Ф. Г. перебирала бумаги в поисках паспорта от часов. В этом доме пропадает всё и постоянно: многие вещи потом обнаруживаются в самых неожиданных местах, многие так и не находятся — то ли ждут своего момента, то ли исчезли навсегда. Нужного паспорта нигде не оказалось.
— О, вот интересно! Хотите прочту?
Она рассматривала листки разных форматов. Это были изречения, мудрые мысли, почерпнутые Ф. Г. из книг. Считается хорошим тоном иронизировать над тетрадками, составленными школьницами по типу «Умного слова». Может быть, ирония здесь и не без основания: действительно смешно, когда человек выписывает подряд «мудрость жизни», не обращая внимания на противоречия, на уровень «мудрости» — оттого и рядом с перлом (жемчужиной) соседствует пошлость.
Записи Ф. Г. иные. Иные принципиально: фактически в большинстве своем это ее собственные мысли, прочувствованные и выстраданные ею, но более удачно выраженные (в словесной форме) другими людьми. Я подчеркиваю — в большинстве своем, ибо вещи, неприятные ей, неприемлемые для нее, она игнорирует, отталкивает, старается забыть.
«Зачем помнить всякую чепуху». Мудрая же мысль, близкая ей, заставляет ее остановиться, восхититься, повторить фразу несколько раз, любуясь точностью.
— Хотите почитаю? — спросила Ф. Г., перебирая разноформатные листки — то гладкие, то линованные, то пожелтевшие, то совсем свеже-белые. — Вот: «Немногие умеют быть стариками» — Ларошфуко. «Кто чересчур доказывает — не доказывает ничего» — чье это, не помню, не записала.
Вот чудесно! Гейне: «Любовь — это зубная боль в сердце». Здорово?! И точно!
И вот Пушкин: «Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа». Здесь «скука», конечно, не в нашем понимании, а в значении «тоска». Тоска. А вот одна из причин ее — только опять не знаю чье. Забыла. «На сотню людей полтора хороших человека». А вот, — Ф. Г. засмеялась, — ни за что не угадаете, когда написано, как будто сегодня: «Беда нашей литературы заключается в том, что мыслящие люди не пишут, а пишущие не мыслят». Кто? Вяземский.
Продолжение следует
