Любимец миллионов – артист Николай Караченцов ушел из жизни в октябре прошлого года. В течение 14 лет Николай Петрович боролся с разными болезнями, которые у него начались после страшной автомобильной аварии. Жена Людмила Поргина была ему опорой. А теперь она одна.
Встречу Людмила Андреевна назначила у себя на даче в подмосковном поселке Загорянский, где Николай Петрович провел последние годы жизни. Среди соседей семьи – Александр Калягин, Юрий Соломин, Евгения Добровольская, раньше здесь же были дачи Михаила Жарова, Юрия Никулина...
Двухэтажный домик, большой в 50 соток участок. Проходя мимо пристроенного к дому гаража, замечаем прикрытую полиэтиленом инвалидную коляску Караченцова. Под окнами одиноко висит боксерская груша, по которой любил постучать, когда был здоровым, артист. Поргина показывает в коридоре висящие на стенах фотографии: венчание, с друзьями на кинофестивале, с сыном Андреем и внуками. Людмила Андреевна по-прежнему полна энергии, говорит быстро, порой употребляя крепкие словечки. Впечатление, что это она убеждает нас не оплакивать смерть Караченцова. Но в какой-то момент признается:
– Жизнь была наполнена Колей. А сейчас, конечно, ощущаю пустоту. Появилась какая-та неприкаянность. Четырнадцать лет, что он болел, у меня все дни были посвящены только мужу. Я вставала в половине шестого утра, кормила животных, готовила завтрак для Коли, будила его, мыла, одевала, мы делали разные процедуры и упражнения, придумывали, куда поедем и что будем смотреть в течение дня, кого позовем вечером в гости. А сейчас – пустота, и возникает щемящее чувство, как будто петлю у меня затянули... Иногда дышать трудно становится. Но я говорю себе: «Спокойно, девонька. Жизнь – мгновение. Если тебя оставил Господь Бог на земле, то ты что-то еще должна сделать. У тебя трое внуков, должна им помочь. Есть больные друзья, которым тоже надо помогать!» Нужно разобрать архив Коли, собрать видео, фото и аудиозаписи. Хотя бы для внуков, чтобы они знали, каким был у них дедушка.
– Людмила Андреевна, скоро февраль – месяц для вашей семьи трагический. 27 февраля 2005 года умерла от онкологии ваша мама. А уже ночью Николай Петрович попал в ту страшную аварию. И два года назад, опять же в феврале, вы вместе оказались в машине, в которую врезалась «Газель». Не боитесь этого проклятого для вас месяца?
– Конечно. Меня начинает трясти уже в начале февраля. Теперь не могу здесь находиться. Сейчас путевку себе уже заказала – на этот месяц уеду на Гоа.
– Если вспомнить те дни 2005 года, было ли у вас предчувствие трагедии?
– Нет, ничего такого не было. Конечно, я тогда понимала, что мамочка моя умирает от онкологии, и к этому была готова. Но опасность в жизни Коли я не чувствовала. В нем было столько энергии и позитива, что предположить такое было невозможно. Когда после аварии он начал говорить, сказал мне: «Вот теперь ты видишь, какой я нежный и ранимый?!» И тогда я поняла, что мне нужно «надеть латы, взять меч, сесть на коня» и вперед – на борьбу. Я действительно ощущала себя воином. Мне приходилось защищать семью от нападок в прессе, от дурных разговоров, от непонимания. Хотя были мгновения, когда все казалось безнадежным. Но решила этого не показывать. Всегда перед приходом в больницу к Коле делала прическу, маникюр, старалась надевать что-то яркое. Некоторые думали, что я с ума сошла. Но мне хотелось, чтобы, даже находясь в коме, Коля гордился мной и чувствовал только позитив. Гладила его по руке и говорила: «Я жду тебя. Видишь, какая красивая сегодня?! Это для тебя. Петрович, возвращайся!» Думаю, это тогда помогло.
