Давайте научимся принимать окружающих нас людей такими, какие они есть.
(Григорий Ростиславович Гречкин, редактор сайта)
О единственном в Санкт-Петербурге коррекционном центре для аутистов и о том, почему ему надо помочь.
Однажды киновед Любовь Аркус сняла свое собственное кино. Документальный фильм «Антон тут рядом» — и это, конечно, совсем не кино. Это рассказ про мальчика-аутиста, мальчика по имени Антон Харитонов. Этот фильм — невероятно светлое, правдивое и мощное высказывание не только и не только о том, как устроена государственная машина по уничтожению всех, кто не соответствует стандартам и нормативам, и не только об Антоне. Это фильм про способность к сочувствию, способность к содействию, способность слышать и видеть друг друга, способность быть вместе.
В мире, который принято называть цивилизованным, давно поняли и договорились друг с другом: аутизм — это не болезнь. Аутисты — это не больные люди. Аутисты — это просто люди. Да и вообще, делить людей на больных и здоровых в этом самом цивилизованном мире постепенно становится, как бы сказать, не модно. Не очень прилично. Когда вы сидите за столом с компанией друзей, вы все разные. У каждого из вас есть свои собственные особенности, свои странности, свои слабости и своя собственная сила, своя собственная «норма».
Советская система, не подразумевающая существования никакой другой нормы, кроме собственной, была анекдотически прямолинейна. В больнице к людям обращались «больные». «Больные, обед!»
Простите, я не права. Я зря пишу здесь прошедшее время. Не была, конечно. Есть, конечно.
Любовь Аркус сняла фильм про удивительного мальчика — мальчика, который в цивилизованном мире мог стать, может быть, великим писателем. Или дворником. Или художником. По крайней мере, он мог быть на своем собственном месте, его права могли быть соблюдены, его свободы могли быть никем не ограничены, его удивительная свобода (гораздо большая, чем у меня, например) могла цвести, дышать и развиваться так, как ей вздумается. На то она и свобода.
В нашей стране все, конечно, иначе. Антона выгоняли по очереди изо всех «коррекционных» центров, а специального центра для аутистов просто не существовало. Прошло несколько лет, и Любовь Аркус придумала и открыла такой центр в Санкт-Петербурге, на набережной Невы. Этот центр называется «Антон тут рядом».
Этот полуподвал на набережной Невы открылся недавно, в декабре. Это светлое пространство, почти без дверей. Вместо дверей — льняные занавески, разделяющие одну комнату с другой. В каждой — творческие мастерские. В одной шьют, в другой вырезают из бумаги, в третьей валяют из войлока, в четвертой рисуют, в пятой лепят, и так далее. Еще есть уютнейший угол, чтобы поваляться в одиночестве и покое, и большая комната, которая работает то концертным залом, то столовой, то ещё чем-нибудь.
В этом центре занимаются около 40 человек. Взрослых аутистов. Людей, которых всю жизнь прогоняли, выгоняли, стеснялись, отталкивали. Опускали глаза, глядя на них. И они, вот, рисуют, лепят, смеются, обедают и разглядывают меня.
Антон Харитонов когда-то написал текст. Очень простой текст, состоявший из перечисления действий людей и их описаний. Этот текст заканчивался фразой «Люди конечные, люди летают». Когда я, как и многие, прочитала этот текст в интернете, я была совершенно уверена, что это талантливая подделка, что это написал какой-нибудь сентиментальный человек где-нибудь в livejournal. Я жила в душненьком плену самого распространенного заблуждения на свете. Я тоже делила людей вот таким образом — больные или сентиментальные.
Это — аутист. Ну, то есть, больной человек. Больной человек не может написать хороший текст. А это — нормальный человек. Это подделка. А это настоящее. Это реально. Это выдумано. Вот это талантливо. А вот это — безумие.
Я стараюсь перестать делить людей на больных и здоровых, я стараюсь вообще их ни на кого не делить. Не всегда, правда, получается. Но оцените намерение, что ли. Фильм Любовь Аркус когда-то изменил мою жизнь, а теперь центр, который она затеяла, меняет жизнь многих других.
Конечно, я не умею, как Люба Аркус, совсем не видеть разницы. Поэтому я теряюсь. Моя проблема до смешного проста. Эти люди разглядывают меня и даже улыбаются мне. А я не знаю, как их назвать. Ну не пациентами же? Подопечными? Все оказывается проще. Девушка Аня называет их «ребятами» или «студентами». Она показывает мне кухню. На кухне повар помогает одному из подопечных центра разливать суп по тарелкам — скоро обед.
«Вот она, моя красавица!!!» — восклицает один из студентов, показывая пальцем на Аню. Аня расплывается в улыбке. «Сколько, сколько, сколько, сколько сейчас человек будет? сколько человек? сколько будет человек?» — спрашивает приятный мужчина в очках. Один из сотрудников центра, пронося мимо него стол, отвечает:«44». «Сорок четыре?! — изумляется человек в очках, — а почему так много???» «Ну, вот так», — мягко отвечают ему.
Понимаете, это мелочь, это, как бы, деталь, это пустяк. Но, понимаете, с ним разговаривают. Ему отвечают. Его слышат. В 2005 году американские ученые полагали, что зеркальные нейроны детей-аутистов, наблюдающих за гримасничающими людьми, проявляют аномально низкую активность. То есть ребенку-аутисту сложно повторять за взрослыми. Несколько лет эта теория казалась очень верной. В детстве, повторяя, мы познаем мир. Мы учимся, копируя. При отсутствии способности к копированию человек вынужден изобретать мир заново.
