Семинар закончился в 16.45. Оставалось 15 минут до встречи со Львом Владимировичем. И я, минуя лифт, не спеша стал спускаться к выходу по ступенькам физического факультета МГУ им. Ломоносова, на ходу размышляя, как лучше задать давно волнующий меня вопрос. Опыт четырех лет общения с такими людьми подсказывал: «правильно заданный вопрос — это 50 процентов верного и нужного тебе ответа».
Мне повезло — мой научный руководитель Лев Владимирович — доктор физико-математических наук, известный и признанный в своей области ученый. Он недавно вернулся из Вашингтона с конференции по тематике нашей кафедры, и мне было интересно узнать новости с фронта науки, а главное — попробовать получить ответ на свой вопрос.
Один ответ у меня уже был. Неделю до этого вечером я работал в лаборатории. Мысли были совсем не об эксперименте, я не мог сосредоточиться и, не выдержав, подошел к Анатолию Сергеевичу — главному научному сотруднику и заведующему лабораторией. Он стоял спиной ко мне у письменного стола, собирая документы в свою огромную, потертую черную папку.
— Извините, Анатолий Сергеевич. Как вы считаете, можно ли в наше время прожить, занимаясь наукой?
Он резко оглянулся, нахмурил старческие мохнатые брови. Затем спокойно сел в кресло. Закурил.
— Нет. Я считаю, что нет — невозможно. Если, конечно, за бугор не податься. Но с нынешним отношением правительства к науке — невозможно. Правда, обещают в скором будущем прибавки к зарплате, увеличение финансирования, но на моей памяти это продолжается уже лет так 10. Прибавки, если они и есть, совершенно мизерны. А чтобы
— А как же частные научные фирмы? Там тоже все бесперспективно?
— Я не говорю сейчас о них. Я говорю о большой науке, без которой страна нормально развиваться не может и которая сейчас находится в унизительном положении. Но еще
В тот вечер опыты для меня были закончены. Я опустился в кресло и долго не сводил глаз с висящих на стене полки со стопкой книг и доски, исписанной мелом: наглядная схема эксперимента, формулы, оценочные расчеты…
Для чего это все, если Анатолий Сергеевич прав? Для чего книги, трудные зачеты и экзамены? Для хобби? Было странно и грустно, что я, студент
Лев Владимирович уже ждал меня у входа в главное здание университета. Его внешний вид совершенно не выдавал его. Кроссовки, потертые джинсы, свитер, ветровка, очки, кепка и фирменная сумка с логотипом иностранной конференции через плечо — стандартный будничный имидж русского ученого в прохладную пору. Вряд ли случайные соседи в автобусе, на котором каждое утро он добирается на факультет, догадываются или чувствуют, что радом с ними сидит всемирно известный ученый. Да и его манера говорить, и обхождение с людьми не способствуют «разоблачению». Только взгляд — острый и глубокий — выдает необычного человека.
-Здравствуй, Даниил. Как учеба?
— Здравствуйте, Лев Владимирович. Спасибо, пока все хорошо.
— Я тут смотрел расписание ваших экзаменов. Тебе предстоит сдавать квантовую механику. Это коварный экзамен. Так что готовься.
— Спасибо за предупреждение.
Оглянувшись, он продолжил:
— У меня предложение. Сейчас все равно на Ломоносовском проспекте пробка, и на автобусе мы в ней застрянем. А я хотел, чтобы ты взял у меня кое-какие полезные материалы с конференции. Так что быстрее и здоровее будет добраться пешком. Тут минут сорок идти. Заодно расскажу про науку.
— Конечно, пойдемте.
— Тогда нам в ту сторону. Ну так вот… Поехал я неделю назад в славный город Вашингтон…
И он принялся увлеченно рассказывать о конференции, о достижениях и заблуждениях выступавших там ученых. О его победном споре с австралийским профессором и о большом числе среди докладчиков русских исследователей, к сожалению, часто представляющих интересы не нашей страны.
По мере все возрастающего увлечения разговором все заметнее стиралась грань между нами. Между моими
— Даня, ты есть хочешь?
Я замялся.
— Да ладно. Я сам
Мы зашли в продуктовый магазин, и Лев Владимирович купил пачку пельменей.
— Вот моя библиотека. Друзья говорят, что я живу в книгах, — сказал он, когда мы вошли в квартиру. Словно обои, шкафы с книгами заняли стены двух комнат. В просветах между шкафами ютились знаменитые репродукции и солнечные пейзажи. Книг было так много, что даже шторы не могли спрятать увесистые кипы на подоконниках.
— Ты тут осмотрись, а я пойду похлопочу на кухне.
— Может, я вам помогу?
— Не стоит. Вдвоем мы там не развернемся.
