Актер Иван Янковский считает, что жизнь может испугать посильнее хоррора, уверен, что российские блокбастеры не менее крутые, чем американские, а чтобы режиссерское кино рулило, нужен автор вроде Кристофера Нолана. Об этом звезда фильма «Текст» рассказал «Известиям» после завершения съемок сразу в двух проектах — сериале «Топи» и драме «Огонь».
— После «Текста» вы продолжили сотрудничество с писателем Дмитрием Глуховским, на январь намечен выход сериала «Топи» по его сценарию. В сериалах вы раньше не были замечены.
— Да, не был, но Дмитрий — большой писатель и драматург. На сегодняшний день один из лучших сценаристов в стране, поэтому вновь работать над его произведением в формате киносериала было счастьем и праздником для меня. Надеюсь, это будет здорово. Мы с Митей работали в фильме «Текст», подружились, и когда мне скинули сценарий сериала, я очаровался, влюбился. Вопросы, которые там Митя задает через моего персонажа, меня касались и касаются. И особенно хотелось с режиссером Владимиром Мирзоевым поработать.
— Из трейлера видно, что будет что-то страшное. Хоррор?
— Нет, скорее экзистенциальное путешествие. Трип в глубину души. История про поиск себя, про поиск веры, Бога, про дьявола, про Иисуса.
Трейлер нагнетает много жути, но кино глубже, чем просто какая-то страшилка, жесть. Там страшно не от того, что тебя пугают, а оттого что так действительно происходит в жизни, и это касается каждого.
— А раньше почему не снимались в сериалах?
— Для меня кинотеатральная форма намного ближе. Это просто мои детские впечатления от кино, когда я ходил туда с папой, с дедушкой. Купить билеты, очутиться в зале и оторваться от реальности на два часа. Люблю момент, когда загорается экран, начинаются трейлеры. А если сидишь ближе к концу зала, то слышен звук проектора. Когда маленьким еще был, запомнил этот звук. Помню, как меня мама в «Зарядье» первый раз сводила на 3D-фильм. Поход в кино — это же целый грандиозный процесс, не просто так. Мне важны пленка, экран, звук, то есть всё, вплоть до мелких деталей. Хотя, конечно, дома смотрю сериалы, фанат HBO и «Нетфликса».
— На ваш взгляд, сейчас в России достойные истории снимают?
— У нас сериалы крутые снимают, особенно на платформах. Дело в условиях работы. Там определенное количество смен — значит, ты должен торопиться. В кино можешь больше сосредоточиться на каких-то определенных сценах, больше понять о своем герое. Для меня это предпочтительнее. И вообще всё, что я вам сейчас рассказал, может не иметь никакого отношения к реальности. Завтра я могу считать по-другому. Всё зависит от моего настроения.
Пожар в павильоне
— Однако… Тогда поговорим о ваших следующих ролях — «Не лечи меня» или «Ребра», не знаю, как его в итоге назвали.
— «Не лечи меня». «Ребра» прикольнее было, но опять же — картину же надо продать.
— Вы там врача играете?
— Да, хирурга. Это сатира на ситуацию в российской медицине. Где-нибудь не в центре Москвы существует больничка, в которую поступает много людей, а мы их лечим. С улыбкой на лице продолжаем лечить, несмотря на то что у нас ни оборудования современного, ни технологий, мы далеки от оптимизаций, которые нам все обещают...
— Многие ждут выхода фильма «Огонь». Это блокбастер?
— Да, огромный фильм, сделанный, на мой взгляд, большим режиссером. Алексей Нужный — потрясающий человек, который умеет работать в разных форматах. Картина, кажется, должна выйти под Новый год. Там история современная, про пожарных, про мужиков, которые спасают людей от огня. Константин Юрьевич Хабенский — главный пожарный, он играет нашего, так скажем, пожарного мастера, а мы его дети. Пожарные-мини, пожарнята.
Я никогда не сталкивался с такой масштабной работой — снимать огромные лесные пожары в павильоне. Нам отдали в Петербурге на автозаводе «Форд» павильон, в котором построили лес, а когда нажимали кнопку — всё горело. Всё горело к чертовой матери! Потом нажимали кнопку — и гореть переставало. Мы там сами чуть не сгорели. Были моменты страшные, когда можно было подпалиться хорошенько... Я очень всем доволен, что там происходило, самим процессом. И заняты в фильме потрясающие артисты, мои друзья-коллеги: Виктор Добронравов, Антон Богданов, Роман Курцын, Тихон Жизневский, с которым мы на этих съемках познакомились, а потом вместе в «Топях» снимались. Константин Юрьевич Хабенский — большой мастер, счастье с ним поработать. Сейчас мы вновь играем вместе с ним в ленте «Чемпион мира» о трехмесячном поединке между Карповым и Корчным.
— Многие считают, что наши блокбастеры — жалкая попытка подражать Америке.
— В чем мы пытаемся подражать? Америка снимает свои ситуации, условно говоря, блокбастеры, которые может позволить себе за такие деньги. Российские блокбастеры касаются нашей истории, спортивных событий, достижений. Людям это нравится, они хотят что-то узнать — например, о Харламове. Сейчас «Стрельцов» вышел с Сашей Петровым. Это же всё интересно зрителю!
