В ЦДХ прошла 11-я книжная ярмарка Non/fiction
Средний возраст участников и посетителей Non/fiction — лет 35. А может, и меньше
4 декабря в пресс-центре ярмарки Non/fiction прошла встреча редакции «Новой газеты» с читателями. Честно говоря — был аншлаг. На фото — Олег Хлебников, Андрей Липский, Юрий Рост, Зоя Ерошок, Дмитрий Муратов
Пессимизм для нас — важнейшее из всех искусств. Он и есть шестое чувство каждого, кто изъясняется посредством газетной бумаги и кириллицы: кто чем занят, а мы — мы алармируем... (То есть сами дергаемся и других дергаем. И все это происходит от французского слова l%u2019alarme — тревога.)
А в декабре, на ярмарке интеллектуальной литературы, всякий раз боремся с неприличной, негражданской, неконвертируемой, но неотвязной мыслью: а не так уж все плохо...
Словесность, книгоиздание, просвещение, библиотеки, книжная графика, высшая школа, хороший вкус — в России, конечно, гибнут, гибнут, гибнут. С 1991-го.
Но посмотрите: все хорошие книги, которые мы читаем, сделаны новыми издательствами. Двадцать лет назад ни одного из двух сотен экспонентов Non/fiction — от ИД Аd Marginem до ИД «Ясная Поляна» — не было в природе.
Почти все литпремии в РФ созданы после 1991-го. Как правило — частной инициативой. Кризис пережили и молодежный «Дебют», и детская «Заветная мечта». На Non/fiction-2009 впервые представлены лауреаты «Просветителя», очень важной премии фонда «Династия».
Новые фонды, грантовые программы для исследователей и переводчиков, книжные серии для библиотек... Все это само собой складывается в систему: в другой биоценоз бытования-размножения культуры.
Это самоочевидные вещи, но их надо повторять. При общей российской склонности «жить при конце света» они забываются за год: от ярмарки до ярмарки.
Самая громкая новинка Non/fiction № 11 — конечно, «Лаура и ее оригинал» Владимира Набокова. Русское издание 138 каталожных карточек к последнему, не созданному роману вышло в «Азбуке» 30 ноября — с предисловием Дмитрия Набокова и послесловием переводчика Геннадия Барабтарло. Карточки перебираешь, не нуждаясь в фабуле, любуясь то балетом «Нарцисс и Нарцетта», то героиней в черных замшевых туфельках без пяток на узких молочно-белых ступнях — пока она шарит «вокруг кресла, где сидела, в поисках слепого черного щенка — своего бесформенного ридикюля».
Другую новинку «Азбуки» надо представлять. Имя автора, Грегори Дэвид Робертс, и имя книги говорят нам лишь о фильме «Шантарам» (США, 2007) с Джонни Деппом в главной роли. Но 600 страниц документальной прозы романа «Шантарам» мало чем уступают Стайрону и Тому Вулфу.
Место действия — Бомбей середины 1980-х. 30-летний австралиец (в прошлом — университетский интеллектуал, наркоман, грабитель и беглец из тюрьмы) скрывается в кипучем вареве азиатского мегаполиса, в трущобах, в барах, где племя бледнолицых авантюристов вступает в союз с «коренной» мафией.
Герой пережидает великие ночные шествия крыс через хайвей, побеждает холерную эпидемию в бидонвилле, руководит мастерской фальшивых паспортов (среди клиентов — прогрессивные африканские диктаторы, бежавшие от подданных с кредитами МВФ и прочей гумпомощью «золотого миллиарда»... что стало с населением — лучше не думать). «Робертс своей книгой сделал для Бомбея то же, что Лоренс Даррелл для Александрии», — писали критики в США. Так, но Бомбей конца XX века в «Шантараме» — еще и символ «печальных тропиков», выживающих на пограничье хай-тека с нищетой и жестокостью «темных времен». Что в опыте и памяти толп, выплеснутых оттуда на другие берега?
Это внутренняя тема Робертса. Хоррора у него нет: жизнь жестче.
Роман автобиографичен. Все с натуры: и зимний поход «бомбейских моджахедов» под Кандагар-1987, и обезумевший афганец-мститель, страшный для наших и своих. Писал Робертс в тюрьме: австралийские и индийские грехи 1980-х догнали его в Европе. Его «трущобный травелог» — не энтертеймент, а свидетельство. Подлинная информация к размышлению о новом веке.
