Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Лошадиная работа

Владимир Жуковский: «Сергей Бондарчук пообещал: «Если меня все-таки обяжут повторно снимать «Тихий Дон», тебя позову на Григория Мелехова. Нос у тебя горбатый, перебитый, будешь Гришку играть»

Лоснящиеся крупы лошадей, стоящих целое состояние, силуэты самых харизматичных жокеев страны, пыль из-под копыт и горящие азартом глаза зрителей на трибунах, звезды шоу-бизнеса и политическая элита, заполнившие трибуны, ну и, конечно, шляпки... Аскот? Вовсе нет! Москва, скачка на приз президента РФ. Она успела стать той самой традицией, что так не хватает новой России. Скачка, которая состоится 7 июля на Центральном московском ипподроме, — девятая по счету. А вот идея самого мероприятия родилась 10 лет назад. Первый заместитель гендиректора ОАО «Российские ипподромы» Владимир Жуковский рассказал «Итогам», с чего началось главное светское событие сезона и что значит провести всю жизнь в обществе лошадей.

— Владимир Иванович, кому пришла в голову идея организовать российский Аскот?

— О, это была сверхидея, которая должна была вывести из комы все конное дело в стране... Когда в 2001 году я пришел на Центральный московский ипподром директором, то столкнулся со страшной разрухой. Средняя зарплата сотрудников составляла 1144 рубля в месяц, а еженедельный доход ипподрома недотягивал до 230 тысяч. Ничего удивительного в этом не было: о том, что практически в центре столицы расположено это уникальное заведение, знали от силы процентов двадцать горожан. В беговые дни сюда приходили или старожилы, или сомнительные личности. Ничего общего с развитыми странами, где скачки — привычный отдых для достопочтенных граждан. Надо было что-то делать — привлекать другой контингент, менять статус соревнований и само отношение к ним. Идея Кубка президента возникла в 2002 году. Мы придумали его вместе с Витой Козловой, хозяйкой конного клуба, работающего на территории ипподрома. Нас поддержал тогдашний министр сельского хозяйства Алексей Васильевич Гордеев, который помог заручиться согласием администрации президента и самого Владимира Владимировича Путина. Правда, в результате клуб организовал Кубок президента РФ по выездке, на котором присутствовал и президент, но с форматом не угадали.

— Как так?

— Надо серьезно увлекаться этим видом спорта, чтобы по достоинству оценить мастерство всадников. А так высшая школа верховой езды не смогла увлечь массового зрителя, в том числе и именитых гостей. Помню, мы сидели на этих соревнованиях вместе с Алексеем Васильевичем Гордеевым. Лето, жара, он откровенно устал и потерял интерес... Тогда я отчетливо понял — идеальным форматом для подобного ранга соревнований могли бы стать именно скачки. Ведь это полторы минуты чистого действа, требующего внимания, а потом двадцать минут антуража со светским общением, закусками и так далее. Предложил Гордееву организовать скачку на приз президента РФ. Он меня поддержал, и все закрутилось. На то, чтобы довести до ума все детали, ушло два года — серьезную поддержку помимо министра сельского хозяйства оказывали Александр Сергеевич Абрамов, Игорь Олегович Щеголев и Сергей Владимирович Ястржембский. Последний в то время занимал пост помощника президента РФ и помог нам заручиться информационной поддержкой СМИ. Он использовал свое влияние, и в результате о грядущем мероприятии по телевидению говорили даже в прайм-тайм. К лету 2004 года все знали, какого события надо ждать. И вот все продумано до мелочей, до знаменательной даты осталось несколько дней, а я, поддавшись на уговоры коллег, отпустил одну лошадь в Казань на соревнования... Этот рысак привез грипп, и в конюшнях полыхнула эпидемия. Надо объявлять карантин, мероприятие под угрозой срыва. Для нас ситуация аховая, потому что, однажды отказавшись, мы к этим соревнованиям больше не вернемся. Не дадут. К счастью, 75 процентов верховых тренеров были моими бывшими солдатами и сержантами по службе. Я собрал их и сказал: «Что, войну отменяем и в бой не идем? Забудьте про грипп! Лошади же не полегли». После этого паника прекратилась, все подсобрались, проблему вроде бы сняли. Правда, сотрудники спецслужб, прознавшие о болезни, серьезно насторожились — даже ветврача пытали, опасно ли это.

