Взобраться на самую вершину балетной иерархии и стать примой, тем более в таком театре, как Большой, удается немногим. Мария Аллаш сумела сделать такое головокружительное па… А еще успела за это время стать мамой! О том, каково быть примой первого театра страны, как не впутаться в интриги, избежать травм, и еще много о чем она рассказала обозревателю «МК».
Балетные нанотехнологии
— Вы помните свой первый выход на сцену?
— Да, очень хорошо. Это было еще в училище, и я танцевала вальс в «Спящей красавице», совсем еще маленькая. Это был где-то третий класс хореографического училища. Мне было 12 лет. До сих пор помню: смотрю в зал, а он такой огромный, и вокруг столько артистов… и я среди них… И так все красиво и интересно. Зал и сейчас кажется огромным, но тогда это было необыкновенное впечатление. Вот таким я запомнила мой первый выход на сцену. Папа мне подарил хризантемы. И я почувствовала себя артисткой!
— Говорят, именно это и дает стимул к обучению, когда воспитанников занимают в театре…
— Несомненно. Причастность к настоящему, взрослому спектаклю переоценить невозможно. Была еще одна хорошая традиция — после выступления детей вели в костюмерные, выдвигали огромный ящик, и там можно было подобрать себе лучшие туфли в мире! Туфли Большого театра! И это было такое вознаграждение, такое счастье! В то время купить хорошие пуанты было очень непросто, а этих туфель так на долго хватало!
— А сейчас вам на спектакль хватает пары туфель?
— Сейчас совершенно другие технологии. Туфли служат намного дольше. Бывает, что и не на один спектакль одной пары хватает.
— Пуанты — основной инструмент балерины. Есть какие-то секреты?
— Да, конечно, с ними возишься, и каждый подгоняет туфли под свою ногу. Где-то надо пришить резиночку, обштопать пятачок так, как только тебе удобно, — всё сами. Пришиваем ленточки, отпарываем пятки — это целый процесс. Каждая балерина знает, что ей будет удобно и как ей будет удобно.
— У вас дочь, сколько ей лет?
— В январе шесть будет.
Раньше балерины не рожали
— Раньше, как известно балерины не рожали — это было не принято. С чем это связано и почему многие сейчас идут на это?
— Да, для балерины это очень смелый шаг, серьезное решение, очень непростое… Уйти со сцены, уйти, в общем-то, достаточно надолго, на год… Я считаю, что не все зациклено на балете. Существует личная жизнь, что-то отдельное от театра. Для меня семья — это муж, ребенок, родители.
— А почему раньше, даже не так давно, на такие эксперименты балерины не отваживались?
— Сложно уйти со сцены. Хотя кто-то отваживался... Такие как Кондратьева, Голикова, Семенова… Мне кажется, это личный выбор балерины: кто-то может решиться на такой шаг, а кто-то боится, что потеряет форму. Хотя она довольно быстро восстанавливается, и это не составляет большого труда.
— Может, это от генетики зависит?
— Да нет, мне кажется, это зависит от желания человека. Можно совершенно спокойно вернуться в форму, на сцену. Для женщины это прекрасно — дом, ребенок и ты в своей любимой профессии! Не стоит этого бояться.
— А когда вы вышли из декретного отпуска, трудно было?
— Да я как-то этого не заметила, честно говоря. Я почти сразу стала танцевать серьезные спектакли, такие как «Лебединое озеро», Мирту в «Жизели», дальше была постановка «Эсмеральды», где я станцевала Флёр де Лис. Я вернула весь свой репертуар. Дочери было, наверное, месяцев восемь.
— Вам бы хотелось, чтоб дочь стала балериной?
— Сейчас этот вопрос задают мне многие… Она уже собралась в балет и сказала, что будет балериной, посмотрев «Спящую красавицу». Дочка периодически бывает на моих репетициях и на спектаклях. Правда, пока не понимает, что это за труд. Но если она захочет, то, конечно, я ей помогу.
— Сейчас, наверное, критический период для выбора? У Эйфмана в школе вообще с 7 лет начинают заниматься балетом… Хотя в обычном хореографическом училище с 10 лет, но до этого есть «подготовишки»…
— Она сейчас занимается художественной гимнастикой. Мы пытаемся сесть на шпагат. Конечно, она себя жалеет, потому что это больно. Но я объясняю ей: «А что делать? Красота требует жертв». Я сама пришла в балет из гимнастики. Это, в общем-то, неплохой старт. Она хорошо развивает гибкость, шаг, прыжок, воспитывает координацию.
— А кто у вас родители?
— Мама бухгалтер, папа инженер-светотехник. К искусству никто в семье никогда не был причастен. Бабушка была инженером. Хотя она мечтала о балете и в свое время поступала в ансамбль «Березка», в первый набор, но были против родители. Сказали — это не профессия. Поэтому бабушка всю жизнь «болела» балетом, и когда я поступила, для нее это было большим счастьем.
