Чего ждать от нового Министерства просвещения? Как удержать детей и подростков от серьезных проблем, связанных с посещением ими акций протеста? Должна ли школа XXI века воспитывать детей, и если да, то как избежать в этой работе казенщины? Возможно ли сегодня обучение по единым учебникам и стандартам? И как быть с чудовищными ток-шоу, публично перемывающими детское белье? Об этом и многих других проблемах современных детей «МК» рассказал уполномоченный по правам ребенка города Москвы Евгений БУНИМОВИЧ.
— Евгений Абрамович, всей детской тематикой в стране теперь займется новое ведомство — Минпросвет. С чего бы стоило начать его работу?
— С того, например, чтобы вспомнить о Десятилетии детства, объявленном пока лишь на словах. То же, кстати, сделает и съезд уполномоченных по правам ребенка, который пройдет в Москве в конце мая. Вообще дело не в очередном переименовании ведомства. В последнее время Министерство образования серьезно разошлось с самим образованием — вот в чем суть. Нынешние школьники живут в цифровом мире, не менее важном для них, чем мир реальный. Таков сегодняшний вызов. А министерство, ведя бесконечные обсуждения единых стандартов и учебников, создает ощущение даже не прошлого, а позапрошлого века. Ну о каком едином учебнике можно говорить, когда планшеты открывают детям прямой доступ к неограниченным объемам информации в Интернете, а педагогам — возможность готовиться к урокам в той же Московской электронной школе по самым разным учебникам, пособиям и материалам своих коллег?! По последним данным, 85% российских детей не могут обойтись без гаджетов (в Москве, думаю, все 100%), девочки — без общения в соцсетях, мальчики — без компьютерных игр. Надо входить в эту среду, создавать развивающие игры, делать это частью образования. А мы продолжаем отделять одно от другого.
— Предложения ввести игровое обучение уже звучат.
— Но не в чиновных кабинетах! Другая школьная новая реальность — появление предметов, в которых дети разбираются не хуже учителей. Даже экология, проблемы которой они зачастую чувствуют гораздо острее, чем взрослые. И, конечно, информатика и компьютерные сети. Но возникли и новые риски. 70% школьников получают в соцсетях предложения дружить от незнакомцев, и каждый 10-й имел опыт встреч с ними уже в реале. При этом 18% таких предложений — от незнакомых взрослых. Не факт, конечно, что все они представляют угрозу. Но меня как омбудсмена тревожит, что интернет-знакомства в отличие от уличных знакомств, особенно с незнакомыми взрослыми, не кажутся подросткам опасными. Думаю, к ситуации пора подключаться психологам, тем более что родители обычно плохо информированы о происходящем с их детьми. Так, подростки часто скрывают ситуацию травли, буллинга, в том числе через Интернет: только в одном из трех случаев взрослые в курсе. Между тем кибербуллинг, травля по Интернету, получает опасное распространение. Понятно, что не в самом Интернете дело: травля в подростковой среде встречалась всегда, а Интернет — увы, удобная для этого среда. Но это огромная проблема, которой надо заниматься. При этом решить ее путем бесконечных запретов, как пытаются наши законодатели, не получится — ребята найдут, как эти запреты обойти. Необходимо создавать позитивную интернет-среду, интересную и привлекательную для ребят.
— А вы сами какую проблему Десятилетия детства считаете ключевой?
— Помощь детям со специальными потребностями — с инвалидностью и ОВЗ. Как омбудсмен я занимаюсь самыми уязвимыми, проблемными группами ребят: мигрантами, сиротами, детьми с девиантным поведением и оказавшимися в трудной жизненной ситуации, и хорошо знаю: если число сирот, остающихся в детдомах, или детей с девиантным поведением все-таки сейчас сокращается, то число детей с проблемами здоровья растет. Прекрасно, что в последние годы коэффициент младенческой смертности в Москве снизился до европейского уровня, и в мир выходят — и слава богу! — дети с большими проблемами здоровья, которым необходима самая ранняя, с первых же дней жизни, медицинская, психологическая, социальная, образовательная помощь. Необходимо сопровождение семей с такими детьми. Вообще максимальное развитие детей в раннем возрасте стало ключевой особенностью образования XXI века, превратив детский сад из «камеры хранения» ребенка в зону его развития. Именно в раннем детстве многие проблемы, которые потом становятся тяжелейшими, можно если не решить, то хотя бы сгладить.
