Н. Сванидзе. Вы жили в Советском Союзе. Вы не помните, как выглядели прилавки магазинов? Вы не помните, как выглядели квартиры, в которых мы жили? Вы не помните, было ли детское питание, были ли средства женской гигиены, без которых сейчас немыслима наша жизнь? Была ли туалетная бумага?
Из интервью на «Эхе Москвы»
Н. Сванидзе. Символ брежневской плановой экономики — это гражданин, идущий по улице с гирляндой рулонов туалетной бумаги...
Н. Сванидзе. Туалетная бумага... Это шутка, когда она есть, а когда её нет...
С. Кургинян. Это трагедия!
Хохот в зале.
Н. Сванидзе. Секундочку! Насчёт туалетной бумаги... Я должен ответить на реплику. Вот когда её нет, это очень плохо, а когда она есть, её не замечаешь...
С. Кургинян. Николай Карлович, родной, я лично для вас создам особый склад туалетной бумаги!
Из телешоу «Суд времени»
Недавно задал себе вопрос, на который не смог ответить. Я спросил себя: «А чем я в советскую эпоху вытирал попу?» Ответить не могу до сих пор. Я не помню.
Это, конечно, не то же самое, что забыть дату рождения. Но всё же... Речь идёт о действии почти ежедневном. Кажется, обязан помнить, а как-то не вспоминается.
Почему — вот вопрос. Отчего память мою заклинило? Видимо, это случилось потому, что в то далёкое время мысли занимало иное. Была пора взросления и надежд, пора иллюзий, любви, книг, споров и путешествий. Всё было интересно, свежо и важно.
До мельчайших деталей сохраняется в памяти ветхий пансионат, куда однажды занесло в обществе однокурсницы, до слова вспоминаются споры в общаге, когда мы орали как сумасшедшие: «Коммунизм — это религия!», «Рок-н-ролл — наше всё!» (и никто ни на кого не стучал). Мне никогда не забыть вкус «Белого аиста» (этого мёда советской юности), неумелую игру на гитаре в переполненных комнатах и аромат женской кожи, сводящий с ума. Я помню строки чужих стихов, походы на авангардные выставки, ночные дежурства у кассы «Иллюзиона», а вот про туалетную бумагу забыл. Как отрезало.
Полагаю, что в этом я не совсем одинок. Не удивлюсь, если этот вопрос поставит в тупик миллионы. Однако существует другой тип сознания, который рисует кошмары прошлого и упрямо доказывает, что жизнь вне туалетной бумаги потеряна навсегда.
Это сознание, глядя в былое время, ничего в нём не видит, кроме людей с постыдными ожерельями и пустых прилавков. Вот нечего людям вспомнить, кроме того, что сидели и скучали на толчке. И как не могли жрать в три горла.
Как же они жили, несчастные?! Что за убогая у них была жизнь, если эти образы составляют соль их воспоминаний?
И что это за странная, мелочная черта — тащить через годы обиду на былой дефицит, на трудности быта и бесконечно бросать прошлому обвинения в том, что не всласть поел, не вволю попил? Ведь речь идёт о стране, которая напряглась в невероятном усилии, чтобы выжить, стране, которая разгромила суперврага рода людского и спасла твою шкуру, твою горячо любимую задницу.
Так память ведёт себя только в двух случаях: если гражданин психически нездоров или если он ясно осознаёт свою миссию — вбивать в сознание общества пугающие карикатуры.
Но у общества же есть собственные воспоминания, которые не стереть и не подменить. Тот, кто жил в ту эпоху, помнит, что к туалетной бумаге жизнь отнюдь не сводилась. Он видит, что карикатуры лукавы.
Наверное, были люди с туалетными ожерельями. Какой-нибудь маргинал, которому всё до лампочки, мог нацепить это на шею. Но я лично таких не видел — не повезло. Я помню человека, который нёс туалетную бумагу в сеточке для продуктов. Человек чувствовал себя неуютно. Это было написано на лице. Прятали обычно такое под другими покупками, потому что иначе это вызывало улыбки.
И пустые прилавки были. И небогатый, мягко скажем, «ассортимент». Но заявлять, что в СССР было нечего есть... Что, никто не помнит, когда в магазины завозили продукты? Все помнят: около одиннадцати и около четырёх. Утром — для пенсионеров, днём — для тех, кто пойдёт с работы. Все забыли, как бегали за продуктами в рабочее время, чтобы не толкаться в очередях? Как у столов стояли эти сумки и сеточки.
Но у кого-то другие воспоминания. Вот Сванидзе Николай Карлович уверяет, что в магазине «Молоко», расположенном в его доме, молока не было. Никогда. Молоко завезли только на Олимпиаду.
Я приехал в Москву после армии, в конце
Кстати, цену молока ведущий эксперт не забыл? Оно так же тогда стоило — как сегодня бутылка водки? В те годы за молоко платили копейки, а за водку — 3.62, 4.12%u202Fи выше. Все же помнят эту музыку цифр. И, к счастью, не одно только это.
Память — лакмусовая бумажка души. Она проявляет главное в человеке: склочность или великодушие, мелочность или щедрость. Скажи мне, что ты помнишь, и я скажу тебе, кто ты.
Валерий РОКОТОВ
