Самое естественное, что есть в человеке — это страх смерти aka инстинкт самосохранения. Рациональным порядком не бояться смерти невозможно. Тот, кто утверждает, что не боится смерти, тот либо врёт (вам, себе), либо болеет душой. Нормальное нравственное состояние неизбежно связано со страхом небытия, который периодами воспаляется, иногда зажимается, чаще изгоняется на фон.
Но ведь есть примеры, разумно заметите вы, превозмогания. И будете совершенно правы в самой формулировке. Страх смерти нельзя устранить, но его можно перекрыть. И я вспоминаю старый, как наша эра, тезис, точный и лаконичный: любовь побеждает смерть.
Ксения Эндер. Линейная композиция
Есть мать, инстинкт (на самом деле это грубое и скупое слово для того чувства, что теплится в совершенной женщине) коей всегда пересилит простой страх умирания. Мать всегда оценит жизнь ребёнка выше, чем собственную, и её материнство — больше страха смерти, оно побеждает. С отцами чуть сложнее, но можно обобщить, что родительство — это высокая сверхидея (попутно скажу, что сверх-идея — это всегда сверх именно что страха смерти). Если её пытаются оспорить, ввести в разговор неоднозначность и порассуждать над ценностью этой установки, значит, вас дурачат и ведут в ад, не ведитесь.
Есть воин, который собою выражает то, за что воюет. Его можно справедливо назвать пушечным мясом, а можно бабочкой, в которую обращается Сунь-Цзы по ночам (или она в него, я тут совсем всё перепутал). В разгар боя воин (не всякий, но многий) готов пожертвовать собой, если видит, вернее — если чувствует (потому что это вполне может быть ошибкой), что его смерть увлажнит чёрный алтарь его сверхидеи. Внутренняя склонность к самопожертвованию в ситуации, когда смерть столь же страшна, сколь наглядна и понятна, — это настоящее чудо и сумасшествие, если разбирать рационально. Страх остаётся, но его подавляет рыцарская воля лечь к ногам прекрасной Родины/Победы/Жизни. Любовь к жизни — вот, что по-настоящему порушает страх смерти.
Есть террорист, который идёт на верную смерть, очарованный ею, как следом своей Возлюбленной. Он, как в песне Владимира Маркина, готов целовать песок, по которому Она ходила. Весь мир он, как Вагнер, спускает обратно в оркестровую яму, где тому и место, чтобы ничто не заслоняло ему чистый абсолют любви, не нарушало его созерцание. Подобно матери и воину, актор террора преступает житейскую мораль, то есть экзальтированно и безумно покидает пространство нормы, в том числе и нормы страха смерти. Стремление к истине, невозможное без любви, исполняет его сердце чёрной волей, которая сжигает его изнутри. Вся сложность сводится в точку, а страх смерти устраняется не просто на фон, а в слепую зону, так как абсолют поворачивается лицом. Доживать ясно и умирать легко. Очень плохо, конечно, когда так, но надо называть вещи своими именами.
Любовь побеждает смерть. Это не всегда хорошо, но таков принцип. Призывать к тому, чтобы аккуратно и внимательно избирать предмет любви, — бессмысленно. Проблема как раз таки в том, что любовь почти всегда легкомысленна и иррациональна. Как и жизнь. Как и смерть.
Талгат Иркагалиев