— Только про спорт интересно?
— А про что нам еще снимать блокбастеры? Это наши родные истории, советские, российские, которые людям хотелось бы видеть на большом экране: прочувствовать, побыть с этими героями.
Я сам спорт люблю. С детства играл в большой теннис. Маленьким, когда в Лос-Анджелесе оставался на три месяца, выиграл там юниорский турнир. С удовольствием спортсмена сыграл бы — хоккеиста, к примеру.
— Как думаете, почему продюсерское кино всё чаще обходит режиссерское?
— Чтобы режиссерское кино рулило — нужен автор. И автор, как Кристофер Нолан, должен прийти и сказать: я хочу снять про время назад, и вы там три раза переродились, и ты, значит, оттуда выйдешь, а чернокожий артист замечательный, значит, назад будет идти во времени.
И ему ответят: «Да-да-да, давай, на тебе 200 млн, ты — автор». У нас в стране таких возможностей нет. Я не знаю режиссеров, которые такое могли бы придумать и сделать хорошо. То есть авторы существуют, конечно, но в них верят на других бюджетах. Ну а выбор артиста зависит от того, каков его внутренний мир и о чем он хочет разговаривать. Дело же не только в деньгах. Естественно, что у каждого ситуация своя, но мне кажется, деньги и искусство — понятия с давних пор разделимые. Не всегда надо ждать каких-то денег от подлинного искусства.
— По-вашему, настоящий художник должен быть беден и голоден?
— Нет. Подлинное искусство не всегда окупается, не всегда ставит перед собой задачи собрать кассу, заработать деньги. Понятно, что это интересует продюсерскую сторону, но я не думаю, что Андрей Арсеньевич Тарковский волновался о сборах своих картин. Может, я ошибаюсь, может, он ждал от «Зеркала» миллионы... Но мне кажется, это не так.
Для него основной задачей было войти в контакт с Вселенной, с Разумом, с Богом. Хотел разобраться и понять, что произойдет с человеком после смерти. Вот, мне кажется, что его волновало. Я могу ошибаться, кто-то, может, меня разорвет потом и поправит: «Нет, Иван, он думал, когда «Жертвоприношение» снимал, о кассе».
— В фильме «Хандра», который уже вышел на экраны, вы сыграли молодого Тарковского. Очень похожим он получился.
— Я готовился, смотрел его знаменитое интервью латвийскому телевидению, другие передачи, но задачи достичь внешней похожести не было. Об Андрее Арсеньевиче я с детства слышал, благо семья моя с ним была связана тесно, поэтому знал, кого играю и что это был за человек... В «Хандре» мой персонаж показан в шутливой, легкой манере, не в коем случае не в насмешливой. Сюжет в том, что режиссеру снится Тарковский, поскольку он хочет снимать авторское кино, а продюсеры требуют от него блокбастеров про баскетбол, хоккей или про что еще — не помню. Вот герой и представляет, что бы было, если бы Андрею Арсеньевичу в свое время партия диктовала свои условия.
— Как-то вы говорили, что не любите видеть себя на экране.
— Нет, почему, я иногда смотрю, когда получается. Но вынужденно. «Текст» увидел на премьере. В целом, не скажу, что я большой фанат смотреть на себя. Я сам себя дико раздражаю на экране. Все-таки мы для зрителя кино делаем, не для себя.
— Что происходит у вас с театром? Последняя премьера была в Театре Ермоловой, спектакль «Утиная охота», у которого много хороших отзывов.
— А что там должно происходить? Играю спектакли репертуарные, погуглите. Театр — мой дом, люблю очень. Я воспитан Театральной школой Сергея Васильевича Женовача, его выпускник, служу в театре «Студия театрального искусства».
— Есть какие-то театральные амбиции, например работать в МХТ имени Чехова?
— Я иду от предложений. Хотел бы Макбета сыграть, если мне предложат, или Короля Лира. Хотел бы Рогожина сыграть, Раскольникова, поработать со словом Федора Михайловича Достоевского. Если такие предложения будут, с головой окунусь в работу.
— Соотношение театра и кино у вас неравноценное.
— Вы имеете в виду, что у меня мало в театре работ? Нет, мне хватает, чтобы свою жизнь можно было строить параллельно театру, чтобы я мог заниматься проектами в кино, писать сценарии, с моими партнерами думать о том, что делать в будущем. Актер для меня не делится на актера театра и актера кино. Это профессия, и я стараюсь заниматься ею в разных, скажем так, качествах.
— Вы производите впечатление человека одержимого профессией, но закрытого. Интервью не любите давать, общаетесь ершисто, светской жизни сторонитесь…
— Мне кажется, что за меня больше говорит работа. Хочется, чтобы было так.
— Вы стали популярным актером, это нормально, что у вас берут интервью — люди хотят вас узнать.
— Я скорее актер, которого знают. В нашей стране популярность — другое понятие. Я же не Киркоров, не Лобода. Моя популярность больше распространяется на ценителей, которые в кино любят ходить или в театр. Закрытая популярность, для своих, что ли. Я не тот, кого во дворе узнает каждая собака.
Анна Позина