— И скачки состоялись?

— Больные лошади в скачках, конечно, не участвовали, и все прошло на уровне. Владимир Владимирович Путин, присутствовавший в тот день на ипподроме, как мне показалось, нашу работу оценил по достоинству. По крайней мере, программку изучал с интересом. С тех пор на трибунах побывало много видных политиков, актеров, музыкантов. Владимир Вольфович Жириновский, Рамзан Ахматович Кадыров, Никита Сергеевич Михалков... Всех и не перечислишь.

— Они что, все заядлые лошадники?

— В разной степени. Хочу сказать, Владимир Владимирович Путин очень уверенно держится в седле. Его учил один из моих бывших сослуживцев. Приятно удивил Рамзан Ахматович Кадыров. Я поначалу думал, что покупка дорогих лошадей для него баловство. А потом на одном из мероприятий разговорились — он рассуждал как настоящий профи. Понятно, что кто-то его наставлял, давал консультации. Но сам факт, что человек готов учиться, узнавать новое, вызывает уважение.

— А лично ваше знакомство с лошадьми с чего началось?

— Меня, семилетнего мальчика, на московский ипподром привел дедушка — сам в прошлом кавалерист. Там располагался маленький манежик, где работал прокат. Им руководил полковник Георгий Тимофеевич Рогалев, в конце Великой Отечественной войны занимавшийся выводом лошадей из Восточной Пруссии — центра немецкого конезаводства. И как меня тогда на лошадь посадили, до сих пор слезть не могу. Георгий Тимофеевич много знал о лошадях и своим интересом сумел заразить меня. Подростком я облазил все местные конюшни, хотя со стороны трибун ни разу не оказывался, и к выпускному классу сомнений не оставалось: хочу связать свою судьбу с лошадьми. Рогалеву удалось убедить меня, что если я хочу посвятить свою жизнь этим животным, делать это надо через знания, образование, институт, а не только через седло. В то же время коневодство как по заказу реабилитировали после разгрома, учиненного в 60-х годах Хрущевым. Он со своей крестьянской прямотой и простотой решил, что лошади стране не нужны. В результате коневодство исчезло даже из учебных программ профильных сельскохозяйственных учреждений. Но мне повезло: когда я поступал, впервые за долгое время был объявлен набор в группу по специальности «Коневодство». Вводную лекцию нам читал профессор Андрей Сергеевич Красников, сказавший одну очень важную вещь: «Не бывает плохих лошадей, а есть люди, которые не умеют с ними работать». Мне было 17 лет, когда я услышал эту фразу, и вы не представляете, сколько раз с тех пор я ее вспоминал и повторял. Годы учебы выдались веселыми и беззаботными настолько, что на втором курсе родители отправили меня в армию, чтобы пришел в себя. Там мне быстро объяснили, что учиться лучше, чем служить. Хотя на службу жаловаться тоже не могу, мне все удавалось, и из армии я вернулся уже в чине сержанта.

— И как родители воспринимали эту вашу страсть?

— Мягко говоря, неважно. Мама, журналист ТАСС, узнав, что я собираюсь идти в Тимирязевку, с придыханием произносила: «А наш-то — конюх!» В эту короткую фразу она вкладывала столько, что дальнейшая судьба моя просматривалась на раз: нищета, пьянство и смерть от цирроза печени. Отец, чья работа была связана с авиацией, хотел, чтобы я пошел по его стопам, и моего увлечения лошадьми не понимал. Успокоился только, когда я надел офицерские погоны и пошел служить в кавалерийский полк.

— А в кавалерийский полк-то как попали?

