Председатель Наблюдательного совета Военно-исторического общества Сергей Иванов решил высказаться по поводу советско-германского пакта, 80-летие которого приходится на август.
На своей пресс-конференции Иванов коснулся вопроса о том, кто стал поджигателем Второй мировой войны. Он назвал «чушью» обвинения в адрес СССР и Сталина в развязывании глобального конфликта и сказал, что они «сознательно вдалбливаются». «Многие говорят, что нужно покаяться и платить, но это, конечно, полная чушь и наглость», — сказал Иванов.
Он также отметил, что пакт не был сговором двух диктаторов.
По его словам, если бы советские войска не заняли Польшу в 1939 году, вермахт оказался бы у старой польско-российской границы.
Мельком и вполне пренебрежительно Сергей Борисович отозвался и о так называемых «секретных приложениях» к пакту. По его мнению, «секретными, по сути, они давно не являются. Впервые приложения к советско-германскому договору 1939 года были опубликованы в журнале «Новая и новейшая история» в 1993 году. Они рассекречены. Те, кто интересуется, могут посмотреть и почитать».
Но, на мой вкус, можно было бы остановиться на приложениях и поподробнее. Хотя бы объяснить, почему целых 50 лет советская дипломатия и пропаганда так яростно отрицали их существование вообще. При этом оригиналы были надежно спрятаны в архиве ЦК КПСС (причем допуска к ним были лишены даже члены Политбюро) и только после того, как оказались в Архиве президента, их в 1992-м отыскал там глава парламентской комиссии генерал Волкогонов. А ведь именно в этих «приложениях» совершенно открытым текстом и были сформулированы договоренности о разделе Восточной Европы. Чего стесняться между своими?
ПАКТ МОЛОТОВА-РИББЕНТРОПА. ЦИТАТА
«В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сторонами.В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружеского согласия.
Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете».
В школе, которую я окончил в 1970 году, меня учили, что советско-германский договор стал выдающейся победой советской дипломатии. Что западные державы, с которыми мы долго и честно пытались договориться о создании антигитлеровской коалиции, тянули время, а сами за нашей спиной сговаривались с Германией, натравливая ее на СССР. И Сталин блестяще разрушил эти коварные планы. Мы получили два мирных года, которые были так необходимы для перевооружения армии. Мы отодвинули границы, воссоединив западных украинцев и белорусов с братской семьей народов, и потому в 1941-м начали войну не под Минском, а под Брестом. Нам надо было заботиться в первую очередь о себе. И наше правительство выполнило свой долг перед страной и народом. Да, обниматься с Риббентропом было неприятно. Но нам ничего другого не оставалось.
Боюсь, мой ровесник Сергей Иванов за минувшие после школы десятилетия ничего для себя нового так и не узнал, не прочитал, не обдумал.
В том-то и дело, что Сталин с Гитлером не просто договорились не нападать друг на друга — они договорились вместе напасть на тех, кому не повезло оказаться их соседями. Молотов в ходе ратификации договора заявил депутатам: «Мы твердо убеждены в том, что интересы СССР совпадают с коренными интересами народов других стран», — но у поляков, литовцев, финнов, да и у всех остальных, ни Молотов, ни депутаты ни про какие их интересы не спрашивали.
СССР постарался воспользоваться счастливым (как показалось его вождям) случаем и получить массу удовольствий от действительно неразумной предвоенной политики западных демократий. Но что поделать, у западных демократий были основания не доверять СССР — не меньшие, во всяком случае, чем у СССР — им.
Тем более что жизнь быстро показала, что общего с гитлеровской Германией у Сталина оказалось куда больше, чем с французами да англичанами. В чем, кстати, советские лидеры в своих публичных выступлениях не стеснялись тогда открыто признаваться. Например, в ноябре 1939-го все тот же Молотов гневно клеймил с трибуны сессии Верховного Совета СССР англичан да французов.
МОЛОТОВ. ЦИТАТА. 1939-Й ГОД
«Германия... находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются...В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны является ни больше ни меньше, как «уничтожение гитлеризма»...
Идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну за уничтожение «гитлеризма», прикрываясь фальшивым флагом борьбы за демократию»...
А в декабре все того же 1939-го Сталин так ответил Риббентропу на его телеграмму по случаю своего шестидесятилетия.
СТАЛИН — РИББЕНТРОПУ. ОТВЕТ НА ПОЗДРАВЛЕНИЯ С 60-ЛЕТИЕМ
«Благодарю Вас, господин министр, за поздравления. Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».
Совместно пролитая кровь к этому времени была только польской…
Итальянский министр Чиано записал в своем дневнике за Риббентропом: «Во время второй поездки в Москву он имел возможность беседовать с членами Политбюро на обеде, устроенном Сталиным. С германской стороны тоже присутствовали старые члены партии, вроде гауляйтера Форстера, который в конце заявил, что все идет так, как будто он общается со старыми товарищами. И сам он (Риббентроп) не мог отделаться от такого ощущения».
«Старые товарищи» стоили друг друга. Они не переставали думать, как бы им друг друга обмануть, и камень за пазухой держали оба. Так получилось, что первым ударил Гитлер.