– Он мне наказал не плакать, – продолжает рассказ Поргина. – Он же был там, когда находился в коме. Когда пришел в себя, сразу предложил мне обвенчаться. Рассказывал, как видел там ангелов. Первое, что мне написал на листочке: «Где моя мама?» Думаю, сошел с ума, мама его давно умерла. Он спрашивает дальше: «А где папа, бабушка?» Оказывается, он там их встретил. Потом рассказывал, как видел себя со стороны, как, всего в крови, его вытаскивают из искореженной машины, как несут в скорую. Он говорил, что там такая благодать, слезы бегут от умиления, от счастья, что пребываешь рядом с Богом. Там нет агрессии, нет зависти, а есть всемирная любовь. Звучит музыка, ползет крокодил, а рядом с ним идет олень, летают птицы, и никто друг на друга не охотится. Через шесть месяцев после аварии, когда он начал ходить, мы повенчались. Да, он плохо стоял, шатался, плакал, но отказывался присесть в церкви. Ему это было нужно.
– Многие тогда отзывались о вас нелестно: мол, зачем показывать такого Караченцова перед телекамерами и водить на разные мероприятия…
– Поймите, не я его водила, это он меня вел. Когда стал ходить и немного разговаривать, говорил мне: «Ну, что сидим? Пошли куда-нибудь сходим. В театр, например». Первый наш такой культпоход – в цирк, который Коля очень любил. Он даже заплакал, так был рад представлению. Ему там такие овации устроили. Да, он был нездоров, внешне выглядел плохо, но в душе-то он оставался прежним. Коля хотел жить насыщенной жизнью, почему я должна была отобрать это у него?! И мне хотелось показать, какой он мужественный человек, как он умеет любить, выстоять.
– Как вы думаете, зачем Николаю Петровичу были даны эти четырнадцать лет борьбы?
– Чтобы он пришел к Богу. Раньше Коля не был воцерковленным, а после аварии изменил к церкви отношение. Мы много ездили по святым местам, общались с батюшками, молились. Мне кажется, Коленька подготовился к своему уходу, чтобы душа его там была спокойна.
Знаете, ведь он мне не снится. Видимо, ему там так хорошо, что он решил меня не мучить. Думаю, если бы его душа тосковала, то обязательно он являлся бы ко мне во сне. Помню, незадолго до смерти сказал мне: «Где бы ты ни была, я буду всегда с тобой. Когда умру, поезжай в то место, где нам с тобой было хорошо». И я в новогодние дни поехала в Дубай, а затем в Турцию, где мы часто встречали Новый год, гуляли у моря, в рестораны ходили, в местные театры. Я бродила по нашим местам, вспоминала его, и как будто он со мной по-прежнему рядом. До той аварии я видела жизнь на 180 градусов, а когда Коля заболел, то жизнь развернулась ко мне на все 360. Ты замечаешь, как люди страдают, как не видят смысла жизни, как бывает слаб человек в каких-то своих поступках. Когда человек болен и понимает, что каждый день может оказаться последним, тогда начинаешь ценить каждое мгновение своей жизни.
– Моя жизнь с Колей была сказкой. Каждый день подарки, каждый день цветы, он не жалел денег. Любил помогать всем: кого-то в больницу устраивал, деньгами выручал. Деньги всегда у нас лежали на виду. Однажды украли у нас 20 тысяч долларов, кто-то из гостей прихватил. Всем жилось за счет Караченцова хорошо. Он много работал, спал по четыре часа в сутки. Говорил, что ему было достаточно, чтобы отдохнуть.
Коля не мог сидеть без дела. Его все интересовало. Только вот незадолго до аварии я заметила, что Коленьке стало как-то скучно жить. Киносценарии присылали такие, в которых кровь капала с каждого листа, сплошной мордобой. В театре тоже было немного работы. Он мечтал сыграть короля Лира, но не случилось…
Вряд ли кто-то проживает такую счастливую жизнь, какая была у меня. Возможно, в актерской карьере что-то у меня не случилось, но я больше жила для семьи. Я служила тем людям, которые рядом со мной.