— После выпуска меня по распределению направили в Северный Казахстан. Но там я пробыл недолго. Тогда в Союзе действовал строгий закон: все специалисты должны быть прописаны по месту работы. Для меня, москвича, это означало променять столичную прописку на прописку в деревне Березняковка. Поэтому, поработав какое-то время в Казахстане, я вернулся в Москву и отправился на службу в кавалерийский полк. То, что у меня уже было звание лейтенанта, играло мне на руку.

— Это был тот самый полк, который сейчас зовется Президентским?

— Тогда он назывался по-другому — 11-й отдельный кавалерийский полк. О службе там у меня остались исключительно приятные воспоминания. Мы были молоды, беззаботны, вопрос, где заработать денег, не стоял. Мы знали, что бы ни случилось, 15-го числа получим все, что нам положено от Родины. И все свое свободное время занимались конным спортом. Благодаря нашему тогдашнему командиру полковнику Михаилу Константиновичу Барило мы считали полк своим домом. Он располагался там же, где и сейчас, — в Голицыне. Порядок в кавалерийской части несколько другой, чем в остальных. Жизнь начинается и заканчивается конюшней. Утренней зарядки по уставу нет, вместо нее уборка конного состава. А знаете, как чистоту лошади определяли? Выходит старшина с платком, суровый весь. Подошел к лошади, мазнул под брюхом или хвостом, и, если увидел грязь, скандал на неделю. Но это все пустяки. Четко знали: вот моя конюшня, вот мои лошади, вот мои бойцы и боевая задача.

— Интересно, какие такие боевые задачи вам ставили?..

— Были реальные боевые задачи, например борьба с десантом... Но в основном нас задействовали в киносъемках. В то время была мода на фильмы исторической и революционной тематики, их снимали в разных концах Союза. Наша история плотно связана с лошадьми, поэтому без работы не сидели. Правда, каскадерами нас не называли, поскольку такой профессии не было. За годы службы я объехал страну от западных до восточных границ — и это была отдельная подготовка. Представьте себе, что такое погрузить в эшелон целый эскадрон. Вагон — это 10—12 голов лошадей, а эскадрон — это сто голов. А если надо два эскадрона? Мало погрузить, нужно зверюг доставить в целости и сохранности, а поведение лошади в железнодорожном вагоне — отдельная песня. Случались в истории кавполка и настоящие трагедии. Однажды команда вернулась без лошадей. В тайге снимали фильм «Дерсу Узала», и все они погибли из-за клеща. Бойцы ехали домой с седлами на спинах.

— На съемках каких фильмов вам довелось поработать?

— За шесть лет их было немало. «Емельян Пугачев», «Бабек», «Хождение по мукам», «Сватовство гусара» Светланы Дружининой, где я выступал дублером Михаила Боярского... Я очень горжусь тем, что в свое время судьба довольно плотно свела меня с Сергеем Федоровичем Бондарчуком. Мы подружились, когда он снимал фильм «Степь» по Чехову под Новочеркасском в станице Персиановка. Для меня в мои 25 лет это была первая самостоятельная поездка: 50 голов лошадей, бойцы… Бондарчуку требовался человек на эпизодическую роль приказчика. Надо было подъехать к барину и, сняв шапку, сказать пару фраз. Сергей Федорович предложил это ответственное задание мне. Я, конечно, воодушевился, выбрал самого красивого коня, чтобы лицом в грязь не ударить. Дальше: «Мотор, камера, начали!» Я подлетаю на коне, ставлю его на дыбы, потом отвешиваю, как мне кажется, подобострастный поклон барину и бодро выдаю заученные фразы. Уверен, что все идеально, но режиссер кричит: «Стоп, стоп, стоп!» Зовет меня к себе: «Володечка! Ну где вы видели, чтобы у холопа лошадь была, какую не каждый князь себе позволить может? А что за посадка? Вы не поклонились, а слабо кивнули, позволив с вами заговорить. Вы — князь, а мне нужен холоп». На этом моя актерская карьера закончилась, хотя Сергей Бондарчук пообещал мне: «Если меня все-таки обяжут повторно снимать «Тихий Дон», тебя позову на Григория Мелехова. Нос у тебя горбатый, перебитый, будешь Гришку играть».