И я остался наедине с книгами, в которые сразу же окунулся с головой и не выныривал, пока Лев Владимирович не позвал меня к столу. В маленькой кухоньке за пельменями мы обсуждали последние результаты эксперимента для моей курсовой работы. Чайник вскипел, и Лев Владимирович достал из холодильника банку клубничного варенья. И тут я решился:
— Лев Владимирович, как вы считаете, можно ли в наше время прожить, я имею в виду материальную сторону, занимаясь наукой? Этот вопрос я уже не раз задавал разным людям: преподавателям, моим сокурсникам — и обычно получал отрицательный ответ. Но если это так, то зачем нас учат, тратят на нас средства? Чтобы потом мы становились программистами, переучивались на экономистов или еще на кого-нибудь дабы прокормить себя и семью, и в итоге навсегда забывая про физику? Но тогда получается ужасно нелогично — у нас нет возможности реализовать потенциал, заложенный в нас вами, а главное — страна не получит отдачу от потраченных на наше обучение средств. Неужели остается только путь за границу?
Он внимательно слушал меня, потом слегка улыбнулся и ответил вопросом:
-А ты сможешь прожить без физики?
Я растерялся
— В смысле…
— Ну, ты можешь представить свою жизнь без науки? — переформулировал он.
— Я
— Понимаешь, простого «мне нравится» в ответе на этот вопрос недостаточно. Мне, допустим, нравится играть в футбол, но я, как видишь, не футболист. Должна быть внутренняя уверенность и преданность выбранной профессии. А главное — ты от нее должен получать удовольствие. То есть твоя профессия и твои успехи в ней должны сделать из тебя счастливого человека.
— Но, Лев Владимирович, должна быть и материальная основа? — перебил я.
— Постой, я не закончил. Сейчас мы переживаем трудный период в истории нашей науки. Это нужно хорошо и глубоко понимать, особенно тому, кто решил стать ученым. Ты должен оценить свои силы, а главное — меру привязанности к науке и признаться себе: смогу ли я преодолеть все эти трудности и при этом быть счастливым. Вот, например, мой сын. Он тоже закончил физфак и проработал с полгода в Московском радиотехническом институте, но вскоре понял, что это не его. Физика не может обеспечить ему счастливую жизнь. Сейчас он финансовый советчик в крупном банке, вполне собой доволен и не жалеет об уходе из института. Мне кажется, что он поступил правильно. Нигде, как в науке, такую важную роль не играет вера в себя и в правильность выбранного пути.
Теперь о материальной основе. Если ты точно решил связать свою жизнь с наукой, наилучшую схему развития твоей карьеры я вижу так: после окончания физфака нужно обязательно поступать в аспирантуру. Во многих научных центрах сейчас катастрофическая нехватка молодых умных голов и умелых рук.
В аспирантуре, помимо науки, придется подрабатывать. Конечно, может случиться, что ты уже аспирантом будешь входить в команду, работающую по какому-либо гранту, и тебе будут платить зарплату. Но есть и другой вариант — репетиторство. Как мне известно, сейчас полтора часа занятий стоят от 700 рублей и выше. Но обучать других не каждому дано. Главное — подработка не должна отнимать больше сил, чем занятия наукой. В итоге, если ты не лентяй и «вертишься», за время аспирантуры сможешь получать 400 и более долларов в месяц. С учетом того, что аспирантам предоставляется общежитие — жить можно. Затем ты должен заслужить степень кандидата.
После защиты самое время съездить на стажировку за границу. Посмотреть, что да как, себя показать, да и денег заработать. Ехать за границу лучше со степенью — больше уважения и перспектив. Кстати, за кордоном до сих пор уважают и признают русскую физическую школу, а некоторые большие ученые даже считают, что только в России остались самые мощные физики. Почему так — тоже расскажу.
Многие молодые ученые, уехав за рубеж, не возвращаются. Всем до боли известны их аргументы. Я же знаю два основных аргумента, почему нужно возвращаться. Первое — сейчас в России созданы уникальные условия, в которых худо-бедно, но можно заниматься любым направлением в физике. Происходит это примерно так: собирается группа ученых, оговаривает тематику, а потом ищет подходящий иностранный грант, так как официальной зарплаты хватает лишь на сигареты. Потом заключают контракт и занимаются любимым делом так, как им хочется, в среднем получая по тысяче долларов в месяц.
За границей
Есть известный пример, когда одного именитого русского физика спросили: «Почему у вас в России ученым так мало платят?» Он, не задумываясь, ответил: «Как же, все логично. Например, у водителя автобуса трудная и скучная работа — вредная, одним словом. У ученого, напротив, очень интересная и приятная работа. Выходит, водителю автобуса нужно доплачивать за вредность». Больше вопросов не последовало.
Есть второй и, на мой взгляд, главный аргумент. Сейчас средний возраст ученого — далеко за 50. Поколение физиков-выпускников
Лев Владимирович отпил глоток чая.
Я очнулся от рассказа.
— Данька, поставь еще кипятку, а то и чай уже остыл. Ешь варенье, не стесняйся…
За окном давно стемнело. Но мы еще долго сидели в маленькой кухне, пили чай и разговаривали.
А потом я возвращался домой с кипой иностранных научных журналов и без ответа на мой вопрос. Но теперь я знал его точную и ясную формулировку: «Ты сможешь прожить без физики?», а значит — и половину правильного ответа. Где искать остальные пятьдесят процентов, нетрудно догадаться.
Даниил Ильченко
