В поезде парень по имени Гаспар знакомится со странной девушкой Лорой и предлагает ей поехать вместе на свадьбу отца. Лоре ехать вообще в другом направлении, но за определённую сумму она соглашается пару дней поизображать девушку Гаспара. На месте оказывается, что семья парня — его отец, брат и сестра, гуляющая в медвежьей шкуре и идентифицирующая себя как медведица, — управляет небольшим зоопарком и живет рядом с ним же. В ближайшие дни весь этот весёлый балаган будет выяснять отношения, ухаживать за зверями и размышлять о любви.
«Любовь и прочий зоопарк», в общем-то, типичная французская история в духе «соберём в одном месте кучу странных персонажей со странными романтическими отношениями и посмотрим, что из этого выйдет». У них, кажется, таких фильмов выходит штук по двести в год. Большинство — совершенно невыносимые, чуть меньше просто никаких, ещё меньше, разумеется, хороших. «Любовь и прочий зоопарк» скорее где-то между двумя последними категориями.
Наверное, потому что в этот раз странные герои действительно колоритны, и за их чудесатостями порой весьма любопытно наблюдать. Но ещё любопытнее та открытость и развязность, с которой фильм обращается со своей историей. То, что в США бы назвали невероятно смелым уходом в эротизм, французы показывают совершенно обыденно — и это весьма освежающий подход на фоне пуританского Голливуда. Приятно видеть, что люди могут размышлять на табуированные темы различных перверсий (в том числе даже инцеста, пускай и по касательной), не делая такой умный вид, будто они открывают новый химический элемент в периодической таблице.
«Любовь и прочий зоопарк» — почти экранизация поговорки «Что естественно, то не безобразно». Здесь герои полфильма ходят голые и обсуждают важные вопросы о любви, привязанности и, конечно, зоопарке — буквальном зверином и метафорическом человеческом. Делают это не слишком остроумно, но их анималистическая открытость подкупает — вслед за героями фильм будто «раздевает» и сам себя, сводит проблематику до каких-то совсем уж первобытных формаций. Что, безусловно, очень идёт истории о животных и животном начале в каждом из нас.
И шло бы ещё больше, если бы фильм более умело использовал свой удивительный контраст между привычно-глянцевой картинкой и откровенностью сценария. Но он зачем-то периодически включает режим «артхаус»: цветокор уводит в мрачно-синий, претенциозно делит историю на главы, заставляет героев ходить по лесу в слоу-мо. Всё это выглядит крайне неуместно, будто ваш знакомый посреди бытового разговора начал общаться терминами из высшей математики. В которой он, к слову, сам ничего не смыслит.
Ефим Гугнин