Мы не можем жить без изгоев?

В глубине души каждый, кто сомневается в себе, боится именно этого: чтобы они все объединились против тебя. Пусть ты их ненавидишь, или не любишь, или просто не хочешь быть с ними, но ты знаешь, что самое страшное — это беззащитное открытое одиночество. Для них это вызов, и все видели, что делают с теми, кто несет это бремя…

Моя мама была учительницей в моем же классе, и она часто просила меня как-то повлиять на сложившуюся неправильную ситуацию. Если кого-то начинали травить или игнорировать, я должен был взять «жертву» к себе в пару. Быть с кем-то вдвоем означает, что ты хоть как-то социально укреплен. Травить двоих сложнее, на это надо решиться.

Изгой не может быть в паре. Он одинок по своей сути. Изгой — это тот, кто не смог адаптироваться и прижиться, не понял общих законов, просто не поинтересовался ими. Обычно это те, кто не поддерживает дворовых легенд, не знает местных героев, не увлекается тем, что заполняет жизнь большинства. Главное — он не скрывает этого.

Так было с нескладным, жутко умным Васей. Вася не умел бегать и прыгать, не ругался матом и не смотрел картинки с голыми тетками в туалете, а читал книжки, знал ботанику и ездил в походы. В какой-то момент его перестали принимать в общие игры, так что он просто стоял в стороне или шатался вокруг школы. Хотя было совершенно непонятно — переживает ли он свое одиночество, мне было поручено ввести его в группу мальчишек. Немного побродив с ним, я потащил его к играющим в футбол.

И тут случилось то, чего я больше всего боялся: нам отказали обоим. «Идите отсюда оба, можешь рассказать своей мамочке — нам наплевать. Вы нам не нужны! Ясно?!» Это было общее мнение. Ошарашенный, я побрел со своим новым товарищем по несчастью на другую площадку, где играли девчонки. Попроситься к ним — значило бросить Васю, показать свою слабость. Вася извинился и сказал, что пойдет почитает книжку, мол, ему надоело гулять…

И я остался один, отвергнутый и удивленный. Тогда, в пятом классе, я впервые испытал это шаткое ощущение коллективности. Я знал, что слаб, потому что не целиком отдан их ценностям и забавам, во мне есть изъян, который могут заметить, и тогда…

— Ведите себя тихо, мне надо на секунду отлучиться, — усталым голосом произнесла учительница, но было понятно по ее взволнованному лицу, что вернется она нескоро. Все мирно загудели, но через некоторое время несколько парней встали и пошли к крайнему ряду, где сидел нерусский мальчик с именем известного голливудского актера и культуриста — Сильвестр. Он учился с этими ребятами с первого класса.

Вытолкав одного двоечника за дверь стоять на шухере, они начали медленно, полукругом подходить к Сильвестру. Он сидел около окна и рисовал свои безумные картинки с яркими линиями и ядовитым фоном. В классе повисла напряженная тишина. На лицах появились улыбки: всем было смешно и противно, поэтому некоторые девочки, особо тесно общавшиеся с «активистами», неуверенно попросили их успокоиться.

Двоечник из-за двери сообщил, что никого не видно, тогда один стал выдирать у жертвы рисунок, второй — давать сильные подзатыльники и дергать за ухо, третий схватил его рюкзак. Они отбежали, давая возможность Сильвестру с красным от ударов ухом обнаружить пропажу рюкзака. Рисунок был разорван и кинут под парту. Немного покидавшись рюкзаком, они сдернули с него кроссовку и выкинули обувь в окно. Напоследок каждый смачно в него плюнул, и, хохоча, все уселись на свои места…

Совсем не все имеют право бить изгоя. У него могут быть свои покровители, и тогда удар при «хозяине» может повлечь за собой столкновение с «авторитетом». Бьют те, кто «право имеет»: если у одного нет пределов терпения, то у других нет пределов издевательствам. Кстати, изгой — не обязательно человек с физическим дефектом. Сильвестр, я уверен, в бою один на один мог бы победить любого из своих обидчиков, но этих он не посмел тронуть. Когда же его пытались обижать другие, он жестоко отбивался.