— Бондарчук строгий был режиссер?

— Я бы не сказал. Очень вежливый, добрый в общении, голос не повышал, даже когда работа не клеилась. Мне этого с моим возрастом и армейской глупостью было не понять. Еще удивил Георгий Бурков, который тоже участвовал в съемках. На экране ему вечно доставались роли алкоголиков. А тут понимаешь, что перед тобой интеллигентнейший человек.

— А как актеры на лошадей реагировали?

— Лошадь никого не оставляет равнодушным. Я всю жизнь провел при лошадях и очень редко встречал людей, безразличных к этим чудесным животным. Были те, кто их побаивался, но стоило им дать лошади кусок сахара, почувствовать на ладони эти губы, и все. Любовь на всю жизнь. К сожалению, у нас это не всегда понимают. Уже в бытность мою директором ипподрома я отправился на съезд Европейского рысистого союза в Финляндию. По нашим меркам мероприятие узкоспециальное, но открывать его приехала выскопоставленная дама из местного парламента. Я решил сделать ей комплимент: мол, чиновник такого ранга, а приехать не поленилась. Она спокойно заявляет, что лошади для нее дело государственной важности. Тут я не удержался и пошутил: «А что, в вашей маленькой Финляндии с другими ресурсами туго?» На что она, поджав губы, ответила: «Мы в нашей маленькой Финляндии заботимся о душевном благополучии нашего народа». Не представляете, как после этой фразы стыдно стало.

— Лошади для военных отбираются по каким-то особым критериям?

— Обновление поголовья в кавалерии называется ремонтом, однако им я в кавполку не занимался. Мастерству этому научился позже, когда служил в ЦСКА. Помню одну смешную историю. Один из заместителей командира полка — Георгий Теофилович Чикашуа уехал на Северный Кавказ отбирать лошадей. Возвращается и говорит с сильным кавказским акцентом: «Нэ кони, арлы, львы!» Через две или три недели приходит эшелон. Собираемся всем эскадроном, берем амуницию и отправляемся его разгружать. Набрали арканов, потому что понимаем: лошади в лучшем случае полузаезженные, а значит, так просто не дадутся. Когда видим эшелон, глаза у меня и моих сослуживцев лезут на лоб. Объясню, почему: в окошечке, расположенном в самом верху вагона, торчит морда лошади. Начинаю прикидывать, что раз морда в окошке торчит, то рост у лошади метра два в холке. При том, что в кавалерии средний рост лошади 159—162 сантиметра, а в спорте порядка 170. Мы с моим другом Мишей Чубариком переглядываемся: и правда орлы! Но когда вагоны открыли, мы увидели огромный слой опилок вперемешку с лошадиным навозом. А на них стоят чебурашки карачаевской породы по 145 сантиметров ростом. Просто пока они ехали, нагадили столько, что «выросли» до уровня окна. Мы тогда, конечно, посмеялись, но на самом деле карачаевские лошади очень хорошие, я по поводу особенностей этой породы могу целую лекцию прочитать. Ее об бетон не убьешь — жизнеспособность невероятная. Кормят не кормят, снег или жара — все равно. Старики рассказывали, как в 1944 году наши войска вошли в Восточную Пруссию. Отечественная кавалерия вся на наших лошадях — башкирские, казахские лошади, кабардинские, карачаевские. Они некрупные, но очень сильные, выносливые. А там огромные красавцы по 170 сантиметров в холке. Наши бойцы было покидали своих коней и пересели на немецких, но после второго перехода от них пришлось отказаться. По боевому уставу кавалерии в мирное время переход составляет 50 километров в сутки, а в военное — 100. Так вот, на вторых 100 километрах все красавцы полегли, потому что выведены были для других целей.

— Как получилось, что вы все-таки покинули полк?