— А как быть с участием подростков в запрещенных акциях протеста?
— Социальная активность подростков — тоже новая реальность. На баррикадах 1990-х годов взрослые, решая свои политические проблемы, сумели обойтись без гаврошей. Увы, сейчас ситуация иная. И вопрос этот очень непростой. Согласно Конвенции по правам ребенка дети имеют право объединяться в группы, свободно выражать свое мнение, а государство обязано эти права уважать. С одним условием — «если это не нарушает государственной безопасности и общественного порядка». Как быть, если подросток участвует в несанкционированных акциях, будь то из идейных соображений, за компанию с кем-то, из-за сладости запретного плода или, как сейчас говорят, в поисках хайпа? Без серьезной гражданской профилактики, свободного и серьезного диалога с детьми, с учетом остроты их реакции на вранье, несправедливость, тут ничего не сделать. А сочинение все новых запретов, как мне кажется, чревато, да и с юридической точки зрения они вызывают много вопросов…
— Через такой диалог в идеале школа и должна вести воспитательную работу. Но его чаще подменяют казенным политпросветом — это у нас в генах.
— Школа поставлена в такие условия, что в своей работе больше ориентируется не на воспитание, не на диалог, а на образовательные показатели. Действительно, все гранты и премии идут через рейтинги, ранжирующие школы прежде всего по числу высокобалльников ЕГЭ и победителей олимпиад. Так проще, это нетрудно посчитать. Но самое главное — дух школы, ее атмосферу никакими градусниками не измерить. Могут ли дети в своей школе найти ответы на самые острые и болезненные вопросы и насколько они открыты к общению с учителями, а те — к общению с детьми? Это становится для школы вторичным. Вдобавок при оптимизации школ возобладали экономические ориентиры, стало меньше социальных педагогов, школьных психологов. Правда, в Москве сейчас в рейтинге стали учитывать работу с детьми с инвалидностью, другие социальные показатели, но очень ограниченно, этого недостаточно. Вообще в воспитании не может быть казенщины, бессмысленно приходить на седьмой урок, на классный час и заявлять подросткам: «Сейчас я вас буду духовно и нравственно воспитывать!» — особенно если школяр до этого претерпел шесть уроков унижений. И наивно думать, что урок математики — это одно, а воспитание — другое и проходит где-то в другом месте. Ничего подобного! Зоной воспитания является каждый урок: как учитель вошел в класс, какова его интонация, способность не только вещать, но и слышать, воспринимать — воспитывает все.
— Вы упомянули, что одной из основных задач уполномоченных является работа с трудными категориями детей.
— Это задача не только омбудсменов. Уровень развития общества меряется его отношением к самым слабым и беззащитным. Например, трудной, во многом закрытой является тема детей-мигрантов, детей без гражданства. Много проблем — медицинских, социальных, образовательных. Правда, со школой сейчас дело обстоит получше. При этом в ходе наших недавних опросов почти 58% семей мигрантов, проживающих в Москве без российского гражданства, заявили, что предполагают остаться в столице, а почти 70% из них хотят, чтобы их дети получили гражданство России. Эти дети будут расти, жить и работать здесь. Между тем каждый 10-й из них, по данным того же опроса (а реально, значит, куда больше), работает, и 40% от этого числа работают постоянно, в том числе на опасных и черных работах: грузчиками, мойщиками машин, разнорабочими на стройках и т.п. Это не только нарушает российские законы, но и уводит этих детей «в тень». И это притом что мы все время твердим о нехватке в городе рабочих рук. Так вот же они! Давайте учить этих ребят настоящим рабочим профессиям, тем более что почти половина из детей-мигрантов хотят идти в среднее профобразование, в колледжи, чего не скажешь о московских детях, настроенных на университеты. При этом в семьях мигрантов зачастую именно дети несут домой из школы основные представления о традициях и образе жизни города, страны. Школа способствует не только образованию и воспитанию ребенка, но и социализации всей семьи.
— Но для таких детей, часто не владеющих русским языком, должны быть особые программы. А мы вводим единые учебники и стандарты образования!
