«Синяя птица», «Поворот», «Однажды мир прогнется под нас», – с названиями песен и рок-группой «Машина времени» ассоциируется имя ее лидера, народного артиста России Андрея Макаревича. Но он известен не только как певец, поэт, композитор, художник, продюсер, телеведущий. Музыкант пишет книги, и довольно успешно! Недавно в он представил две новые книги издательства «Эксмо» – «Евино яблоко» и «Что такое дайвинг, или акваланги для всех».
В процессе разговора Андрей Макаревич с удовольствием отвечал на вопросы, порой очень метко характеризуя эпоху и отмечая особенности характера человека. Оказалось, что книга о дайвинге, третья в этой серии, – издание расширенное и дополненное. По словам музыканта, писать было приятно.
У дайвинга молодая история. Когда Макаревич совместно с инструктором Юрием Бельским написали первую книгу, никто не знал, что такое фри-дайвинг и как заниматься подводной охотой. Музыканту хотелось, чтобы люди, желающие заняться дайвингом, убедились, что это невероятно красиво. Прочитав книгу, нужно пойти к инструктору и пройти практический курс, без которого акваланг на себя надевать Макаревич категорически не советует.
Будет ли музыкант снова в своих подводных путешествиях фотографировать?
– Сегодня, к сожалению, с большой скоростью с планеты исчезает все живое. Приехав спустя пять лет на Галапагосские острова, ты не видишь и половины того, что видел вчера. Но пока еще есть что посмотреть и сфотографировать.
«Евино яблоко» для Андрея – немного новая история. Он впервые создавал не эссеистику, не мемуары, а то, что называется художественным текстом. Долго не мог перешагнуть барьер, когда надо сочинять историю. Песни писались легко. Просто описываешь, о чем думаешь. Здесь же чего-то боялся. Но все-таки «перепрыгнул».
Вообще человек, по мнению А. Макаревича, который пишет о том, о чем не имеет представления, чаще всего выглядит идиотом. Поэтому лидер «Машины времени» в книге говорит о том, что хорошо знает. Роднит Макаревича с главным героем то, что Егор – тоже рок-н-ролльный идол 80-х годов. Он проходит со своими музыкантами те же этапы, что и «Машина времени», и сотни рок-н-ролльных команд страны. Ситуация типична. И все-таки там незримо проходит некая нить о конце света. Его периодически откладывают, а потом снова накликают. Сам Макаревич к этому относится с чувством печали. Ему кажется, что человечество делает все, чтобы приблизить апокалипсис. В книге «Евино яблоко» Егор видит музыкальные кошмары. Вот как эту тему прокомментировал Макаревич:
– Есть сны, свойственные представителю каждой профессии. У меня есть друг Юра Дуров. Он сейчас – директор театра «Уголок дедушки Дурова». До этого Юра шесть лет работал на манеже со слонами. Он рассказал, что у любого дрессировщика есть страшный сон. Будто он чем-то рассердил своего слона, и слон его ищет. А когда слон ищет, стена для него – не преграда. Он валит стену, заходит в комнату... У музыкантов, драматических артистов сон такой. Ты великолепно играешь спектакль, концерт. И потом смотришь в зал и понимаешь, что последний зритель, крадучись, согнувшись, двигается к выходу. Не знаю ни одного артиста, который бы такого сна не видел.
Вопросы так и сыпались.
– «Евино яблоко»... А, может быть, не Евино, а змеиное?
– Видите ли, какая штука. Змей-то – умный. Он яблоко Еве «втюхал», она на это повелась. Дальше передать его мужчине было делом техники. А мужчина в результате пострадал!
– Откуда взялась такая ветхозаветная тема?
– А есть еще интересные темы? Разве что кто кого в «Доме-2» оставил?
– В книге «Евино яблоко» много ваших замечательных иллюстраций. Что рождается сначала – текст или визуальный образ?