Мы ходим не как все люди
— Балет — это невероятный труд. У ребенка фактически детство заканчивается после поступления в училище.
— Это, наверное, первое разочарование, которое ждет всех детей приходящих в балет. И для ребенка тяжело себя перебороть. Потому что надо научиться, в общем-то, самоистязанию. Потому что не педагог тебя заставляет работать, а ты сам себя заставляешь. В балете ничего естественного нет — мы даже ходим не как все люди. В начальных классах просто скучища — ты стоишь у палки и не под веселую музыку подолгу в позициях учишься вытягивать ноги, правильно держать руки. Но потом все-таки втягиваешься. Потом появляются какие-то первые результаты, и ты начинаешь стремиться дальше. Конечно, конкуренция между учениками подтягивает. Балетные люди — очень дисциплинированные, их само искусство дисциплинирует. Здесь дети достаточно быстро взрослеют. Не жалею об этом и не могу сказать, что у меня не было детства. Оно было свое — такое же веселое, но с элементами уже серьезной профессии.
— А как конкуренция влияет на отношения между детьми?
— В моем потоке никакой злости, никаких подвохов не было. Мы нормально дружили, я до сих пор общаюсь с одноклассниками. Многие работают в Большом театре.
— Но про балет такие жуткие истории рассказывают. Я о кислотной атаке.
— Такого никогда не было и в балете. Я лично в своей жизни никогда не сталкивалась ни с булавками, которые втыкают в платье, стеклом в пуантах или еще какими-то гадостями. И за все время, что служу в театре, не видела этого ни разу. И когда произошло то, о чем вы говорите, для меня это был шок. Мы просто не могли поверить в то, что такое мог сделать наш коллега.
— Вы в театр из училища пришли сразу на положение солистки, что бывает крайне редко. Неужели вам никто не завидовал?
— В принципе, я год отработала в кордебалете, но сразу вела и сольный репертуар. Конечно, здесь каждый сам за себя. Когда ты выпускаешься из училища, на выпуске уже понятно, что вот эти девочки лучше, они танцуют соло на выпускном концерте, они талантливы… Это происходит в каждом выпуске. А когда ты попадаешь в театр, ты понимаешь, что вокруг тоже очень много талантливых людей. А если руководство начинает задействовать тебя в сольном репертуаре, значит, ты действительно чего-то стоишь. Не нужно только зацикливаться на своей «гениальности». Вокруг много очень интересных артистов. Надо ставить для себя завышенную планку — и результат будет.
Старая бабушка на балетной сцене никому не интересна
— Сейчас вы танцевали возрожденный спектакль «Легенда о любви»…
— Ой, с «Легендой о любви» у меня вообще очень много связано. Потому что я первый раз танцевала его в 1998 году. Это был мой дебют. И этот спектакль очень часто исчезал из репертуара театра. Потом было возобновление в 2002 году, когда пришел Юрий Николаевич Григорович и отобрал на партию Мехмене Бану двух балерин: Надежду Грачеву и меня. Потом был перенос на новую сцену в 2008 году, а потом этот спектакль куда-то исчез. Его не было, наверное, чуть больше 5 лет. И я была просто счастлива, когда снова увидела свою фамилию в списках. В этом спектакле можно расти и расти и с каждым годом заново переосмысливать роль.
— Век балерины, к сожалению, короток. А вы сами готовитесь к тому, чем будете заниматься, когда оставите профессию.
— Безусловно. Все-таки уходить надо, пока тебя зритель видит молодым. Старая бабушка на сцене никому не интересна. Я бы с удовольствием выбрала педагогическую карьеру. Сейчас веду курс в ГИТИСе — «Методика классического танца». Один курс выпустила, сейчас взяла новый. Это оказалась совсем другая жизнь, другой взгляд на балет, на профессию. Если представится возможность, я с удовольствием осталась бы в театре педагогом-репетитором.
— Но, насколько я знаю, это довольно сложно. Даже такие балерины, как Людмила Семеняка, не сразу получили место педагога.
— Но хочется надеяться, вдруг будет место.
— Балет — опасная профессия. Вы не боитесь, когда вас поднимают на высокую поддержку?
— Боюсь! Честно могу сказать: я боюсь, когда меня поднимают! Да, балет немного трюковое искусство. Все зависит от этого очень важного синтеза партнера и партнерши. Без таких взаимоотношений дуэт невозможен.
— А были случаи, когда партнер не смог удержать?
— Все бывает… Бывает, что устали, бывает, соскользнула рука… Это как в спорте.
Можно и упасть на сцене, совершенно неожиданно поскользнувшись. Это вполне естественно, это жизнь. Конечно, обидно ужасно, что так вышло, но что поделаешь? Ну, упала! Встала, пошла дальше!
— Нет, наверное, таких танцовщиков, у которых не было бы травм.