— Разнообразие победит: иначе и быть не может, а кроме того, сегодня уже далеко не все зависит от чиновных кабинетов. Реально входят в жизнь только те изменения, на которые есть запрос детей, семей, общества. Почему, например, в нашу старшую школу вошло многообразие классов: гуманитарных, математических, экономических, инженерных, медицинских? Потому что на то был реальный запрос подростков, их семей! То же и с иностранным языком. В советские времена за нашим «железным занавесом» он не был востребован, вроде пять лет учили, а все без толку. А сейчас запрос огромный. И не министерство начало этот процесс, а родители, дети, понимающие, что знание английского стало нормой.
— Кстати, кое-кто из чиновников настаивает, что иностранные языки нам ни к чему, а лучше расширить программу русского.
— Такое противопоставление бессмысленно. Необходимость знать родной язык, свободно им владеть, читать русскую классику нечего даже обсуждать. Но и знание английского сегодня востребовано, его все равно будут учить, что бы там ни говорили политики. И обратите внимание: грядущее введение дополнительного обязательного ЕГЭ по иностранному языку не вызвало противодействия общества. Испугались разве что некоторые учителя, качество работы которых сомнительно. Информационная среда все равно входит в нашу жизнь, и с этим ничего не поделать. Можно, конечно, мешать, сопротивляться. Но исторически такое поведение обречено.
— Как вы относитесь к распространенному сегодня участию детей во всевозможных ток-шоу, в том числе сомнительного толка?
— Я неоднократно обращался к руководству телеканалов, в прокуратуру с заявлениями о недопустимости ток-шоу, где под видом обсуждения судьбы ребенка, якобы тревоги и сочувствия попросту смаковались подробности подростковых суицидов, сексуальных домогательств, сладострастно копались в деталях. Мне отвечали, что съемки — с согласия родителей, а стало быть, все законно. Нужно менять законодательство и ужесточать регламентацию участия детей в подобных программах. С другой стороны, когда цель — действительно помочь, решить вопрос, СМИ, и в том числе «МК», при всей, бывает, категоричности, эмоциональных перехлестах делают немало полезного. А иногда журналисты поднимают вопросы, которые как-то и в голову не приходили. Вот перед новым годом московский телеканал обратился ко мне с вопросом: как регламентируется работа детских комнат в торговых центрах? Кто вообще там работает? Мы начали заниматься этим, стали смотреть нормативные акты, обнаружили далеко не все, послали запросы, и тут грянула кемеровская трагедия в «Зимней вишне»… Мучаюсь — может, надо было сразу, не дожидаясь ответов, не разбирая всевозможные документы и инструкции, бить в колокола? Ведь по действующим с 2010 года правилам детские комнаты в торговых центрах не могут располагаться выше 2-го этажа и находиться дальше 20 м от пожарных выходов. В Москве, кстати, это в основном соблюдается, и когда я приехал на недавний пожар в одном из столичных детских торговых центров, сам увидел: тревожные сигналы звучат, аварийные знаки мигают, все выходы распахнуты, все посетители эвакуированы. А вот во многих регионах с этим беда. Но тут есть и другой вопрос. На каком основании дети передаются людям, работающим в детских комнатах торговых центров, не знает никто! Что это за люди, есть ли у них медсправки об отсутствии инфекционных заболеваний, какие и кем заключаются с ними договоры? Думаю, властям пора ввести внятную регламентацию и прописать ответственность людей, работающих в таких комнатах. Родителей же я призываю не спешить оставлять там своих детей. Кстати, как я выяснил у своих коллег — детских омбудсменов из других стран Европы, там такая практика распространена гораздо меньше, чем у нас. Да, мы спрашиваем за безопасность детей с государства. Но ведь и родители обязаны о ней думать, а не полагаться на наш классический авось. Нужно закладывать идею безопасности во всех ее аспектах и в детских головах. Только не надо все валить на школьный курс ОБЖ: на этот несчастный предмет и так возложена огромная нагрузка. Уверен, что идеей безопасности во всех аспектах — бытовых, медицинских, экологических, психологических, социальных, криминальных, той же интернет-безопасности, с которой мы начали разговор, должно быть пронизано все наше образование, это сегодня один из ключевых вопросов жизни школы и семьи.
Марина Лемуткина