Подписание пакта Молотова-Риббентропа. Фотохроника ТАСС
И все же.
Спросят: а где та грань, за которой разумный компромисс превращается в предательство принципов? Да и черт бы с ними, с принципами, когда на карту поставлено так много. А политика вообще — дело грязное и подлое. Но, как ни странно, аморальная политика — практически всегда — нерентабельна. А уж в нашем случае сговор 1939 года обошелся его участникам запредельно дорого. Советскому Союзу — в несколько десятков миллионов жизней; мы даже до сих пор не знаем — скольких именно. Сейчас официально признана цифра — 27 000 000.
Можно считать, что это — в том числе и цена неудачной дружбы.
Конечно, история не знает сослагательного наклонения. И во что обойдется нашей стране заключенный с Германией пакт, в 1939 году тоже никто не знал. Но сейчас-то мы кое-что знаем. И людям, оправдывающим — сегодня! — этот договор, знать тоже надо. И не только о моральной стороне договоренностей с фашистами идет речь. Сталин вообще допустил непростительную ошибку:
достаточно сказать, что два года «мирной передышки» Гитлер использовал значительно лучше СССР, и это — бесспорный факт.
Благодаря пакту Советский Союз далеко отодвинул на Запад свои границы (в связи с точно предсказанным «территориально-политическим переустройством» соседних государств). Но так ли сильно это помогло, если оборона на «новых территориях» рухнула ошеломляюще быстро. Один пример. Позорную войну с Финляндией Москва начала (в полном соответствии с «секретным приложением», кстати сказать) якобы только для того, чтобы обезопасить Ленинград. Почти четыре месяца шла эта «Зимняя война» с несоизмеримо более слабым противником; в результате ценой огромных потерь пограничные столбы передвинули, любимый город мог спать спокойно. Но сколько времени потребовалось тем же финнам для того, чтобы выйти на старые рубежи летом 41-го? Два месяца! Всего два! Уже к 31 августа финны стояли у ворот «города Ленина».
Сергей Иванов возглавил Наблюдательный совет Военно-исторического общества в апреле этого года. Видно, вопросы экологической безопасности, которыми должен заниматься специальный представитель президента и постоянный член Совета безопасности России, все решены, и это оставляет ему много свободного времени на общественную работу. Вообще, не слишком ли все они увлечены историей, коей никто из них не занимался профессионально и не учился этому — Нарышкин, Шойгу, теперь Иванов?..
Сергей Борисович заявил, кстати, что, по его мнению, постановление Съезда народных депутатов СССР с осуждением договора с Гитлером должно быть отменено как ошибочное. Последовательный товарищ. Сталин был бы им доволен.
«СУДЬБЫ МИРА ВЕРШИЛИСЬ ГРУППАМИ ПОЛИТИКАНОВ»
Сообщение Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. Выдержки из доклада председателя комиссии А.Н. Яковлева 23 декабря 1989 года на II Съезде народных депутатов СССР
Борение за истину и есть двигатель истории. Историческая совесть призвана сберечь прогресс от лукавства, от дьявольского соблазна сыграть с прошлым в прятки. Мы совершили бы двойную ошибку, попытавшись вывести за скобки «неудобные» темы. Оправдывать собственные падения грехами других — путь не к честному самопознанию и обновлению, а к историческому беспамятству.
Нападение Германии на Польшу 1 сентября 1939 года было началом трагедии. Но и финалом политики по отношению к германскому империализму. Курса, проводившегося, как правило, без Советского Союза и зачастую против его интересов.
Скороспелые решения, мистифицирующая иррациональность восприятия действительности были распространенной болезнью в ту пору. То, что Лондон и Париж мнили «венцом умиротворения» Германии, гарантирующего демократиям уют и покой на годы и десятилетия, Гитлер воспринял как откровенный сигнал к силовой борьбе за гегемонию в Европе. Практически после Мюнхена не стояло вопроса, будет или не будет война, речь шла совсем о другом — кто станет очередной жертвой и когда.
Теперь, конечно, гадать трудно. История уже состоялась. Даже предположения и те неподсудны нормальной логике, поскольку поведение всех субъектов политики было непредсказуемым. Нельзя отделаться от впечатления, что на сцене истории лицедействовали игроки, а не политики. Одно ясно: ответственности, не говоря уже о мудрости, недоставало всем, за что человечество жестоко поплатилось.
В этом же контексте можно рассматривать и такой вопрос: была ли реальной угроза нападения фашистской Германии на нашу страну в 1939 году? Естественно, ответ на него выходит за рамки возможностей и целей нашей комиссии. Дать его призвана наука. Настоящий анализ этой проблемы не был дан ни тогда, ни позднее. И все же документы говорят, что советская политика строилась тогда чаще на оперативных сообщениях, нежели на глубоких стратегических выкладках.
Была ли возможность свести переговоры с Берлином только к заключению договора о ненападении? Анализ свидетельствует — безусловно.
И в том виде, в каком договор был подписан 23 августа 1939 года, он пополнил бы обширный каталог урегулирований, известных мировой политике. Аналогичными взаимными обязательствами, по-разному оформленными, Германия к тому времени обменялась, в частности, с Польшей — 1934 год, с Англией и Францией — 1938 год, Литвой, Латвией, Эстонией — 1939 год.