Изгой — это крайний социальный статус. Он дает возможность остальным почувствовать свое место в середине или ближе к краю. С самим изгоем общаться публично довольно опасно — он из касты неприкасаемых. Коснувшись его, ты сам рискуешь оказаться таким же.

Он — своеобразный показатель расстановки сил.

Есть те, кто «в середине»: они никого не бьют, но и их очень редко трогают. Они — зрители, ничего не значащая масса. Есть «крутые», обычно из двоечников, — тайные любимцы учителей и девочек. Тусуясь около школы и владея физическим превосходством, они держатся замкнутой группой. Именно они «проверяют» новичков, и именно они — бьют. И есть изгои. Их никогда не бывает много, да это и не нужно. На примере одного всегда понятно, что бывает с теми, кто не такой, как все, кто крайний. Он образец непутевости, яркого отклонения от нормы, «антипример». Им пользуются даже учителя, чтобы отвести душу, а заодно продемонстрировать остальным, как нехорошо отрываться от коллектива…

— Господи, радость моя, что ты скачешь на одной ноге?! — зачем она спрашивает, когда сама знает, почему он скачет без ботинка, а его свитер заплеван. — Ни черта не делаешь, зато на одной ножке прыгаешь по классу, и так уже девять лет. Это опять вы хулиганили? Перестаньте его обижать, ему и так не удается домашнее задание сделать, а вы его еще по голове бьете, вон — все ухо покраснело. Ну, беги быстрее. Совсем обалдели. Кто это сделал — наши старые друзья? Димочка, что тебе не сидится!

Даже в институте бывает, что преподаватель выбирает себе «мальчика для битья» и постоянно спрашивает его, сопровождая свой вопрос и его ответ язвительными комментариями, демонстрируя, как плохо и невыгодно быть таким, как этот.

Я спрашивал, какие чувства вызывает у остальных такая ситуация. Все отвечали примерно одно: «Преподаватель ведет себя непедагогично, позволяет себе слишком много. Но я не понимаю N. По-моему, проще сесть и выучить, чтобы не испытывать такого унижения. По крайней мере я, если бы оказался изгоем (упаси господи, конечно), я бы сел и выучил так, чтобы доказать…» Но это невозможно. Это означает — выйти из своего статуса, изменить свою роль, в которой тоже есть неожиданные преимущества.

— А я слышал в туалете разговор: там одиннадцатый класс рассказывал, что все экзамены — фуфло. Директор всем ответы написал на доске, а мамаши, которые бутерброды раздают, решают все за тебя. Так что можно сидеть и хоть стихи сочинять! А вы тоже будете нам помогать, когда мы будем сдавать экзамены, или только директор все снова на доске напишет?! — говорящий заходится идиотским смехом, напоминающим блеяние.

В классе повисает неловкая тишина. Вообще-то, о том, что творится на экзаменах, не принято говорить вслух, но всем безумно интересно, как это происходит. И хотя смешно, что этот «чудачок» задал такой нелепый вопрос, ответ на него хотелось бы услышать всему классу. Учительница пытается отшутиться, слегка сбиваясь на прямые оскорбления задавшего вопрос, но все привыкли к тому, что его оскорбляют, а он привык спрашивать все, что придет в голову, зная, что ему ничего не будет…

Изгой иногда бывает похож на юродивого. Его статус позволяет ему говорить то, что другие никогда в жизни не посмели бы сказать. Он даже обладает некоторой свободой, непозволительной для остальных: ему вроде и аттестат не нужен, ему вроде не нужен никто, поэтому он может сказать все, что захочет. Он может дерзить учителям, делать справедливые замечания хулиганам. Ему все равно предстоит получить свое, он уже не боится.

Бывает, что такие люди высказывают общее мнение, но из-за некоторой их странности эти слова не воспринимаются всерьез, вернее — на них всерьез не реагируют.

Все понимают, что такой человек необходим, иначе все смешается. Он как бы очерчивает для остальных границы дозволенного.

Получается, мы не можем жить без изгоев?

Иосиф ФУРМАН