В Питере я был пять раз. Для человека, любящего этот город особой любовью, это вроде бы и немного.

Сначала я ездил летом с семьей в 2014 году, когда мы тряслись от холода и спали в свитерах в нетопленой квартире в Дмитровском переулке. Уже тогда этот город с атлантами запал мне в душу. Экспозицию Эрмитажа мы, конечно, осмотрели тогда очень бегло, зато обнаружили быстрый путь до входа в музей, минующий километровую очередь из туристов.
Затем была поездка с классом в октябре 2015 года по домам-музеям русских писателей — Достоевского (с домом старухи-процентщицы в придачу), Некрасова, Пушкина... Тщетно я потом пытался найти те улочки, по которым мы бродили тогда с одноклассниками.
Конечно, я был и в Петергофе (дважды), и в Пушкине, а потом еще и в Павловске в 2022 году; катался не один раз на теплоходе под разведёнными мостами, любуясь на пейзажи с палубы, однажды чуть не оглох от выстрела пушки Петропавловской крепости, и подглядывал с одноклассником в номере за девчонками из номера напротив...
Но эти поездки были просто туристическими маршрутами без возможности остаться с городом наедине.
В 2024 году я дважды (в январе и сентябре) съездил в город на Неве уже в одиночку.
Ну как, в одиночку... В январе на один день со мной поехал однокурсник, не имея гроша в кармане.
И я, поддавшись сочувствию к его ограниченным возможностям, выбрал самый дешевый постоянно останавливающийся ночной поезд, где едва ли можно было заснуть (вагон был сидячий). Зато как было приятно любоваться пролетающими за окном лесами и загородными домами с горящими огоньками, освещающими пространство вокруг, как в сказке.
Совсем не поспав, мы прибыли на Московский вокзал рано утром. Настолько рано, что до заселения в гостиницу было несколько часов. Было 2 января. Трескучие морозы. Надо сказать, мне очень «повезло» тогда с погодой. Все время моего пребывания стоял жуткий холод. Но давайте по порядку.
Я сдал свои вещи в камеру хранения на территории вокзала, и мы с однокурсником поехали искать, где бы перекусить. Добрались до нашего любимого «Хинкалыча», проехав много станций на метро, но двери были закрыты. Поискали, замерзая, еще заведения и остановили свой выбор на каком-то стритфуд-кафе, где делали норвежские вафли и много чего сытного.
После бессонной ночи я был изрядно помят и кусок не лез в горло. А приятель мой сразу принялся требовать еды, делать фотографии в кафе. В общем, держался очень бодро. В меня же едва влезла одна порция вафель.
После завтрака мы вернулись за вещами и поехали заселяться. Это был мини-отель на краю Петербурга (станция метро «Елизаровская») с типовой малоэтажной застройкой, напоминающей окраины русскоязычной Эстонии.
Мне дали ключи, и я, разложив вещи и оставив самое необходимое, отправился с приятелем бродить по ледяному Питеру. Сфотографировались на Дворцовой площади, так и не попав в Эрмитаж, и у балюстрады с видом на Мойку с красными от холода лицами. Зашли в набитый битком дом Зингера, где я купил открытки с зимними видами Питера. Впервые заглянули в «Подписные», где я потом, уже без компаньона, купил себе книгу «Память и забвение руин».
По желанию моего приятеля мы поехали на Крестовский остров, где красивой панорамы на Финский залив не нашлось, но была новогодняя ярмарка с катком. Туда меня не пустили, потому что посетители с фотоаппаратом были объявлены на ярмарке вне закона, а камеры хранения были забиты до отказа. Пришлось стоять на морозе, дожидаясь проникшего туда без выделяющихся вещей соратника по путешествию. Он тоже вернулся без добрых вестей, сообщив, что и там проход к заливу был закрыт.
Вскоре, разочарованный в Петербурге, в котором ничего толком не получилось увидеть, мой однокурсник отправился на вокзал, чтобы вернуться в Москву.
Я проводил его до Московского вокзала, вернулся в гостиницу и едва успел вставить свой ключ в замок, как из двери соседнего номера возник молодой китаец. Почему-то очень обрадовавшись моему появлению, он начал знакомиться со мной, а вскоре и вовсе пошел в номер, чтобы извлечь из чемодана гостинцы для меня — японские сладости (в японской Нагое он учился и жил).
Он заявил, что знакомство надо отпраздновать и потребовал, чтобы я отвел его в какой-нибудь бар. Общались мы на ломаном английском, без особых трудностей понимая друг друга. Он спрашивал, давно ли я здесь, чем занимаюсь.

Конечно, что-то уже подзабылось, но я точно помню искреннюю заинтересованность китайца в моей персоне. Впрочем, недолго разглагольствуя в гостинице, мы сделали вылазку (попутно китаец назвал женщину на ресепшен красавицей) и прошли по переулкам и по центру в поисках бара. Разговоры шли о политике, о моей жизни и о его жизни. Он хвалил меня за академические успехи, говорил, какой я умный и всесторонне развитый. В общем, всяческое радушие с его стороны.
Вскоре мы зашли в какой-то шумный бар, где китаец пытался познакомиться с русскими девушками. Надо сказать, до конца моего пребывания в Питере его не оставляла надежда закадрить кого-нибудь. Но русские девушки то ли стеснялись, то ли не понимали его английского, то ли просто не хотели участвовать в этих романтических авантюрах. Китайцу удалось наладить коммуникацию разве что с одной японской парой, которая сидела в том баре, но парню с девушкой было хорошо и без нас. Выпив за знакомство и немного пообщавшись, мы пошли по ночному Питеру искать приключения.
Я был доволен появлением нового собеседника и с радостью отвечал на его расспросы, а общительный китаец был просто рад встретить очередного русского в России.
Продолжение следует.
Фото и текст Фёдора Клыкова