— Если правильно заниматься балетом, ничего болеть не будет. В свое время Марина Тимофеевна Семенова, приходя в класс, говорила такую фразу: «Ну, давайте полечимся…» Если у тебя хорошая школа и ты правильно занимаешься, соответствуя методике классического танца, избежать травмы легко. Поэтому если ты выворачиваешь ноги туда, куда надо, если ты их правильно вытягиваешь, правильно поднимаешь — ты всегда избежишь травмы.
— Но случайности всегда бывают. Холберг на пороге собственной квартиры ногу сломал.
— Бывает, и кирпич на голову упадает. От травм никто не застрахован, но наша задача именно на сцене избежать травм. Людмила Ивановна Семеняка говорила: «Чувствую, что-то заболело, надо идти в класс и правильно работать!» И все проходило…
— Говорят, некоторые боли не замечают и с травмой дотанцовывают спектакль.
— Появляется адреналин. Стертые пальцы, ушиб — не чувствуешь. Некогда!
«Я не бьюсь головой об пол. Не крещусь на каждую кулису…»
— Вы суеверная? У многих балерин есть приметы…
— Ну, в какой-то степени да. Хотя я не бьюсь головой об пол. Не крещусь на каждую кулису. Но булавочку надеваю на всякий случай…
— У вас муж тоже балетный артист. Замкнутость внутрицеховая и разговоры только о балете?
— Да, в какой-то степени замкнутость. Но я очень рада, что у меня муж — артист балета. Он сам прекрасный артист, у него очень много ролей — Дон Кихот, фея Карабос в «Спящей красавице». Когда он смотрит мои спектакли, потом многое советует. Иногда даже приглашаю его на репетиции. Мне его мнение очень помогает. А от работы отключиться легко. У нас столько не балетных дел и тем — начиная от цветов, которые мы оба очень любим (дома целая оранжерея). Так как мы живем за городом — это еще и сад. И, конечно, ребенок, все его потребности и интересы, потому что Алексей — отец с большой буквы.
— А вы вместе никогда не танцевали?
— Мы танцевали часто противоположности. Он — фею Карабос, а я — фею Сирени. Бывало так, что я Китри, а он Дон Кихот. Но вообще репертуар у нас разный. Дуэта нет. Но, в общем-то, мы пересекаемся во всех спектаклях. Получается, мы находимся в одной профессии, в одном театре, занимаемся одним делом, но немножко разными вещами.
— Когда кино только зарождалось, в немых фильмах все звезды кино были сплошь артистки балета. Когда потом появился звук, их стало значительно меньше. У вас желания сняться в кино никогда не было?
— В кино, наверное, нет. Хотя я понимаю режиссеров. Красивое тело, красивые лица, артистки балета всегда славились красотой. Мимика. Мы же в училище проходим курс актерского мастерства. И наша профессия это тоже актерство. Другое дело, что мы не умеем говорить на сцене, как это умеют драматические артисты.
— Самый популярный в балете трюк — 32 фуэте. Сложно его делать?
— Непросто… Хотя все дело в тренировке. Все якобы «современные» ухищрения только кажутся новыми. Фуэте по точкам комбинировали с двойным пируэтом, с туром алясгон. Я люблю просто 32 фуэте — но динамичные. Это, на мой взгляд, производит больший эффект. Когда балерина делает это в быстром темпе, это завораживает.
Балерины любят поесть и попариться в бане
— Машину водите?
— Вожу. Не могу сказать, что я очень люблю водить, тем более по нашим дорогам. Скорее нужда заставляет.
— Марка машины для вас важна?
— Машину мы выбирали для жизни за городом. Я совершенно не амбициозный человек, я к этому спокойно отношусь. Главное, чтобы я в ней себя чувствовала комфортно. У меня сейчас «КИА Соул».
— Любите ли вы прогулки?
— Я люблю грибы собирать, люблю их готовить.
— А как же диета?
— Почему-то все считают, что мы ничего не едим. Но мы едим, и это очень важно. Кусок мяса нельзя отменять, потому что это энергия, силы. Откуда их брать? Лист салата не поможет. И тортиком балуемся… Потом идешь в зал, и это все улетает. Любой спектакль забирает очень много сил, и килограммов в том числе. Поэтому кушать надо. И обязательно!
— Как вы расслабляетесь после спектакля?
— А когда как. Могу и рюмку водки выпить. Баню люблю. У меня очень легко расслабляются мышцы. Видимо, это генетика.
— Я слышал, что артисты балета любят друг друга разыгрывать на сцене. У вас были какие-то смешные случаи?
— Розыгрышей не было. Но раньше были зеленые спектакли. Это последний спектакль гастролей. Вот тут народ делал разный грим, необычные прически, огромные ресницы, но спектакль от этого только выигрывал. Это было весело. Но это достаточно быстро прекратилось в театре — руководство шуток не любит. Степаненко три раза крутила фуэте на бис. Но это уже достаточно давно не приветствуется.
