Желание опекать или контролировать, сильная страсть или ревность — часто мы принимаем эти проявления чувств за настоящую любовь. А зря — на самом деле они скорее разрушают отношения.
Ревность, гиперопека, чувство зависимости, страсть, желание обладать другим всецело… Все эти черты могут быть присущи чувству влюбленности, но не служат выражением настоящей любви — в этом эксперты единодушны.
Ревность
Любимый смотрит на кого-то, кроме нас, и это вынести трудно. Чем больнее укусы ревности, тем глубже кажется любовь. Но хоть ревность и присуща влюбленности, она далеко не главный ее признак. В истинной любви между влюбленными разыгрываются два сюжета одновременно: между субъектами («я люблю») и между объектами («я любим»). Но ревнующий прежде всего видит себя объектом любви: для него нестерпимо, когда другой отрывает от него взгляд.
«Ревнует тот, кто недостаточно ценит себя, сомневаясь, что для другого он может быть избранным, занимать в его сердце особое место», — говорит гештальт-терапевт Мария Андреева. Но любит ли он сам? Ревность не задается этим вопросом. Она говорит ревнивцу лишь о нем самом: о недостатке самоуважения, о том, как трудно ему видеть себя самостоятельным, действующим субъектом.
В подобных отношениях другой не берется в расчет, он любим лишь потому, что служит для ревности материалом. «Кроме того, — добавляет психоаналитик Жан-Мишель Хирт, — ревность поддерживает эротическое желание, вводя в отношения двоих, хотя бы в области фантазий, третьего — соперника».
Я всегда беспокоюсь о тебе, опекаю, защищаю тебя… На первый взгляд такая любовь, выражающаяся в заботе и даже самоотречении, как нельзя более альтруистична и искренна. «На самом деле излишне заботливый мало верит в себя, свои силы, — объясняет семейный психотерапевт Инна Хамитова. — Он сомневается в том, что его можно любить таким, какой он есть, а потому старается приложить массу усилий, чтобы оказаться нужным. Это и рычаг давления, чтобы удержать партнера: «Если ты уйдешь от меня, никто не будет так о тебе заботиться». И бессознательное ожидание благодарности».
Быть зависимым от другого — значит быть способным на все, чтобы не сталкиваться с невыносимой внутренней пустотой
Хоть признать это и нелегко, «сверхзаботливая» любовь в действительности обращена не к партнеру, а к собственным внутренним родительским образам, которым мы словно даем урок: «Вот как вам следовало обращаться со мной-ребенком!» А партнеру такая любовь говорит: «Теперь твоя очередь показать, как ты меня ценишь».
В любом случае ясно, что речь идет о союзе, в котором люди стремятся исцелить раны детства — чувство брошенности, воспоминания о плохом обращении с ними… И иногда даже достигают этой цели. Они стремятся не к тому, чтобы превозмочь ущерб, нанесенный в прошлом, и даже не к тому, чтобы о нем забыть, — они хотят получить его возмещение.
Зависимость
Быть зависимым от другого — значит быть способным на все, чтобы не сталкиваться с невыносимой внутренней пустотой, накатывающей, когда другой удаляется от нас. Так младенец ощущает себя в безопасности только в тесном контакте с матерью.
«Зависим тот, кто боится одиночества не столько внешнего, сколько внутреннего, — объясняет Мария Андреева. — Растворяясь в другом человеке, он перестает ощущать свою отдельность». «Таких проблем не возникает, если родители действительно принимали ребенка, позволяли расти самостоятельным человеком, а не неким подобием или продолжением себя, — соглашается Инна Хамитова. — Тогда у него формируется внутренний стержень, ядро личности, он способен на открытый контакт с другим человеком».
Любовная зависимость говорит о любви, но обманутой, раненой, с подбитым крылом. Ребенку в самом начале жизни недодали этого чувства — действительно ли мать была для него близкой и искренне любящей? Недополучив душевного тепла в детстве, трудно чувствовать себя самодостаточным человеком.
Вот почему любовная зависимость у взрослого выражает желание исцелить глубокую рану, нанесенную самым ранним неудавшимся опытом слияния. Но такая попытка исцеления обречена на провал, потому что постоянное слияние с другим невозможно.
Такая связь разыгрывается на страстный мотив танго. Наверно, поэтому про нее говорят: «Это и есть настоящая, великая любовь», до того захватывают душу яркие эмоции. Время распадается на лишенное смысла прошлое, до встречи, и настоящее, полное жадной страсти, пожирающей все на своем пути, — ведь ею движет не желание, а отчаянная нужда, питающаяся ожиданием и тоской.
«Сильные эмоции заполняют внутреннюю пустоту, — говорит Инна Хамитова. — Но они приглушают ощущения жизни». И любовь эта, едва успев воплотиться, сгорает дотла. Этот вид любви, в котором слова — вечный источник конфликтов, свойствен подросткам и всем тем, кто боится обнажить свое истинное «Я» в подлинной близости с другим человеком. Гром страсти заглушает все иные звуки — и внутри, и вокруг. Это позволяет такой любви хотя бы на время прикрыть пустоту, непонимание или тупик, в который заходят отношения.
Собственничество
Желание обладать другим — одна из неотъемлемых составляющих любви, но, когда оно постоянно и занимает центральное место, речь уже не о любви, а о страхе. Обладать — значит уметь любить лишь то, что под рукой, на глазах.
Как только исчезает ощущение контроля над жизнью другого человека, из глубин психики вырывается неодолимый страх: «Любимый — часть меня, я не могу отпустить его ни на шаг!» Собственник, в отличие от зависимого, к слиянию не стремится: невозможно слиться с тем, кого уже считаешь частью себя.
«Чувство собственности более архаичное, нежели ревность, оно связано с границами тела, с бессознательным представлением о нем, — говорит Жан-Мишель Хирт. — Поэтому, теряя контроль над другим человеком, собственник чувствует, что под угрозой сама его жизнь, — отдаляющийся партнер словно оставляет его обескровленным, лишает жизненных сил».
Елена Шевченко, Галина Северская