– Сначала был текст. Книжки с хорошими картинками нужны детям – они визуалисты. А для взрослого картинка к хорошему тексту – как кино по хорошей книжке. Мои картинки предельно ассоциативны. Я не рисовал портреты героев, просто постарался зафиксировать время. Для меня запах времени 80-х - начала 90-х очень памятен.
– Вы – разносторонний творческий человек. Какая деятельность доставляет вам наибольшее удовольствие?
– Радостно все, чем мне приходится заниматься, кроме вынужденных вещей типа попыток защиты бездомных животных, участия в законотворческих историях. Это лишает тебя силы, крови и настроения. Понимаешь, с какими чудовищными людьми рядом живем. А все остальное, слава Тебе, Господи, доставляет радость. Меня никто ничем заниматься не заставляет. В этом смысле я счастливый человек.
– Что вам было нужно для написания книги?
– Нужно было иметь ее в голове. Когда, по ощущениям, она готова, осталось просто ее записать. Это, например, бывает возможно во время гастролей.
– Книга «Евино яблоко» является попыткой постичь устройство мира?
– Там дается одна из теорий смысла жизни.
– Чего не хватает современной молодежи, а чего у нее в избытке?
– Остерегаюсь мыслить классовыми категориями. Молодежь – не какое-то вещество в коробочке. Это огромное количество разных людей, которых объединяет только возраст. Я вижу своего сына, которому 23 года, вижу его друзей. Это абсолютно адекватные люди.
– О чем вы сами думали в этом возрасте?
– Мне очень хотелось заниматься музыкой профессионально. Я понимал, что это совершенно невозможно в той стране. Но «Машина времени» была на взлете. Мы уже съездили в Таллин и ощутили бешеный успех. Наши песни знали где-то далеко, практически за границей. Я себя замечательно чувствовал.
– Вы – успешный музыкант, пишете картины, ведете передачи на телевидении. Не все вокруг нас замечательно. Как вам удается найти баланс между окружающей действительностью и своим внутренним миром?
– С большим трудом. Когда мне было 19 лет, я просто любил человечество. В какой-то момент понял, что без 50 грамм не могу его любить. Сейчас где-то грамм 170 нужно. Но все-таки удается еще ввести себя в состояние, когда я человечество люблю. Хотя между нами – любить его абсолютно не за что. Я не хочу превращаться в человека, который говорит: «Вот, раньше было хорошо, а сейчас все плохо». Во все времена ужасного хватало. Просто когда этика и эстетика на твоих глазах меняется, а ты рос, защищал и нес на поднятых руках что-то совсем другое, это естественным образом тебя немножко тяготит. Я стараюсь к таким поворотам относиться философски, потому что время от времени мир через это проходит.
– Дайте, пожалуйста, совет молодым людям. Если парень безответно влюблен, как ему с этим справиться?
– Повеситься! (Все смеются!). Кстати, герой повести «Евино яблоко» и пытался это сделать!
– Помимо «Евиного яблока» в книгу вошли рассказы. Это случайно?
– Когда закончил «Евино яблоко», был поражен, на каком небольшом количестве страниц уместил все, что хотел сказать. Каждый человек заточен под форму определенного размера. Я много лет писал для журналов небольшие рассказы. Сочинял песни – это тоже вещи небольшие. Мне не приходило в голову написать, например, оперу. За полтора года накопилось какое-то количество рассказиков, большая часть из которых печаталась в разных журналах. Мне за эти рассказики не стыдно, они не противоречат книжке. Я понимал, что не все читают журналы. Поэтому подумал: «Почему бы их в книгу и не вставить?».
