожалуй, ты прав, — повеселел Носков. – Давайте переходить на слово «господин».
Уходя, поинтересовался у главы администрации:
— Как там указ номер один? Готов?
— Готов, мой президент, — отрапортовал Цыганков. – Сейчас принесу на подпись.
Носков вынул из кармана ручку.
— Давайте, я здесь подпишу.
По указу номер один Крым переходил на московское время. Экономической необходимости в этом не было никакой. Просто Носков в очередной раз присягал на верность Москве.