Эта красивая и даже вполне стройная теория была, однако, опровергнута уже через 5 лет. Зеркальные нейроны аутистов работают совершенно нормально. Но они все равно изобретают мир заново. Они смотрят на него не так, как я. Но, с другой стороны, я смотрю на мир не так, как моя подруга Вера. Или как моя мама. Или как человек, читающий сейчас этот текст. Ну и что?
Простите, я говорю ужасно банальные вещи. Но понимаете, все время оказывается, что самое сложное, самое невероятно сложное — это поговорить с людьми о самых простых вещах. И я думаю, то, что я говорю ужасные банальности, не самое страшное, что может случиться со мною. Я очень мало знаю об аутизме, вернее будет сказать, что я не знаю о нем ничего. Ничего, кроме того, что я видела в фильме «Антон тут рядом» Любови Аркус, фильме, который я смотрела раз 200.
Я думаю, что умею написать такой текст, чтобы он вызвал какие-нибудь хорошие эмоции. Я думаю, что я могу написать так, чтобы читающему немедленно захотелось перечислить денег больному ребенку, бездомной собаке, или вот, центру Любови Аркус. Я специально пытаюсь написать этот текст так, чтобы он не был хорошо написанным текстом. Меня глубоко ранит, что жизнь детей, собак или центр «Антон тут рядом» может, в теории, зависеть от того, насколько ярко и талантливо я (ты, он, она, они) про это напишу.
В мире, который, окей, давайте называть цивилизованным, таких центров должно быть, ну, например, в каждом районе. Тем более, что статистики по количеству аутистов в нашей стране не существует. А как она может существовать, если не существует точной диагностики? Если большинство психологов, психиатров и психотерапевтом настаивают на фармакологическом «лечении» аутизма, и единственное, что они предлагают — кормить ребенка-аутиста тяжелейшими лекарствами, гася любые «странные», «нетипичные», отклоняющиеся от «нормы» его проявления, то есть, попросту, гася его жизнь?
Центру «Антон тут рядом» нужна помощь. Эта помощь нужна еще очень много кому. И давайте мы вдруг вот так, раз, и договоримся, что эта помощь не зависит от яркости текста, а зависит только от вас. Сходите, пожалуйста, в банк, и договоритесь, что каждый месяц какая-то сумма, пусть небольшая, пусть 1000 рублей, но каждый месяц, идет одному из благотворительных фондов. Из тех, кому есть основания доверять.
Спросите знакомых, почитайте в интернете, залезьте на сайты. Есть фонды, из которых не пропадет ни одна копейка, все перечисленное вами дойдет до адресата. Ну, вот, навскидку, «Детские сердца», «Подари жизнь», Доктор Лиза, «Центр Лечебной педагогики», Детский интеграционный театр «Куклы», или вот, центр «Антон тут рядом». В центре работают психологи, художники, педагоги, им нужно платить зарплату, нужно платить за свет, газ, коммунальные услуги, в общем, это дорого. Нужно помочь. Спасибо.
Текст Антона Харитонова «Люди»
Люди бывают добрые, веселые, грустные, добрые, хорошие, благодарные, большие люди, маленькие. Гуляют, бегают, прыгают, говорят, смотрят, слушают. Смешливые, барные. Красные. Короткие. Женщины бывают добрые, говорящие, светлые, меховые, горячие, красивые, ледяные, мелкие. Бывают еще люди без усов. Люди бывают сидячие, стоячие, горячие, теплые, холодные, настоящие, железные. Люди идут домой. Люди ходят в магазин. Люди играют на пианино. Люди играют на рояле. Люди играют на гармошке. Люди идут на Плеханова. Люди стоят возле дома. Люди терпят. Люди пьют воду, чай. Люди пьют кофе. Люди пьют компот. Пьют молоко, пьют морс, пьют кефир. Заварку. Пьют еще квас, лимонад, спрайт, фанту. Едят варенье, сметану. Люди думают, молчат. Больные и здоровые. Становятся водоносами, водовозами. Люди в корабле, в самолете, в автобусе, в электричке, в поезде, в трамвае, в машинке, в вертолете, в кране, в комбайне. Люди живут в домиках, в комнате, на кухне, в квартире, в батарее, в коридоре, в ванне, в душе, в бане. Люди уходят, выходят, бегают, люди еще катаются, плавают, купаются, кушают, едят, умирают, снимают носки. Люди слушают радио. Люди не терпят. Люди едят. Говорят. Люди лохматятся. Писают, какают. Люди переодеваются. Читают. Смотрят. Мерзнут. Купаются. Покупают. Греются. Стреляют. Убивают. Считают, решают. Включают, выключают. Люди еще в театре. Катаются на санках. Волнуются. Курят. Плачут, смеются. Звонят. Нормальные, гарные, озорные. Люди спешат. Ругаются. Веселые. Серьезные. Люди барабанят и громыхают. Не лохматятся. Теряются. Рыжие. Глубокие. Люди сдирают кожу. Люди ремонтируют домик, сарай. Люди потерпят. Люди рисуют, пишут. Лесные. Люди колют дрова, пилят, топят. Люди еще здороваются, говорят, прыгают, бегают. Люди конечные. Люди летают.
Источник: pravmir.ru
Варвара Турова
