Москва, я люблю тебя

Есть такой фильм «Париж, я люблю тебя». Очень славный. Там рассказываются короткие истории о парижанах. О том, какие они разные, и как по-разному живут, и как все вместе составляют то, что сегодня зовется Парижем — многовековым городом с современной душой.

Мне бы очень хотелось, чтоб кто-то снял такой же фильм о Москве. Пусть там тоже будут истории о наших поступках, разочарованиях и мечтах, которые сливаются в душу города.

Но только это должны быть настоящие истории. Не лестные и героические, а обычные, жизненные. Такие, какие есть.

Пусть, например, там будет история про Серегу из одиннадцатого дома, с которым мы вчера вечером столкнулись в магазине на остановке, и он сообщил с гордостью, что у него родился ребенок. Второй!

Он не вспомнил, кто родился — мальчик или девочка. Ему это было не важно. Он брал пиво и с болью рассказывал про жену, как она, бедная, мучилась последние две недели и все спрашивала: «Почему мужчины не рожают?» — а в роддоме ей сделали кесарево, и она, как только отошла от наркоза, сразу ему позвонила, так что сейчас все нормально, роддом элитный, а он, Серега, гуляет пока, поскольку живет один, малого забрала теща, а жену выпишут не раньше среды. «Приглашаешь зайти, что ли?» — спросили мы. «Да нет, — ухмыльнулся Серега. — У меня там Витек, он девку какую-то подогнал…»

У Сереги, отца двух детей, была модная стрижка. Вся башка выбрита машинкой, а впереди — жидкая челочка до бровей. Раньше так стригли мальчиков дошкольного возраста. Покороче, чтоб вши не заводились.

Про вшей в этом фильме, конечно, никакой истории не будет. В Москве, которую я люблю, вшей нет, а есть только хорошие животные — собаки и кошки, и хорошие люди, которые с ними носятся как с писаной торбой, подбирают больных и голодных, лечат, кормят, ставят на ноги, сажают себе на шею и обожают, как родных детей.

Да, хорошо бы рассказать в фильме про кого-то из них. Пусть это будет история про мужчину, которого я вижу по утрам, когда гуляю с собакой в рощице возле дома. Каждое утро в полдевятого он идет мимо нас на работу и непременно подходит к тому месту, где четыре года назад похоронил своего пса. Четыре года, каждое утро, в любую погоду он подходит к его могиле и стоит, замерев, минут пять. Или десять.

Мы здороваемся с ним, улыбаемся. Он очень приятный человек. К сожалению, я не знаю, как его зовут. Но имя — как и пол ребенка — совсем не главное в Москве, которую я люблю.

В нашем городе главное — сила духа. Хорошо бы показать ее так конкретно, как показала я в прошлую субботу, когда гаишник вымогал у меня сто рублей за нарушение, которого не было. Я устояла, не дала ему денег, и он вернул мне права без всякого штрафа, но обозвал при этом оскорбительно. И я опять устояла — каким-то чудом не съездила ему по морде и не обозвала в ответ. Просто молча взяла права и уехала, и не влипла в скверную историю, которая могла испоганить мне жизнь. И потом страшно радовалась и гордилась, что наконец научилась проявлять выдержку и характер.

Характер, выдержка и сила духа — лишь они позволяют выживать в Москве, которую я люблю, несмотря на хамство и пьянство, пробки и набитые вагоны метро, стаи бродячих собак и мошенников в форме, подстерегающих на каждом шагу.

Выживать для того, чтоб осенью шуршать листьями на Тверском бульваре, летом ездить купаться в Серебряный Бор на третий пляж, в ночь выпускного бала встречать рассвет на Воробьевых горах, кормить на Чистых прудах уток, теряться в арбатских переулках, с Курского уезжать в отпуск, дивиться на строящиеся небоскребы, покупать шаурму у нездешних людей, смотреть с Москворецкого моста на купола и красные стены и знать, что нигде в мире нет такого Кремля. Только здесь — в Москве, которую я люблю.

Юлия Калинина