В отличие от оценки секретных протоколов, по которой в комиссии было полное единство, относительно самого договора высказывались разные мнения.
Первое — что в конкретных условиях того времени договор был правомерен политически. Политика Германии и Японии, позиция западных демократий не оставляла Советскому Союзу иного выхода. Руководство СССР обязано было принять меры для обеспечения безопасности страны, хотя бы оттянуть начало войны и использовать выигранное время для укрепления экономики и обороны.
И другое — что Сталин пошел на заключение договора о ненападении по иным причинам. Главным его мотивом было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов: то есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию. То есть центральным мотивом договора были имперские амбиции.
Взвешивая слагаемые прошлого, выделяя уроки на будущее, Комиссия Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года пришла к следующим выводам.
Сам по себе договор с юридической точки зрения не выходил за рамки принятых в то время соглашений, не нарушал внутреннего законодательства и международных обязательств СССР. Юридически он утратил силу 22 июня 1941 года. Все советско-германские соглашения, какие существовали на тот момент, были полностью зачеркнуты с первым залпом орудий на рассвете 22 июня 1941 года. Это не только наша позиция. Это признанная норма международного права. Что касается послевоенной Европы, то строилась она на международно-правовых нормах, имеющих иные истоки, что отражено прежде всего в Уставе ООН и Заключительном акте общеевропейского совещания.
Другой вопрос, что у Сталина и некоторых людей из его окружения уже тогда могли быть имперские замыслы, чуждые принципам социализма.
...Но это выходит за рамки самого договора как международно-правового документа.
Точно так же к этой оценке не имеют отношения иллюзии, которым, судя по всему, предался Сталин после заключения соглашений 1939 года. Иллюзии, не позволившие должным образом использовать полученную мирную передышку, в значительной мере демобилизовавшие и дезориентировавшие антифашистские силы, что не могло не нанести ущерба последующей борьбе против гитлеризма и его союзников.
Комиссия сформулировала оценки и в отношении протокола. Они таковы.
Первое. Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал, хотя его оригинал не обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах. Имеющиеся в распоряжении правительств СССР и ФРГ копии могут быть на уровне современных знаний признаны достоверными. Да и сами последующие события развивались точно «по протоколу».
Второе. Исходный протокол был составлен в МИД Германии и принят Сталиным и Молотовым с небольшими поправками. Советские участники переговоров, не к их чести, забыли свои изначальные пожелания о двойных гарантиях независимости прибалтийских стран. Они не настаивали на отражении в протоколе готовности Германии образумить Японию, удовлетворившись устными обещаниями Риббентропа на сей счет.
Третье. О факте подготовки протокола не ставились в известность политические и государственные инстанции Советского Союза. Молотов не имел должным образом оформленных полномочий на его подписание. Протокол был изъят из процедуры ратификации и не утверждался законодательными или исполнительными органами страны.
Четвертое. Будучи принят в обход внутренних законов СССР и в нарушение его договорных обязательств перед третьими странами, протокол в юридическом смысле являлся изначально противоправным документом, представлял собой сговор, выражавший намерения подписавших его физических лиц.
Наверное, впервые о событиях трудного предвоенного времени говорится в столь жестких и безоговорочных формулировках. Но когда-то должна была быть сказана вся правда, даже самая горькая.
Секретный протокол от 23 августа 1939 года точно отразил внутреннюю суть сталинизма. Это не единственная, но одна из наиболее опасных мин замедленного действия из доставшегося нам в наследство минного поля, которое мы сейчас с таким трудом и сложностями хотим очистить. Делать это надо. Общественные мины коррозии не знают. Мы не можем не сделать этого во имя перестройки, ради утверждения нового политического мышления, для восстановления чести социализма, попранной сталинизмом.
...В заключение хочу сказать следующее. История сама себе прокурор и судья. Но, погружаясь в нее, мы не можем абстрагироваться от того, что предвоенные события развивались в другой системе координат. Тогда страны еще не осознали себя в едином потоке человечества; ни общеевропейские, ни общемировые идеалы справедливости и гуманизма не пробились к общественному и особенно государственному сознанию; голос мыслителей, увидевших предел цивилизации, перекрывался топотом солдатских сапог и овациями в честь вождей; судьбы мира вершились замкнутыми группами политиков и политиканов с их амбициями и эгоизмом, демагогией и отстраненностью от масс; уделом народов многие хотели навсегда сделать обслуживание этих групп, да еще участие во взаимном истреблении.
Понадобилось ввергнуть мир в пучину безумия, прежде чем идея взаимосвязанности и судеб, и коллективных действий во имя избавления Земли от тирании и возрождения мира начала утверждаться как объективная истина.
Рано или поздно правда выходит на свет божий, фальшь отметается. Без такого нравственного очищения немыслимо развитие цивилизации. Сегодня признать это важнее, чем когда-либо прежде. Народы могут спокойно жить и быть уверенными в будущем только все вместе и никак не друг против друга.
Павел Гутионтов