— В 1980 году в ЦСКА нужно было серьезно менять поголовье. И меня как офицера, который в этом разбирается, отправили туда на подмогу. Я лошадей любил и понимал, поэтому с удовольствием провел десять лет своей жизни, с 1981 по 1990 год, мотаясь с коневозкой по стране. К тому времени многие мои однокашники заняли руководящие посты на основных конезаводах, так что все это было мне интересно вдвойне. К каждому жеребенку относился как к произведению искусства. Давно прочитал в старых немецких книжках, что спортивная лошадь, кроме всех своих великолепных данных и происхождения, должна обладать сердцем бойца, и в отличие от других это качество развить практически невозможно. Его и пытался разглядеть. Просматривать жеребят для ЦСКА начинал, когда те еще подсосными ходили с кобылой. Потом спустя пару месяцев возвращался — они к этому времени уже начинали щипать траву. Сидел с клочком бумаги и журналом таврения и смотрел, как они играют, отдыхают, едят, как быстро восстанавливаются. Фиксировал для себя каждую мелочь. Лошадей для разных конюшен тогда отбирали трехлетками, когда их перспективы уже всем очевидны. В результате за лучших особей начиналась настоящая борьба. Я решил сыграть на опережение и увидеть перспективу в совсем маленьких жеребятах. Не буду кокетничать и скажу, что мне это удалось. Когда я впервые привез в ЦСКА десять жеребят, все смеялись, называя их детским садом имени Жуковского. А дальше, поскольку ЦСКА мог себе это позволить, каждому жеребенку выделили своего куратора, отдельное питание и идеальный распорядок дня. Под такой опекой они начали расти и развиваться так, что превзошли все существующие шкалы роста. Метод оказался эффективным. Результат — 70 процентов лошадей сборной страны прошли через конноспортивный дивизион ЦСКА. Одна из них и вовсе стала серебряным призером Всемирных конных игр в Стокгольме.

— На конном спорте у нас, получается, не экономили...

— По сравнению с Западом все было более чем скромно, а на него равняться было не принято. Я однажды оказался близок к суровому наказанию, когда привел в пример немецкий опыт. В 1983 году конники ЦСКА отправились на Спартакиаду народов СССР и там успешно все проиграли. Командир наш сказался больным и на главный тренерский совет ЦСКА отправил меня. Я вышел на трибуну, начал объяснять причины поражения, на что начальник политотдела менторским тоном говорит: «Ну а что дальше-то предлагаете делать?» Передо мной в зале весь ЦСКА сидит, Валерий Харламов, с которым мы в клубе время от времени пересекались, улыбается. Ну я и привожу в пример Ханса Гюнтера Винклера, многократного олимпийского чемпиона из ФРГ. «Если Винклер условно кормит своих 20 лошадей шоколадом, — говорю, — мы должны 120 шоколадом кормить, чтобы успешно выступать». На что начальник этот меня прерывает и говорит: «А конкретно-то что?» Ну тут я пошел ва-банк: «Товарищ полковник, надо выбрать лучшего спортсмена и отправить его туда на стажировку, тогда точно будет толк». «Уж не себя ли вы имеете в виду, товарищ капитан?» — с ехидцей говорит он. «Ну что вы, товарищ полковник, — отвечаю, — конечно, вы поедете!» На этом месте зал просто грохнул. Харламов ко мне потом подошел: «Выгонят тебя за такие слова, Вовка!» К счастью, полковник этот оказался нормальным мужиком, мы с ним потом неплохо общались. Того, что для меня образцом для подражания в профессиональном спорте и законодателями моды в олимпийских видах конного спорта всегда были немцы, я не скрывал ни тогда, ни сейчас. Уже в 90-х годах, попав на престижнейшие соревнования в Аахене, которые конники называли конной олимпиадой, понял, почему советская формула никогда работать не будет. Причина проста. В Аахене за лошадью, которая входила в призеры турнира, тянулся шлейф в районе миллиона долларов. Это затраты на тренировки, перевозки, персонал, экипировку. У нас же если 50 тысяч вложили, то и слава богу. Понятно, что «Жигули» с «Мерседесом» соревноваться не смогут.