Для российской прозы 2009-й был удачным годом — но на Non/fiction-2009 заметна именно нон-фикшн. Corpus представил свежевышедшую книгу «Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею для фильма Олега Дормана». Рядом с мемуарами замечательной «матери русского Карлсона» на полку «Осмысление советского опыта» могут встать воспоминания Аллы Щипакиной, главного искусствоведа Дома моделей на Кузнецком «Мода в СССР. Советский Кузнецкий, 14» (М.: Слово). И 800-страничный том «Общественная жизнь Ленинграда в годы перестройки» (СПб.: Серебряный век) — с хроникой событий, шестью десятками интервью действующих лиц, справочником периодики 1985 - 1991 гг., коллекцией анекдотов тех лет. И третий том проекта Леонида Парфенова «Намедни»: он вышел в «Аттикусе» 1 декабря и посвящен 1980-м.
Совсем особое место в антропологии СССР займет новая книга Эдуарда Кочергина «Записки на коленках» (СПб.: Vita Nova, 2009). Его «Ангелова кукла» о послевоенном Ленинграде, беспощадная, как проза Шаламова, и яркая, как воспоминания Добужинского, уже вывела петербургского сценографа в первые ряды прозаиков. «Записки на коленках» — хроника бегства детдомовца Кочергина из Сибири домой, в Питер. Добирался он по России 1940-х пять лет.
Переиздана суровая книга Льва Гудкова и Бориса Дубина «Интеллигенция» (СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009). В статьях социологов 1987-1994 гг. остался в силе диагноз: «Мы живем в обществе несостоявшейся модернизации. Отсюда все „тайны нашей души“, а фактически — закрытость и темнота происходящего для понимания теми слоями общества, которые как будто представляют собой наиболее квалифицированные интеллектуальные силы». Все так: вектор «нового времени» и не задан, и не вычислен.
Но полевые работы все-таки идут. В разных точках страны — и в разных жанрах.
В Ad Marginem только что вышел документальный роман Василия Авченко «Правый руль». Владивосток, лихая школа выживания 1990-х, импорт праворульных «японок» — экономическое спасение города, густой фольклор, попытки запрета, акции протеста в 2008-м, дубинки ОМОНа — и встречная идея приварить «жигуль» к рельсам Транссиба.
Сквозь праворульный эпос видна жизнь 30-летнего человека «здесь и сейчас», на разрыв между ценностями патриота и здравомыслием потребителя. «Между иномарками и авианосцами я выбираю авианосцы, проданные из Владивостока в 90-е годы на гвозди в Китай. ...Иногда я жалею, что не родился китайцем и что никогда не смогу им стать. Я — часть России, протяженной в пространстве и во времени, а не гражданин Дальневосточной автомобильной республики... Если дело дойдет до „горячей“ войны, я не знаю, к кому примкну. Линия фронта проходит по мне».
И будь Авченко суров и подробен, как Робертс в «Шантараме»... Но роман-репортаж летит, как «Тойота», и кажется синопсисом второго, сильно дополненного издания себя самого.
Тем не менее на стендах Non/fiction № 11 видно: книжный репертуар медленно, но верно нормализуется. Кризис — а люди не боятся выпускать в свет сущие волюмы: как книга-альбом Е. Бархатовой «Русская светопись. Первый век фотоискусства. 1839—1914», как тома «Архитектурное наследие Великого Новгорода» и «Москва в фотографиях. 1920—1930-е годы» (все — «Лики России», том о Новгороде при тираже 2500 экз. распродан). Не боятся возвращаться к полузабытому жанру «просветительской книги»: фонд «Династия» вслед за сайтом Elementy.ru c его электронной библиотекой книг и лекций о точных науках XXI века открыл (вместе с издательством Corpus) книжную серию «Элементы». Первый том — монография антрополога Джареда Даймонда —"Ружья, микробы и сталь" о логике развития человеческих сообществ.
...Возвращается и детская книга о науке: ИД Мещерякова переиздал добротную старую серию В. Левшина о рассеянном магистре математики. «Розовый жираф» верен детским книгам Стивена Хокинга: на выходе — том «Джордж и сокровища Вселенной», где великий астрофизик говорит с младшими школьниками о возможности жизни на других планетах.
То есть идет естественный процесс: медленное, по крупицам, намывание на берег Москвы-реки нового культурного слоя. Взамен прежнего, сильно поврежденного бурями.
Елена Дьякова
