«Тот, кто исправляет ошибки»

После восьмого класса в полиграфическом техникуме принимали на два отделения: «Технология фотомеханических процессов» и «Корректирование книг и журналов». Естественно, «Технологию…» я отмел сразу же.

Что такое корректирование, я представлял смутно. Отец имел журналистский опыт (писал на спортивные темы) — от него я узнал, что корректор — «это тот, кто исправляет ошибки». Хорошо, подумал  я. Если сам не делаю на письме ошибок — естественно, могу исправлять ошибки других.

Оказалось, что в том году на специальность «Корректирование книг и журналов» был экспериментальный набор. Насколько я знаю, ни до, ни после этого учиться на корректоров после восьмого класса не брали.

На вступительных экзаменах надо было сдавать русский язык, литературу, историю и — о, ужас! — математику. За счет того, что я сдал первые три предмета на пятерки, мне удалось набрать проходной балл даже с учетом тройки по нелюбимому предмету. Математика лишила меня стипендии на первые два года обучения, пока мы «добивали» общеобразовательные предметы. Я, как и в школе, много раз переписывал контрольные, добиваясь вожделенного «трояка», с которым, разумеется, на стипендию нечего было претендовать.

Но Бог с ней. И со стипендией, и с математикой.

Я был рад, что после школы перешел на некую новую ступень. Сразу же нам было объявлено: это вам не школа, все серьезно, все по-взрослому. В моей группе оказалось, конечно же, большинство девушек, но было и несколько мальчишек. Многие из них считали техникумовское образование лишь «трамплином» для поступления в вуз. Меня тоже отец настраивал так: техникум дает базовую специальность, лучше поучиться в нем, чем еще два года протирать штаны в школе, а потом можно без проблем поступить в институт.

Лучше всего — на журналистику. Среди других ребят в нашей группе (а их всего-то было, если не ошибаюсь, пять человек) почти все метили потом в журналисты. Здесь я решил не указывать никаких имён — ведь «завизировать» мой текст у однокашников не получится. Просто A, B, C, D, E.

Например, A, сын каких-то высокопоставленных родителей, твердо знал, что потом будет поступать то ли в МГУ, то ли в МГИМО. У него были все атрибуты богатого тинейджера, или, как говорили тогда, мальчика-мажора: двухкассетный магнитофон, видео, модная одежда. Он проучился два или три курса, потом его все-таки отчислили за неуспеваемость.

С ним дружил B, красивый, мускулистый парень, импозантный, пользовавшийся большим успехом у девушек. Он тоже стремился заниматься журналистикой.

Другой мой однокашник, C, занимался общественной и комсомольской работой, был целеустремлен, аккуратен и, конечно, тоже не связывал свою жизнь с корректурой. Так, трамплин, первый этап. Рассказывал, то ли в шутку, то ли всерьез, что хочет стать функционером, аппаратчиком, партийным деятелем. Он закономерно стал комсоргом нашей группы. Если не ошибаюсь, после окончания техникума он остался в нем на какой-то административной работе.

Парень, которого обозначу D, поступил на наш факультет и вовсе, как он сам говорил, случайно. Кажется, просто ему не хватило проходного балла на ту самую «Технологию фотомеханических процессов». Его родители недавно приехали с Севера — в советские времена многие ехали туда «за длинным рублем». Отработай там несколько лет — и будущее обеспечено. Они купили квартиру в ближнем Подмосковье. У D тоже был двухкассетник. Серьезный символ благосостояния в 80-х. Мы в общем сдружились. Но этот парень тоже не доучился до конца, перевелся наконец на более близкий ему факультет. Хотя мы продолжали общаться.

Но особенно близко мы сошлись с E. Он любил видео и хэви-метал. При этом обладал незаурядными литературными способностями и был грамотен. У нас было «соревнование», кто получит больше пятерок по гуманитарным предметам. Его дом, надо сказать, находился прямо напротив знаменитого монумента Мухиной «Рабочий и колхозница», из квартиры открывался образцовый, открыточный вид на эту советскую достопримечательность.

Так образовалась наша компания: D, E и я. Комсомолец С был как-то наособицу. Упомянутый в первую очередь А образовал свою тусовка, в которую входили девушки из нашей группы — те, что были побогаче и ему, стало быть, ровня.

Вот такие люди учились тогда в уникальном, единственном в стране техникуме имени первопечатника Ивана Федорова, деревянная скульптура которого, повторяющая известный памятник в центре Москвы, стояла — да и по сей день стоит, наверное, — у нас в коридоре на втором этаже. Кажется, у нас единственное учебное заведение в России, названное по имени выдающейся личности аж XVI века.

Кажется, никто из нашей славной пятерки в известные журналисты так и не вышел. Разве что скрылись под псевдонимами. К сожалению, мы давно разошлись, так и не наладив ничего вроде «встреч выпускников».

Но тогда были надежды. Мы учились, веря в себя, в свое будущее, и это как-то сочеталось с теми переменами, что шумели уже вовсю по стране.

Ваш Роман Олегович Иванов