В книгах Андрея Макаревича много хорошего юмора и искренности. Ведь он пишет о том, что ему близко. В связи с этим хочется привести два отрывка из его книги «Сам овца»:
«...Конечно, в детстве я был не один такой странный. Два моих товарища в разное время признались мне, что первая строчка русской народной песни «Шумел камыш, деревья гнулись» вызывала в их сознании образ некой мыши-шумелки, которая, видимо, шумела так, что гнулись деревья. Эстрадная песня со словами «Долго будет Карелия сниться, будут сниться с этих пор остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер» читалась моим другом Максимом Капитановским следующим образом: «Долго будет Карелия сниться, будет сниться с этих пор: остроконечно ели ресницы над голубыми глазами озер». Макс в детские годы боялся этой песни. Действительно, если кто-то ест ресницы, да еще как-то остроконечно – согласитесь, это, в общем, жутко, и даже задушевный вокал Марии Пахоменко не спасает ситуации. Мне артистка Пьеха примерно в то же время загадывала другую загадку: в строчке «К цветку цветок сплетай венок – пусть будет красив он и ярок» – я никак не мог понять, кто такой униярок и почему его красота зависит от плетения венка, хотя логика подсказывала, что венок в результате наденут на униярка, и именно это придаст ему красоты...».
И еще один правдивый эпизод из институтской жизни А. Макаревича:
«Как и у всех нормальных людей, предметы у меня делились на любимые и нелюбимые. К нелюбимым относились точные науки – математика, сопромат и им подобные... При попытке заняться математикой спустя пятнадцать минут я впадал в тяжелое полулетаргическое состояние, из которого вывести могло только немедленное прекращение попытки и кардинальная смена обстановки... Для сдачи экзаменов по нелюбимым предметам я разработал метод, основанный на психологическом проникновении в душу преподавателя. Как правило, было видно, что экзамен доставляет педагогам не больше удовольствия, чем нам, студентам. На дворе стоял июнь, ...и я просто физически ощущал, как хочется нашим профессорам быстрее закончить всю эту бодягу и поехать, скажем, на дачу. Студенты же нервно толпились у дверей аудитории... В коридоре очень важно было выяснить – злой сегодня экзаменатор или не очень. Я же понимал, что злым он становится именно в результате происходящего. И тогда я выбрал прямо противоположную тактику. С утра я надевал красивый пиджак (у меня был единственный пиджак – но зато с изумрудным отливом, небесной красоты) и смело заходил в аудиторию первым. Я брал билет и, не заглядывая в него, небрежно произносил: «Можно, я без подготовки?» Верите или нет – я всегда ощущал в этот момент флюиды благодарности, исходившие от преподавателя. Может, и не умом, а сердцем теплел он оттого, что хоть один из студентов бережет его время. Я же понимал, что никакого проку от моего сидения над билетом все равно не будет – знаний не прибавится, а шпаргалки меня никогда не вдохновляли. Дальше происходило по-разному, но во всяком случае на переэкзаменовку меня не отправляли никогда.
Так вот, я пришел на последний в моей жизни экзамен по математике... Набрал побольше воздуху и проделал обычную процедуру. Вопросы в билете с таким же успехом могли быть на китайском языке. Я не помню, что и как я отвечал. Возможно, кто-то говорил за меня моим голосом. В себя я пришел в тот момент, когда преподаватель выводил в моей зачетке «отл»... Я... вышел на Арбат. Была середина мая, падал реденький майский дождик, и небо, затянутое полупрозрачными облачками, имело какой-то необычно розовый оттенок. Ясно было – вот-вот выглянет солнце. А на Арбате было пусто, и посреди улицы стоял джаз-диксиленд, состоящий из пожилых пьющих мужчин, и перед ними на брусчатке – коробочка из-под кефира для денег. Музыканты играли весело и чуть-чуть грустно. Кто-то из них улыбнулся и кивнул мне. И во всей этой картине с дождиком, Арбатом, музыкой и моим похмельем была такая могучая гармония жизни, что я опять ощутил плечом присутствие ангела и понял, что он специально мне это показывает. Хотелось радоваться и плакать, и это было счастье. Я высыпал музыкантам в коробочку остатки своих денег и, стараясь не расплескать счастье, осторожно поехал домой. ...Кстати, проведя некоторое время в поисках определения счастья и не удовлетворившись ни одним из прочитанных, я вывел свое собственное: «Счастье – это то, что нельзя запланировать».
Александра РАКОВА