Хотя тогда еще наши спортсмены оставались желанными гостями на многих соревнованиях и по-прежнему выступали успешно. Например, на первых Всемирных военно-спортивных играх, которые в 1995 году проходили в Италии. Тогда министром обороны был Павел Сергеевич Грачев. Он собрал главных тренеров по всем видам конного спорта и сказал: «Ребята, победить на играх — ваша главная боевая задача. Это ваша горячая точка, и без медалей не возвращайтесь!» Нам удалось привезти из Италии одну золотую медаль по конкуру, выигранную Анатолием Тимченко, и одну серебряную по выездке, завоеванную Татьяной Слепцовой. Наград могло быть и больше, но произошел досадный инцидент. За два дня до старта лошадь нашего лидера на ровном месте пробила камнем подошву. Мне это потом ставили в вину, поскольку руководитель должен даже такие риски предусматривать.

— Неужели все настолько серьезно?

— Конечно! Во всем мире, когда дело касается конного спорта, будь то конкур, бега или скачки, тренеры и владельцы пытаются не упустить ни единой мелочи. Скажем, при многих ипподромах в мире работают солярии для лошадей, а в Канаде у них даже имеется мануальный терапевт. Потому что лошади там — это культура и традиции, которые при умелом подходе могут приносить государству доход. В 2007 году я стал советником помощника президента РФ. Занимался подготовкой и проведением скачек на приз президента РФ, а самое главное — участвовал в подготовке идеологии ОАО «Российские ипподромы». Мне постоянно приходится объяснять окружающим, что тотализатор не имеет ничего общего с казино и прочими азартными играми. Ты не просто ставишь на удачу, а анализируешь предыдущие выступления лошади, ее происхождение и спортивную форму, оцениваешь состояние дорожки, уровень мастерства жокеев и так далее. Это целая наука, имеющая мало отношения к тупому азарту. К счастью, меня услышали и обещали вернуть тотализатор на ипподром. Но чтобы он заработал эффективно, необходимо было сменить форму собственности и объединить ипподромы страны в целостную структуру. Зачем? Смотрите, как работает система сейчас: между двумя заездами или скачками минут тридцать перерыва. Первые десять минут уходят на то, чтобы сделать следующую ставку, а оставшиеся, условно говоря, на пиво и бутерброды. Весь остальной мир уже лет сорок существует в другом режиме — вместо бутербродов посетитель делает ставку на скачку в другом городе. Скажем, сидя на московском ипподроме, в перерыве человек в онлайн-режиме смотрит соревнование в Ростове и делает ставку на него. Во Франции в подобную систему заведено 200 с лишним ипподромов, в результате чего популяция играющих людей увеличивается, а вместе с ней и доходы государства от тотализатора. Я сторонник того, чтобы тотализатор был под контролем государства.

— Похоже, все, что как-то связано с лошадьми в нашей стране, вы монополизировали. Признайтесь, казачий конный переход из Москвы в Париж в честь 200-летия победы в войне с Наполеоном, который стартует в августе, — тоже ваших рук дело?

— Нет. Это все проходит под патронажем руководителя таможенной службы России Андрея Юрьевича Бельянинова. Я лишь давал некоторые рекомендации опытного кавалериста и офицера, а также с комиссией ездил смотреть лошадей, подготовленных для этого перехода. 25 великолепных буденновских и донских лошадей. У них удивительная золотисто-рыжая масть, и если их правильно подготовить, то блестеть будут натурально как золотое кольцо. К идее перехода я отношусь с небывалым воодушевлением. Знаете, почему? У ребят, которые его организуют, по-настоящему горят глаза, они всю душу вкладывают в подготовку, и такой азарт вызывает уважение. И государство идею поддерживает. Еще десять лет назад на все это я мог лишь робко надеяться. Теперь я полон оптимизма. Главное работать — и все остальное тоже получится.

Анастасия Резниченк

808


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95