– Николай Петрович любил хозяйничать по дому?
– Нет, он не был, что называется, рукастым. Помню, в нашей первой квартире на 26 Бакинских комиссаров Коля решил повесить полочки и какие-то тарелочки на стену. Вроде повесил. Но в результате все это упало на мою голову. Вспоминаю, как Аркадий Райкин учил его делать вафельные трубочки с кремом. Коля так загорелся. Купила ему вафельницу. Но вафли получились какие-то соленые, крем был вообще непонятно какого вкуса и цвета. И тогда я сказала: «Колюнчик, оставь это творчество для кого-то другого, а ты занимайся своей работой». Ему было дано другое – доброта. Где бы Караченцов ни появлялся, люди начинали улыбаться, радоваться ему.
– А что за история, когда вы пришли на телевидение, чтобы встретиться с некой любовницей вашего супруга, которая, как она заявила, была с ним в отношениях 23 года?
– На телевидении сейчас зрителей разводят, как лохов. Литрами на нас спускают дерьмо. Как-то мы отмечали Новый год в Турции. Включаю 1 января телевизор, а там по одному из русских каналов передача «Любовницы в жизни Караченцова». Я позвала Колю. Смотрели и смеялись. Все, кого там показали, никогда не были любовницами Коли. С кем-то он пересекался по работе, где-то просто в компаниях. Помню, Коля тогда сказал: «Ну дебилы, что я еще могу сказать!» А вот когда объявилась некая Лена, которая стала врать, что была любовницей Караченцова, я не стерпела и решила пойти на эту программу, чтобы уличить ее во лжи. Я сказала: «Давайте конкретно поговорим, по интимным вопросам. Где у него была большая родинка? А какой шрам на теле? А на лице родинка справа или слева?» Она терялась в ответах. Ну, если ты 23 года любила человека, то должна была это знать…
Мы 45 лет были единым целым. Если бы он полюбил эту девушку Лену, он сказал бы мне и не стал бы обманывать. Когда мы с ним познакомились, мне было 26 лет, ему – 30. Мне говорили: «Караченцов тот еще ходок! У него большой любовный список!» Нас пытались рассорить, но никому это не удалось.
– Людмила Андреевна, когда ушел Николай Петрович, в интернете появились видеокадры, где вы на поминках смеетесь, кричите «ура»… И снова на вас посыпались обвинения. Как это получилось?
– Мы готовились отмечать его день рождения, который у Коли был 27 октября. Заказали огромный плакат «С днем рождения!», большой торт – всё это привезли к нам на квартиру. Но накануне – 26 октября – он умер…
Я была уверена, что Коля еще протянет. Но облученная в Израиле опухоль стала разлагаться. Мне сказали, что перспективы плохие, сначала откажут почки, потом печень, потом мозг. Сколько по времени он еще проживет, никто сказать не мог. Коля сам все осознавал. За три дня до смерти ему начала являться во сне мамочка. Тогда я поняла, что его уже зовут. Когда 26 октября в девять утра он умер, мне стало горько, что я не была в этот момент рядом. Почему мне не позвонили?! Я бы могла быстро приехать и взять его за руку в последние минуты. Но Коля завещал нам не рыдать, держаться и перенести его уход достойно.
Вспоминая этот наказ, на поминках я решила поднять тост и за его день рождения, и вообще за жизнь. «Нам за жизнь выпить пора – гип-гип-ура, ура, ура!» Его научили этому девизу друзья-спортсмены. Кто-то снял это и выложил в интернет. И вот меня многие осудили. Но я не жалею. Однажды сказала ему: «Колечка, ты представляешь, как мне будет грустно без тебя на этой земле?» Он ответил: «Это пройдет, через мгновение ты будешь со мной».
Олег Перанов
